[546]. Как оно там оказалось и имеет ли оно отношение к переговорам, которые вел Толстой об использовании его пьесы в кинофильме, не ясно.
Инденбом настолько оказался полезен Эйзенштейну, что после съемок первой серии фильма из ассистента был переведен вторым режиссером, а во время съемок второй серии стал соавтором. По согласованию с режиссером он редактировал сценарий; текущие съемки часто обсуждали вдвоем[547]. Инденбом читал и делал выписки из сочинений и публикаций источников, которые сам Эйзенштейн не успевал осваивать. Сохранилось 135 страниц его исторических справок и выписок из источников; на многих есть пометы Эйзенштейна[548]. Будучи убежденным, что ему удалось создать особый тип исторического исследования, в марте 1942 г. он инициировал через Инденбома обсуждение сценария с историками. Теперь он сам шел навстречу с историками и не боялся их критики, как это было во время съемок кинофильма «Александр Невский».
Направляя Инденбома в Ташкент Эйзенштейн точно знал, что он хочет от профессиональных историков. В архиве М.В. Нечкиной до сих пор лежит записка:
«Алма-Ата, 9 марта 1942 г.
Уважаемая тов. Нечкина!
Посылаю Вам свой сценарий «Ивана Грозного» и очень прошу Вашей консультационной помощи. Общие установки по решению темы я получил от тов. Жданова лично и думаю, что в этом направлении вещь выдержана правильно. Старался в меру отпущенных сил освоить и материал, и дух истории. Насколько удалось – судить Вам.
К сожалению, не могу сам приехать в Ташкент, а потому очень прошу Вас переговорить обо всем с моим ассистентом тов. Инденбомом. С нетерпением буду ждать результатов.
С тов(арищеским) приветом
проф(ессор) С. Эйзенштейн»[549].
Эйзенштейн как щитом сразу прикрылся «общими установками», которые получил от Жданова лично. Речь идет не об оценке «концепции» сценария, а о мало уловимом «духе истории».
Первую телеграмму из Ташкента Эйзенштейн получил 19 марта 1942 г.:
«Алма-Ата, киностудия Эйзенштейна, Ташкента 17.III.42 (?)
Нечкина дала восторженную оценку сценарию исторической достоверности художественной силе – тчк Готье Виппер пока больны Инденбом»[550].
Через два дня обрадованный Эйзенштейн откликнулся:
«Срочная Ташкент – Алма-Ата, киностудия Инденбому
Черкасову сердечный привет. Настоятельная просьба заехать переговорить Грозном тчк Очень обрадован отзывом Нечкиной поблагодарите передайте привет Эйзенштейн
21. III.42»[551].
Судя по всему, Инденбом был «вязким» собеседником и исполнительным человеком. Дожидаясь выздоровления Виппера и Готье, он продолжал пробиваться к другим историкам, имевшим отношение к эпохе Грозного, а пока написал подробный и чрезвычайно интересный отчет об отзыве Нечкиной, который она ему наговорила. Вот это письмо, которое здесь публикую впервые и полностью:
«Дорогой Сергей Михайлович
1. Виппера застал больным – 38,9. Тем не менее, он оставил у себя сценарий (1-й экземпляр!) с комментарием и обещал, что как только спадет t, он немедленно начнет его читать.
Готье пока болен.
2. Нечкина прочитала сценарий (и комментарий). Очень восторгается им. Однако она сочла своим долгом исчеркать один экземпляр (2-й!) своими замечаниями. Долго беседовал с ней. Вот ее замечания:
а) XVI в. был веком, когда в жизнь Европы вошел океан. Хорошо бы показать этот соленый ветер с океана. Стремление Ивана к морю было частью этого общеевропейского движения.
б) Иван творил исторически прогрессивное дело, народное дело, но отсюда до «народного» царя – дистанция огромного размера. Хотя она и прочитала в комментарии объяснения сцены правежа, но она боится обобщающего звучания этой сцены.
в) ее коробит любовная линии Анастасия – Курбский.
г) в сценарии не показан в образной форме удельный беспорядок, против которого борется Иван. Поэтому местами борьба Ивана принимает личный характер, теряется содержание борьбы. Иван поставлен в позу борьбы, а против чего он борется не ясно.
д) в противовес пьесе Толстого, где Иван изображается в виде кроткого ягненка (один раз он хочет кого-то казнить, но, получив известие о смерти Марии Темрюковны, и он не успевает совершить даже этой единственной казни) в сценарии слишком много казней. Просит убавить.
е) в сценарии слишком много декларативных речей Ивана. Единственное место, где это очень уместно – это сцена болезни.
ж) ее очень беспокоит язык
з) нельзя говорить, что Иван учредил постоянные войска (историки записали это деяние за Петром Великим)
и) на правеже били не прутьями, а палками. Розги появились позднее. Били не только по икрам, но и спереди.
к) опричного приказа не было (в этом она права).
Я перечислил все ее замечания. Не пересказываю всех моих возражений и разговоров с ней. Постарался блеснуть эрудицией и получил признание, что сценарий очень историчен, основан на глубоком изучении материала. Все эти комплименты по вашему адресу перескажу вам устно. Однако, ввиду обилия критических замечаний, я не стал настаивать на письменном заключении.
По рекомендации Института истории связался с профессором Богоявленским. По заверению всех это единственный сейчас в СССР человек, знающий материальную культуру XVI в. Я потратил на него уйму времени и добился мало толку. И это человек, которому Академия наук поручила подготовку издания истории одежд, вооружения и пр. в России до XVII в.!!
Изо всех сил выбивал из него какие-нибудь интересные детали. Привожу ему в качестве примера «серебряную модель Ревеля». Эта песочница восторгается, но из себя выжать ничего не может. «Вот в Москве бы… а здесь де нет книг» и пр. Но это по заверению всех единственный знающий человек. Пока вымолотил из него только одну деталь о приказных делах. Кажется, пригодятся. Зато бесконечные okto: Анастасия не могла присутствовать на сцене венчания. Иностранцы тоже не могли присутствовать… тут я его разделал, и он сбавил тон.
Оказывается, этот Богоявленский в обиде еще на Станиславского и Аполлинария Васнецова, которые у него консультировались и не во всем слушались его.
В Ташкенте Полосин, но я его еще не видал. Несколько раз мельком разговаривал с Роммом. Он говорит, что ломает голову над тем как упростить сценарий, чтоб сделать его производственно доступным. Рекомендует начать с маленьких сцен, чтоб втянуться… Я сказал ему, что вы выдвинули диаметрально противоположный план, и он ему понравился. Он очень прочувственно верит в Вас.
Хотел воспользоваться вынужденным ожиданием Виппера и съездить в Сталинабад. Но ближайший поезд только 20 и я в лучшем случае могу рассчитывать на билет на 21. Если Виппер до этого числа не выздоровеет, то поеду в Сталинабад.
По другим вопросам пишу в адрес Вакара и Вали, письма к коим (этот оборот речи по свидетельству историков очень употребителен в пьесе Толстого) прилагаю.
(Подпись) Инденбом
Эрмитаж в Новосибирске!»[552]
Письмо Инденбома интересно тем, что рисует очередной поворот одного из ведущих историков того времени М.В. Нечкиной в оценках эпохи Грозного и его образа. Напомню, в 20-х – начале 30-х гг., будучи ученицей М.Н. Покровского, она считала Грозного одним из главных средневековых эксплуататоров трудового народа, а буржуазного историка, эмигранта Виппера, его апологетом. Затем, уже в Ташкенте, выслушав доклад Виппера и прочитав новую редакцию его книги, вместе со всеми горячо поддержала «новый», сталинский поворот былой истории. Теперь она – восторженный сторонник «реабилитации» царя и с этой точки зрения делает важные замечания и перспективные дополнения. Она пытается подсказать, как вывести царя на простор мировой истории так, как это пытался сделать еще в 1922 г. Виппер. Очень обоснованно критикует язык сценария, засоренный современными вульгарными выражениями и междометиями, совершенно не характерными для языка XVI в. (Почти в это же время злую рецензию, посвященную языку и литературному стилю автора, написал Константин Федин[553]. Несмотря на то, что Виппер забрал для чтения сценарий и исторический комментарий, в котором наиболее часто встречаются ссылки на его книгу, он так и не дал официальный отзыв и, возможно, именно он не рекомендовал публиковать «Исторический комментарий» в журнале «Новый мир». Мнение Виппера о кинофильме «Иван Грозный» до сих пор неизвестно.
Историк К.С. Богоявленский («эта песочница») отзыв на сценарий все же написал, но не на имя автора, а отправил его Большакову. Рецензия обстоятельно написана на шести машинописных страницах убористого текста и содержит целый каскад критических замечаний как в адрес концепции, так и в адрес интерпретации исторических фактов[554]. Даже в трудах Веселовского нет столь обстоятельного разбора грозненской тематики, как в рецензии Богоявленского.
Инденбом продолжал писать из Ташкента о том, что сценарий очень понравился ответственным работникам из Комитета по кинематографии и, в частности, Большакову, который привез в Ташкент решение принять поправку по поводу королевы Англии, той самой рыжей Бесс[555].
До сентября 1943 г. Эйзенштейн ждал отзыва Сталина на сценарий, продолжая работать с ним и приготовляясь к съемкам, которых могло и не быть, если бы вождь сценарий забраковал. Мы помним, что он, как и вся страна, был занят войной, но читал вариант за вариантом пьесы Толстого, книги претендентов на лауреатство Сталинских и Государственных премий, да и не только их произведения, если судить по его библиотеке и воспоминаниям Константина Симонова. Наконец, пришла записка, но не автору, а председателю Комитета по делам кинематографии при СНК СССР: