Однако этот наглец, а теперь видно, что это провокатор и политический авантюрист, воспринял эту нашу святую бережность, святую заботу об единстве партии, об единстве коллектива совсем по-другому. Он воспринял так, что теперь можно распоясываться, можно действовать, можно наглеть и топтать ногами все святое в нашей партии. И он все более и более наглел, наглел до того, что, когда приняли решение ЦК по вопросу об Украине, не было там в решении о том, чтобы записку Берия приложить к протоколу, и вот он звонит тт. Маленкову и Хрущеву и настойчиво добивается, почему не записано: «Утвердить записку Берия», он потребовал приложить к протоколу и разослать всем, кому рассылаются протоколы Президиума. И тогда тоже сказалось то, что не следует устраивать частные споры, разногласия, потому что с ним спорить приходилось бы уже на высоких тонах.
С любым из нас можно спорить обычно, с ним нельзя было так. Все помнят нашего старого замечательного большевика Серго Орджоникидзе. Это был темпераментный, острый человек. С ним любой из нас вступал в острый спор, но каждый знал, что это был высокопартийный, идейный, принципиальный большевик, и любой спор, который бывал между нами, кончался тем, что через два-три часа мы переходили к очередным делам, как будто и спора не было. Ничего подобного мы не могли и не имели с таким, как Берия. Да простит меня наш покойный друг Серго за сравнение, но я это делаю для подчеркивания подлости Берия. Это человек прежде всего, мстительный, а главное, он имел свои далеко идущие заговорщические цели. Если бы мы выступили в розницу в спор по отдельным вопросам, он по сумме вопросов мог бы почувствовать недоверие и мог бы ускорить свой заговор, начать действовать форсированно. Поэтому я считаю, что мы политически поступили правильно, как марксисты, как ленинцы.
Мы выдержали до конца, а потом одним ударом покончили с этим подлецом навсегда. Президиум ЦК обобщил все его действия и пришел к выводу, что мы имеем дело с врагом партии и народа. Мы вскрыли это дело своевременно. Я думаю, что извиняться Президиуму не приходится. Есть у нас недостатки и ошибки, мы их будем вскрывать в порядке критики и самокритики, но мы с чистой совестью выступаем перед членами ЦК. В этот короткий срок мы сумели накопить факты, сумели выдержанно обобщить факты и в нужную минуту решить так, как решили бы это дело наши великие учителя Ленин и Сталин.
Партия и народ, несомненно, одобрят это решение Президиума, которое будет, надеемся, утверждено постановлением Пленума Центрального Комитета нашей партии.
Но, товарищи, конечно, исключить и арестовать мало. Нам необходимо, – и для этого мы обсуждаем этот вопрос, – извлечь из него уроки и мобилизовать партию для нового подъема на этой основе, поднять политический и идейно-теоретический уровень на основе борьбы с врагами, как это всегда было в нашей партии, и правильно разъяснить это дело партии и народу. Мы надеемся, что партия и народ, как правильно здесь говорили товарищи, одобрят это мероприятие.
С кем и с чем мы имели дело? Каково социально-политическое лицо всего этого события?
Первый и совершенно правильный ответ – это то, что мы имеем дело с авантюристом, проходимцем, провокатором и, безусловно, шпионом международного масштаба, пробравшимся к руководству партии и государства и поставившим своею целью сделать попытку использования своего положения для захвата власти. Но это субъективная сторона дела.
Какова же объективная основа, объективная подоплека, кого он отражает, какую свою линию он клал в основу своей деятельности? Обычный авантюрист ставит перед собой цель личной выгоды, но, когда мы имеем дело с политическим авантюристом, мы должны смотреть глубже, что этот авантюрист подтягивал какие-то взгляды, беспринципные, безыдейные, но все же свои «принципы».
В отличие от идейных принципов партийца-большевика, который свою работу, свое положение, свой пост подчиняет принципам идейного служения делу рабочего класса, делу коммунизма, авантюрист, карьерист Берия, наоборот, подчинил свое поведение, свою «линию», свои «принципы» своим авантюрным замыслам – захвату власти. Во имя чего и кого? Уж конечно, не во имя коммунизма, ибо коммунизм и Советская власть, партия нераздельны. Он, Берия, хотел захватить власть во имя ликвидации диктатуры пролетариата, во имя восстановлении капитализма в нашей стране. У него была безусловно своя система, своя контрреволюционная линия. Правильно здесь говорили тт. Маленков, Хрущев, Молотов и Булганин о линии буржуазного перерожденца.
Линия эта на буржуазное перерождение направлена на подрыв социалистической страны, на подрыв ее мощи и подготовку полного ее подчинения иностранному капиталу, на перерождение нашего государства в буржуазное государство. Именно поэтому Берия тормозил нашу работу в области сельского хозяйства и других отраслях, он вел подготовительную работу для замены линии коммунизма, линии большевизма, линии Ленина – Сталина линией буржуазного перерождения. Конечно, это только попытка авантюриста, смешно думать, что это бы ему удалось. Но он все же напутал по многим делам, и если бы мы его не разоблачили, он напакостил бы очень серьезно. Недооценивать это дело нельзя. Мы стояли перед серьезной угрозой, которая устранена Центральным Комитетом нашей партии.
До решительных своих действий он добивался обострения и осложнения положения в стране. Возьмем национальный вопрос. Всем известно, что основой мощи нашего многонационального государства является дружба народов. Эта дружба является результатом победы ленинско-сталинской теории и практики нашей партии в национальном вопросе. Она и в мирное время, и во время войны сыграла важную и решающую роль. Эту дружбу народов наша партия завоевала в борьбе с уклонами – великодержавным и местным национализмом. Так всегда Ленин, Сталин и все мы формулировали этот вопрос. Как подошел к нему Берия? Он заменил борьбу за чистоту национальной политики нашей партии, борьбу на два фронта заменил натравливанием одной нации на другую, подавая это под соусом лести. В речи на съезде партии его выступление надо рассматривать теперь в другом свете, как об этом правильно сказал товарищ Хрущев. Собственно говоря, своим восхвалением он фактически противопоставлял одну нацию другой.
Товарищ Сталин после Великой Отечественной войны на банкете, когда мы подводили итоги героизма всех народов Советского Союза, которые участвовали в войне, справедливо, по праву, – и каждый коммунист, к какой бы нации он ни принадлежал, скажет, что это справедливо, – отдал должное тому народу, который больше всего жертвовал жизнью, тому народу, который был передовиком в этой неравной первое время, тяжелой войне с немецким фашизмом. Он отдал должное и произнес замечательный тост за великий русский народ. Берия же вскользь, мимоходом, льстиво упомянул о русском народе и, не развернув сути дела, заполнил свою речь льстивыми восхвалениями национальных республик, разжигая национальное самолюбие вместо идейного освещения национальной политики нашей партии, которая, опираясь на лучших людей всех наций, обеспечила в борьбе с националистами всех мастей великие победы.
В основе нашей политики лежит интернационализм Маркса– Энгельса– Ленина– Сталина. В национальном вопросе находит свое отражение борьба классов. Ничего подобного не было у Берия. У него была лесть, лесть и лесть, восхваление, восхваление и восхваление. Это уже была его спекуляция на национальном вопросе.
В результате осуществления нашей политики по национальному вопросу, на основе победы единого социалистического уклада в народном хозяйстве мы создали новые, социалистические нации. Эти социалистические нации нужно все больше и больше объединять для их расцвета, а не противопоставлять. Берия вел к разъединению наций.
Его линия, которую он проводил, будучи министром внутренних дел, была направлена на натравливание одной нации на другую в пределах союзных республик. Если даже, к примеру, взять дело врачей, которое некоторые элементы неправильно связывали с еврейством вообще, даже дело освобождения врачей, которое партией было сделано правильно. Берия преподнес сенсационно, искусственно, так как и здесь Берия применил свой метод восхваления самого себя, что это, дескать, делаю я, а не ЦК, я поправляю, а не правительство.
Дальше… Товарищ Сталин еще в 1937 году, останавливаясь на недостатках партийной работы и уроках вредительства, говорил, что троцкисты, правые, которые были 7–8 лет тому назад политическим течением, перестали быть политическим течением. Они выродились в бандитов, тем более это можно применить к Берия – этому выродку из выродков, который за собой абсолютно никого не имеет, но атаковал партию исподтишка, рассчитывая на свои силы в аппарате МВД. Как известно, к нашему удовлетворению, эти его расчеты не оправдались.
Однако в его расчетах это был его главный инструмент. Не случайно он захотел пойти не в ЦК, а выдвигал себя в МВД. Казалось бы, почему не в ЦК, а в ЧК? Потому что это инструмент острый и удобный для устройства разных провокаций и, как рассчитывал Берия, для захвата власти, а на первых порах для противопоставления партии.
Его расчеты основывались на том, что этот аппарат МВД – инструмент частично порченый, о чем говорили товарищ Маленков, товарищ Хрущев, товарищ Молотов и другие. Он частично испорчен тем, что в течение ряда лет загаживался не только плохими людьми – Ягода, Ежов, Абакумов, – но загаживался методом. Постепенно создавалась традиция, создавался обычай, создавались нравы бесконтрольности МВД и отрыва от партии. Старые секретари помнят, когда МВД, а ранее МГБ слушали на заседаниях бюро, слушали доклады, разбирали отдельные конкретные вопросы, а в последний период, когда я поехал, например, на Украину в 1947 году, я уже увидел, что МГБ уже считало себя независимым: хочет – информирует, хочет – не информирует, арестовывает, не докладывает.
Все факты, которые излагались, это не просто разрозненные факты, нет, это система противопоставления МВД партии. Обратите внимание – товарищ Хрущев, аппарат ЦК вызывают заместителя министра внутренних дел Кобулова и хотят разобрать вопрос, какие идут персональные перемены кадров. Казалось, что худого, наоборот, хорошо, ЦК хочет помочь, а он, Берия, звонит товарищу Хрущеву со злобой: «На каком основании начальник отдела вызывает Кобулова – моего заместителя?» Товарищ Хрущев отвечает, что так давно заведено у нас в ЦК. «Нет, я не позволю этого», – заявляет Берия.