– Э-э… катер, команда, оружие и пятеро пленных. И-извините, четверо. Один подох по дороге в госпиталь.
– Где Денди? Что с ним?
– Среди убитых и раненых не обнаружен. Наверное, ушел с Люшковым, – предположил Деканозов.
– Ну, хоть одна хорошая новость, – буркнул Берия и после паузы спросил: – Что собираешься делать?
– Зашифровать Свояка, он наша последняя ниточка к Люшкову.
– И не только, а Денди? Его в первую очередь надо прикрыть.
– Так он же ушел с Люшковым, а это лучшая зашифровка.
– Это ты так думаешь. А Люшков? У него голова варит как надо. Пройдет горячка, он разложит все по полочкам и вычислит Денди.
– Понял, товарищ нарком, что-нибудь придумаю.
– Поздно думать, надо действовать, пока не остыло! Выбери подходящего мерзавца, подкинь дезу про предателя в группе и организуй побег.
– Понял, товарищ нарком! Сейчас же займусь этим! – заверил Деканозов.
– И ищи эту сволочь Люшкова! Он же не иголка в стоге сена! – потребовал Берия.
– Я-я все сделаю. Я…
Ответом Деканозову были монотонное журчание шифратора в трубке телефона. На ватных ногах он вышел из кабинета и дал волю гневу. Кочлавашвили и Бережному только и оставалось, что молча сносить угрозы и оскорбления. В тот и следующий дни ни они, ни сотни военнослужащих внутренних войск НКВД не сомкнули глаз и продолжали прочес местности, но так и не обнаружили следов Люшкова.
О себе он дал знать в ночь на 2 октября. В районе 23:20 на участке советско-турецкой границы произошло боестолкновение пограничников с неустановленной, хорошо подготовленной бандгруппой. Поднятый по тревоге подвижный резерв также не смог остановить бандитов. Убив четверых и ранив троих пограничников, они прорвались на сопредельную территорию.
3 октября сводка о ЧП на советско-турецкой границе поступила к Берии. Характер боя и число жертв со стороны пограничником стали еще одним подтверждением того, что Люшков жив. Он снова ухитрился выскользнуть из заготовленного для него капкана. Спустя четыре месяца пришло документальное подтверждение, что предатель уцелел.
На связь с харбинской резидентурой вышел Денди. Его сообщение раскрыло секрет чудесного спасения Люшкова. В последний момент перед высадкой боевиков-террористов он внес изменение в ход операции. Оставив на берегу 13 человек во главе с Пашкевичем, Люшков, Денди, Салогуб и Зуев продолжили плавание. Борт катера они покинули на три километра севернее основного места высадки, и это спасло их от смерти и плена.
Ускользнув от засады, Люшков не стал прорываться к границе, а ушел вглубь гор и затаился. Только после того, как было снято оцепление, он пошел на прорыв границы. В бою с пограничниками Люшков едва не погиб, получив ранение в грудь и руку, он сумел уйти на территории Турции. Более трех месяцев ему пришлось провести на больничной койке. Встав на ноги, он, Денди, Салогуб и Зуев, окружным путем отправился в Китай. По возвращению в Харбин за них взялась японская контрразведка и над головой Денди сгустились тучи. Спасло его от разоблачения заступничество Люшкова и… чудесное спасение Пашкевича.
Тому удалось бежать из батумской тюрьмы и перебраться через границу в Турцию. Дальше по проторенному маршруту он добрался до Харбина и явился в японскую контрразведку, явился не с пустыми руками. Пашкевич представил ей «важную» информацию, раскрывшую причину провала операции «Охота на «Медведя». Искренне веря в свою счастливую звезду, он поведал Сасо и Такеока историю, рожденную в стенах Лубянки. Запустив среди пленных террористов дезинформацию о «предательстве» другого участника группы – Осиповича, капитан Серебров, как по нотам, разыграл побег Пашкевича. Сам того не подозревая, он обеспечил надежную зашифровку советских агентов Свояка и Денди.
Люшков же, опасаясь мести со стороны НКВД, больше чем на год ушел в тень. Из нее предатель продолжал поливать грязью Сталина в японской и маньчжурской прессе. Но его неуемной, авантюрной натуре этого показалось мало, и он взялся за старое – подготовку плана нового покушения на ненавистного советского вождя.
На этот раз Люшков предложил Угаки провести теракт в том месте и в то время, где появление Сталина можно было ожидать со стопроцентной вероятностью – во время парада на Красной площади. Угаки согласился и после доработки плана представил его генералу Янагите. Тот после долгих колебаний принял и доложил в Токио. Там план поддержали и подключили к нему лучших военных специалистов Японии. В короткие сроки они разработали особое оружие – переносную пушку, помещавшуюся в чехле для охотничьего ружья. Ее снаряд легко пробивал сорокамиллиметровую броню.
И пока конструкторы-оружейники дорабатывали пушку, Люшков вместе с полковником Дулеповым занялись подбором новых кандидатов в группу боевиков-террористов. Чтобы сохранить операцию в тайне, японской контрразведкой и разведкой были предприняты беспрецедентные меры безопасности. Они отказались от строительства макета мавзолея, а подготовка участников группы велась по индивидуальным планам. Несмотря на это советской разведке удалось проникнуть под завесу глубокой тайны, окутывавшую новую операцию японской спецслужбы. Информацию о ней добыл другой агент харбинской резидентуры – Леон.
В те весенние месяцы 1941 года эта угроза жизни Вождю была далеко не единственной и далеко не самой опасной. Божественный Микадо, после сокрушительного поражения Квантунской армии на реке Халхин-Гол от советских и монгольских войск, вынужден был смириться с тем, что Господь находится не на его стороне, а на стороне безбожников большевиков. После долгих и мучительных переговоров 13 апреля 1941 года в Москве министр иностранных СССР Молотов и министр иностранных дел Японии Мацуока подписал Пакт о нейтралитете. В Кремле перевели дыхание, угроза войны на восточных границах страны на время была отодвинута. Передышка для советских вождей и советского народа длилась недолго. На западных рубежах набухали грозовыми тучами полностью отмобилизованные и вооруженные до зубов армии фашистской Германии и ее сателлитов. До вероломного нападения на Советский Союз оставались считаные дни.
Глава 8
Самый длинный день года не спешил вступать в свои права. Казалось, сама природа противилась его приходу. Густой туман окутывал крепостные стены и здания Брестской крепости. Слабый западный ветер, потягивавший с правого берега реки – Буга, был не в силах развеять его. Потрепав занавески на окнах кабинета оперуполномоченного особого отдела НКВД СССР лейтенанта Густава Федорова, он принес с собой запах увядающей сирени и хмельной дымок свежеиспеченного хлеба. Дежурные смены поваров поднялись на ноги до рассвета и растопили походные кухни, чтобы приготовить завтрак для последних рот, отправлявшихся в летние лагеря.
Первый, робкий луч солнца скользнул над горизонтом, и через мгновение небо полыхнуло тысячами зловещих багрово-красных вспышек – отблеском от плексигласовых колпаков кабин люфтваффе. Война безмолвно возвестила о себе множеством черных точек на небосклоне. Они быстро вырастали в размерах и приближались к рубежам Советского Союза. В хрупкую предрассветную тишину вкрался еле слышный комариный писк, он быстро нарастал и вскоре перерос в хищный клекот. Грозный гул мощных моторов плющил к земле пограничные наряды и комендантские патрули, а когда он перерос в надрывный вой, тысячи бомб смертоносным дождем обрушились на землю.
Ослепительная вспышка взрыва разорвала полумрак во дворе штаба полка. Земля содрогнулась и ответила долгим, мучительным стоном. Пол ушел из-под ног Федорова. Чернильница жалобно задребезжала и лягушкой поскакала по столу. Потолок и стены угрожающе затрещали. Взрывная волна вышибла стекла и опрокинула его на пол.
Шквал снарядов и авиабомб обрушились на Брестскую крепость и погранзаставу. Горели дома командного состава, казармы и склады. Под развалинами гибли жены и дети офицеров. В дыму пожарищ поблекло восходящее солнце. Огненно-свинцовый смерч, сметая все на своем пути, неудержимо катился на Восток, вглубь советской территории. В чудовищной какофонии звуков слились воедино удары тяжелой артиллерии, разрывы бомб и непрерывный гул авиационных моторов. На земле разверзся настоящий ад.
В 05:30 посол Германии Фридрих Шуленбург вручил руководству наркомата иностранных дел СССР ноту. В ней германская агрессия была названа «контрмерой против массированной концентрации и подготовке вооруженных сил Красной армии к войне». В те роковые минуты, когда Шуленбург объявлял о ее начале, 190 отмобилизованных и вооруженных до зубов фашистских дивизий уже вели полномасштабные боевые действия на всем протяжении западной советской границы.
Одновременно в тыловых порядках Красной армии действовали разведывательно-диверсионные группы из состава элитного полка «Бранденбург-800», а также многочисленные боевые отряды, сформированные абвером – германской военной разведкой и контрразведкой, из числа украинских, белорусских и прибалтийских националистов. Мобильные, хорошо вооруженные, имеющие современные средства связи, они были везде и в тоже время нигде. Совершая теракты против командного состава Красной армии, осуществляя диверсии на транспортных коммуникациях, сея панику и неразбериху в боевых порядках советских войск, диверсанты успешно решали еще одну важнейшую боевую задачу – выводили из строя главный нерв армии – средства управления войсками.
22 июня 1941 года для советских пограничников, принявших на себя первый удар вероломного агрессора, военнослужащих Красной армии и миллионов мирных граждан, стал днем вселенского ужаса, которому не было конца.
«…22 июня полк занимает укрепления, еще одни ночь и тогда начнется невиданная борьба порядка против беспорядка, культуры против бескультурья, хорошего против плохого. Как мы благодарны фюреру, что он вовремя заметил опасность и неожиданно ударит. Еще только одна ночь!
За рекой Буг стоит враг. Стрелки часов медленно движутся. Небо розовеет. Три пятнадцать! Ударила ниша артиллерия. Огонь ведется из сотен стволов. Передов