Виппер, не упоминая Вл. Соловьева как своего предшественника, сравнил итоги деятельности Грозного с итогами деятельности Петра I. Так же, как Соловьев, он считал, что целью войны Ивана IV с Польшей и Швецией было приобретение пресловутого «окна в Европу». Но «когда речь идет о Петре I, – с горечью взывал историк, – все готовы признать, что его реформы находятся в тесной зависимости от тяжелой всепоглощающей войны. Странным образом под этим углом зрения об Иване Грозном почти не судили: историки пока не осветили нам связи между внешней и внутренней его политикой»[240]. Действительно, на внешнюю политику царя предшественники Виппера обращали меньше внимания, но именно потому, что, с тех пор как царь устранил деятелей Ближней рады, внешнеполитическая деятельность от начала и до конца была малоудачной. Но то, что историк попытался сравнить двух русских царей, между которыми более ста лет истории, заслуживает дальнейшего разговора. К Ивану IV и Петру I я бы добавил еще Иосифа Сталина, который еще более осязаемо присутствовал в жизни историка. Все они присутствуют для нас и в наши дни. В своем месте обсудим и это.
В последней главе издания 1942 г. Виппер сохранил практически все, что было опубликовано в 1922 г. Добавил только небольшой раздел, в котором дал уже знакомую нам характеристику запискам Штадена и Шлихтинга. Сюда же он ввел рассуждение: появись записки в России лет на 20–30 раньше, они подкрепили бы мнение дореволюционных историков о том, что опричнина – это аппарат для исполнения произвольных опал, конфискаций и казней. Весь фрагмент воспроизведен по Ташкентскому докладу 1942 г., но автор сдобрил его верноподданническим рассуждением об историках, работающих «методом марксизма, выясняющих производственные отношения, классовое деление общества и классовую борьбу, изучающих правительственную политику в связи с социальным движением». Из него можно было понять, что только тот, кто работает «марксистским» методом, может «действительно понять эпоху Грозного и истинную роль авантюристов XVI в., иностранцев, проживавших в Москве, эдаких «профессиональных предателей»[241]. Из контекста становилось ясно, что этот истинный «марксист» и есть сам автор. Свою заключительную, якобы «марксистскую», абракадабру он «подкрепил» цитатой из давней сталинской работы «Марксизм и национальный вопрос» о роли великороссов в объединении национальностей. Виппер утверждал, что цитата позволила ему, наконец, восстановить подлинный социально-политический облик учреждений эпохи Ивана Грозного. Еще одна ссылка на «Капитал» Маркса была сделана в начальном разделе книги. Тогда это были строго обязательные для всех научных и популярных работ ссылки на «классиков марксизма-ленинизма». Ими он увенчал новое издание старой апологетической книги о Грозном, сразу войдя в сонм ведущих официозных историков Советского государства. У меня нет никаких сомнений, что, как и многие советские ученые, престарелый Виппер ни одной работы ни Сталина, ни Маркса не прочитал. Скорее всего, он подобрал нужные тексты из очередного «цитатника» или, что более вероятно, ему помогли более молодые помощники, о которых говорилось выше.
И наконец, последнее, понятное в условиях войны, обвинение немецкой исторической науки в том, что ее представители сознательно подготовили у себя в стране новое издание «Записок» Генриха Штадена в целях дискредитации русского народа и для идеологического обоснования захватнических планов фашистской Германии по аналогии с «Планом обращения Московии в имперскую провинцию» XVI в. Заключительные фразы книги содержали призыв к советским ученым дать достойный ответ историкам фашистской Германии и рассеять «злостный миф о неспособности русского народа защищать свою родину». Как я уже писал, Гитлер (возможно и другие члены правящей верхушки) с записками немца-опричника был знаком. Так аукнулся роковой 1922 г. в роковом 1942 г.
После выхода второго, доработанного, издания «Ивана Грозного» Виппера окружили почетом, на него посыпались разного рода поощрения и награды. Пока он с семьей находился в довольно суровых, но достойных условиях эвакуации в среднеазиатском Ташкенте, где общался с семьей Алексея Толстого, с коллегами из Академии наук и другими известными деятелями культуры, его соплеменники, поселившиеся в России еще до воцарения Ивана IV и особенно массово расселившиеся со времен Петра I и Екатерины II, так же массово были выдворены в начале 40-х гг. ХХ в. в восточные, отдаленные районы СССР. В конце августа 1941 г., т. е. в первые недели войны, была ликвидирована автономная республика Немцев Поволжья, а еще раньше все крупные города европейской части были очищены от этнических немцев. То же самое происходило в государственных учреждениях. Бывший нарком по делам национальностей отличался тем, что никогда не доверял нациям как таковым. В 1930-х – начале 1940-х гг. повсеместно проводилась «чистка» не только по политическим мотивам, но и по национальному признаку. Перед войной и особенно во время войны Сталин выселял на восток, в Сибирь, в Казахстан и т. д. десятки малых наций, казавшихся ему опасными и подозрительными: латышей, поляков, калмыков, чеченцев, карачаевцев, греков-понтийцев, болгар, крымских татар и т. д. Это были бессмысленные с точки зрения реальной политики репрессии, поскольку они никак не могли остановить переход на сторону противника пленных всех наций СССР, особенно русских, украинцев, казаков, кавказцев, прибалтийцев… Именно из них Германия формировала Русскую освободительную армию (РОА) и другие национальные подразделения вермахта, заявлявшие, что они воюют не против своей Родины, а против сталинского режима. А 28 октября 1943 г. Верховным Советом СССР был принят указ о сообщниках фашизма. В результате в отдаленные районы были насильственно переселены: 400 тыс. чеченцев, 200 тыс. татар, 140 тыс. калмыков, 100 тыс. ингушей и т. д. Это происходило уже после сражений на Курской дуге, когда в войне произошел перелом. Эти действия диктовались не политической целесообразностью, а были личной местью вождя, воспитанного в традициях родоплеменной морали и коллективной ответственности. Они все были наказаны не как предатели родины, а как народы, предавшие своего вождя и его режим. Но Сталин не был бы, по выражению Троцкого, истинным «дозировщиком» в политике и жизни, если бы, репрессируя всех российских немцев поголовно, не оставил бы в советском публичном пространстве нескольких доверенных лиц. Одним из них стал немец Роберт Юрьевич Виппер. Так проявлялась одна из особенностей «сталинской национальной политики», которая придала скромной фигуре историка черты важного идеологического деятеля.
Сразу после научной сессии Института истории и выхода второго издания книги член-корреспондент АН СССР М.В. Нечкина, когда-то бывшая ученицей «исторической школы М.Н. Покровского», писавшая отрицательные отзывы на работы историка-эмигранта Р.Ю. Виппера, теперь разразилась апологетической рецензией на второе издание его труда. Несмотря на то что Виппер мало что сохранил из своего архивного наследия, сейчас в его фонде находится вырезка из центральной газеты Узбекистана «Звезда Востока» от 30 января 1943 г. с хвалебной рецензией Нечкиной. Она отметила, что книга стала значительным событием, что привычная для читателей тематика – опричнина, Ливонская война, дипломатия XVI в. приобрели новое звучание в свете всемирной истории. «Это единственно правильная точка зрения дает автору широкое поле для обоснования глубокого вывода о великом самостоятельном значении русского государства и культуры». «Все пронизано глубокими параллелями, – отмечал рецензент. – Московское государство XVI в. далеко опередило Германскую империю, остановившуюся на строе XIII в. (так в тексте.– Б.И.)». Главное же, что «вопрос об опричнине рассмотрен, как и прочие вопросы, на основе глубокого знания первоисточников, освещен проф. Виппером как важная глава в истории русского государства, как борьба с феодальной раздробленностью страны. Опричнина обрисована как обдуманная военно-стратегическая и административно-финансовая мера, прогрессивное учреждение, явившееся крупным шагом вперед в развитии русского государства… Новое издание работы профессора Виппера значительно расширено и доработано по сравнению с первым изданием. Книга написана прекрасным, живым и образным языком – образцовым для ученого, несущего выводы своих длительных исследовательских работ в читательскую массу»[242].
На конец весны 1943 г. были назначены выборы новых членов АН СССР. В связи с этим 5 мая 1943 г. был созван Ученый совет Института истории, на котором присутствовали: акад. Б.Д. Греков, акад. В.В. Струве, членкор. А.Д. Удальцов, Е.А. Косминский, С.В. Бахрушин, В.И. Пичета, С.Б. Веселовский, С.К. Богоявленский, проф. С.Н. Валк, проф. А.Ю. Якубовский, проф. С.П. Толстов. На нем слушали: «Обсуждение и выдвижение кандидатур в действительные члены и члены-корреспонденты Академии Наук СССР. Постановили:
1. На основании результатов тайного голосования выдвинуть в почетные члены Академии Наук СССР – Р.Ю. Виппера. За Виппера проголосовали 9 – за, 1 – против»[243]. Никаких следов мотивирующей части или характеристик трудов и других заслуг выдвигаемого в почетные члены Академии наук не сохранилось. Осенью того же года он был выбран действительным членом Академии наук СССР. Понятно, что Виппер получил звание академика не за дореволюционные учебники, которые в СССР практически не переиздавались. Не был он удостоен такой чести и за многолетнюю дореволюционную или зарубежную преподавательскую деятельность. Без личного благоволения вождя не обошлось и здесь, хотя других фактов, подтверждающих причастность Сталина к последующей судьбе историка, кроме приведенных выше, нет. Однако действенность его указующей руки видна и сейчас.