ые группы бросаются в лодки и переправляются через Буг. Бой начался! Неожиданный удар удался – другой берег наш! Звучит выстрелы. Здесь горит дом, там соломенный стог. Первое сопротивление сломлено. Теперь вперед, дольше!..»
Так описывал первые часы одной из самых чудовищных войн в истории человечества командир 134-го пехотного полка вермахта полковник Бойе в своем походном дневнике под названием «История 134-го пехотного полка, или Борьба немецкого Мастера против Советов».
Позже, в Сталинграде, когда он попал в плен, дневник прочел старший оперуполномоченный особого отдела капитан Густав Федоров, а позже следователи и оперативники Смерш выяснили, чем занимался этот «немецкий Мастер». За ним от самой границы и до Сталинграда тянулся страшный, чудовищный след кровавых злодеяний: сотни заживо сожженных в церквях мирных граждан, множество замученных и расстрелянных военнопленных.
Бойе и его дневник оказались в руках советских контрразведчиков в январе 194З года. А тогда в роковом июне сорок первого, несмотря на отчаянное, упорное сопротивление советских войск, гитлеровцы все глубже вгрызались в глубокоэшелонированную оборону советских войск. В отсутствии устойчивого боевого управления, слабой подготовки и растерянности, охватившей многих командиров Красной армии, она трещала по всем швам. На шестые сутки после начала войны танковые колонны генерала Гудериана грохотали по мостовой столицы советской Белоруссии – Минску. Такой поворот событий не укладывался в головах высшего военно-политического руководства СССР. Оно не могло поверить в то, что «несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед», Красная армия, вместо победоносного наступления на противника на его территории, терпела одно поражение за другим на собственной.
В июне-сентябре 1941 года суммарные потери вооруженных сил Советского Союза составили: «…Безвозвратные: убито и умерло на этапе санобработки – 465 400 человек, пропали без вести и попали в плен – 2 335 500 человек. Последняя цифра составила 52,2 % от общей численности личного состава Красной армии».
Такую страшную, неимоверно высокую цену пришлось заплатить советским войскам, чтобы сбить темп наступления гитлеровской армии и стабилизировать фронт. Какая другая страна, какой другой народ смогли бы выстоять? Таких не нашлось. Польша, Бельгия, Голландия и Франция не выдержали стремительного натиска вермахта и сдались на милость победителя – Гитлера. СССР и советский народ, несмотря на колоссальные потери, продолжали сражаться. Ценой невероятного напряжения им удалось сорвать гитлеровский блицкриг. С каждым днем, с каждым часом сила сопротивления и мощь контратак частей Красной армии нарастали, и это ощущали на своей шкуре офицеры и солдаты пока еще непобедимого вермахта.
«Продвижение все ухудшается. Противник укрепляется. Часто в селах квартиру приходится завоевывать с оружием… С этим сбродом вскоре будет покончено! Нельзя терять веру в себя и Германию!»
В те осенние месяцы первого года войны полковник Бойе все еще сохранял надежду на скорую победу.
Эта его уверенность питалась феерической победой, одержанной над Красной армией под Киевом. Из-за грубейших ошибок, допущенных как Генштабом Красной армии, так и командованием Юго-Западного фронта, ситуация для советских войск на Украине сложилась катастрофическая – их оборона рухнула. Бронированная армада группы армий «Юг» рвала ее на клочья и стремительно продвигалась вглубь страны. 17 сентября пал Киев, и Юго-Западный фронт, как организованная сила, перестал существовать. Его командующий генерал-полковник Михаил Кирпонос, его штаб, особый отдел фронта вместе с начальником, комиссаром госбезопасности 3-го ранга Анатолием Михеевым, оказались в плотном кольце окружения и предпринимали отчаянные попытки вырваться из него и выйти на соединение с основными силами Красной армии.
Бойе, а вместе с ним победители в том грандиозном сражении торжествовали и находились на верху блаженства:
«…Не часто выпадали выходные дни в войне против Советов. Но, после горячих боев около Юровки, Почтовой и на юго-западной окраине Киева, принимаем выходные, как лучшие дни. Как быстро в шутках забываются упорные бои. Теплое августовское солнце светит с неба. Все ходят в спортивных брюках. Солдаты занимаются своим лучшим занятием, заботой о желудке. Это удивительно, сколько может переварить солдатский желудок. Утки, курицы и гуси – ничто не может скрыться. Их ловят, гоняют и стреляют».
19 сентября 1941 года появилась эта запись в дневнике «История 134-го пехотного полка, или Борьба немецкого Мастера против Советов».
Чем на самом деле Бойе и другие гитлеровцы занимались после боев, позже, на допросе у следователя Смерш рассказал его подчиненный оберлейтенант Сухич Пауль:
«В первой половине августа около города Киева полковник Бойе разъезжал по полю на своей машине и стрелял по военнопленным из винтовки, т. е. охотился на них. Убил лично сом десять человек. Данный факт также видел я».
Подобную охоту на генерала Кирпоноса и его штаб устроили абвер и специальная группа командования вермахта «Юг». 20 сентября они были блокированы у хутора Дрюковщина Сенчанского района, и между ними завязался неравный бой.
Пошли пятые сутки с того часа, когда начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Василий Тупиков выходил на связь со Ставкой Верховного главнокомандующего, и после этого она оборвалась. В Москве, в наркоматах обороны и внутренних дел не хотели верить в худшее, что генералы Кирпонос, Тупиков попали в плен к гитлеровцам. Но с каждым часом надежда на их чудесное спасение становилась все более призрачной. К концу сентября Юго-Западный фронт как единая линия обороны перестал существовать. Механизированные и танковые корпуса группы армий «Юг» вырвались на степные просторы Левобережной Украины.
Предчувствие очередной, еще более чудовищной катастрофы, чем та, что произошла под Минском, витало в стенах кабинета наркома НКВД СССР, Генерального комиссара государственной безопасности Лаврентия Берии. Он с нетерпением поглядывал то на часы, то на дверь и ждал доклада главного военного контрразведчика – комиссара госбезопасности 3-го ранга Виктора Абакумова. Тот задерживался. Берия не выдержал и потянулся к телефону, когда из приемной раздался звонок. Он поднял трубку и с раздражением произнес:
– Ну что там у тебя?
– Лаврентий Павлович, к вам прибыл товарищ Абакумов! – доложил помощник.
– Пусть заходит! – буркнул Берия.
– Есть! – прозвучало в ответ.
В тамбуре послышались тяжелые шаги, дверь в кабинет открылась, и, едва не задев головой косяк, вошел Абакумов. Остановившись у порога, он поздоровался:
– Здравия желаю, товарищ нарком! Извините…
Его голос потонул в надрывном вое воздушных сирен, возвестивших о налете фашистской авиации. Берия зябко повел плечами и не удержался от упрека:
– Что это ты опаздываешь, Виктор Семенович? Никак гитлеровских стервятников испугался?
– Никак нет, товарищ нарком. Извините, не рассчитал время, задержался в расположении войск, – оправдывался Абакумов.
– Задержался, говоришь? – произнес Берия тоном, ничего хорошего не сулящим, и прошелся испытующим взглядом по новому назначенцу – начальнику особых отделов НКВД СССР Виктору Семеновичу Абакумову. Перед ним стоял настоящий русский богатырь: под два метра ростом и с косой саженью в плечах. Несмотря на напряжение последних дней, связанное с тяжелейшей обстановкой на фронтах, заставлявшей руководящий и оперативный состав Наркомата внутренних дел работать на пределе возможностей, на его щеках играл здоровый румянец.
«Ну и здоровенный же ты бугай, ничего тебя не берет! – не без завести оценил своего подчиненного Берия. – В твои-то годы я… А, кстати, сколько тебе лет?» – он скосил глаз на справку-объективку.
«…Родился в 1908 году, в Москве, в семье рабочего фармацевтической фабрики… – Это хорошо, имеешь пролетарскую закваску, – отметил про себя Берия. – …В 1921 году после окончания городского училища ушел добровольцем в Красную армию и затем служил в частях особого назначения ВЧК… – Значит, понюхал пороху. – …В 1923 году уволился и до 1930 года работал упаковщиком, разнорабочим, заместителем заведующего торгово-посылочной канторы. В 1927 году поступил в комсомол, через 3 года в ВКП(б), спустя год был выдвинут на должность заведующего военотделом Замоскворецкого райкома МГК ВЛКСМ и твердо проводил в жизнь линию партии».
Берия стрельнул взглядом на кулаки Абакумова и, хмыкнув: «С таким попробуй не согласиться, сотрет в порошок», – снова обратился к справке:
«С 1932 года в органах. Службу начинал в должности оперуполномоченного экономического отдела, через год переведен в центральный аппарат экономического управления ОГПУ СССР…» – Однако же, быстро ты взлетел! – удивился Берия. – Оказывается, не только кулаками, но и головой работаешь! – и поразился, когда увидел запись, – «1.08.34 года отправлен с понижением на должность оперуполномоченного 3-го отделения отдела охраны ГУЛАГ НКВД СССР».
«Это же за что тебя турнули в вертухаи?» – Ответ на свой вопрос Берия нашел в отдельной справке, подписанной заместителем начальника отдела кадров НКВД СССР капитаном Грибовым. Тот специально для начальства выделил компромат красным карандашом:
«В связи с высказываниями антисемитского характера, а также с тем, что проглядел в своем начальнике замаскировавшегося троцкиста и не проявил активности в его изобличении, – ниже имелась еще одна запись компрометирующего характера, – …В 1936 году поступил агентурный материал о связи АБАКУМОВА с женой германского подданного НАУШИЦ /выслан в Германию/. НАУШИЦ и его жена подозревались в шпионаже.
АБАКУМОВ в своих объяснениях связь с женой НАУШИЦА отрицает, но этим же объяснением АБАКУМОВА было установлено, что он был знаком с некой гражданкой МАТИСОН, с которой встречался два раза в деловом клубе Москвы.