Проверкой установлено, что ее первый муж был расстрелян за к.р. деятельность, а второй муж проживает за границей».
«Как же это ты, Абакумов, с таким-то багажом и на Колыму не загремел?» – недоумевал Берия, а дальше и вовсе изумился, когда увидел следующую запись: «ВРИД нач. УНКВД Ростовской обл, 28.12.38 г. капитан госбезопасности /произведен из лейтенанта госбезопасности/»
«Ничего себе взлет!» – поразился Берия. В тот год, в ноябре он перебрался из Тбилиси в Москву на должность первого зама наркома НКВД. И здесь цепкая память Берии выхватила из прошлого справку-доклад лейтенанта Абакумова по результатам комплексной проверки управления НКВД СССР по Ростовской области.
Командировка Абакумова в Ростовское управление обещала стать очередным рутинным мероприятием, если бы не одно обстоятельство. Листая пухлые оперативные и уголовные дела на шпионов и вредителей, он наткнулся на одно, пылившееся в архиве. Вчитываясь в его материалы, Абакумов обнаружил многообещающие выходы на разветвленную вредительскую организацию, нити которой вели на самый верх – в обком партии. Его подозрения начальник областного управления НКВД майор Дмитрий Гречухин назвал вздором и потребовал не раздувать из мухи слона. И Абакумову стало окончательно ясно: враги советской власти засели в самом управлении. Он доложил свои подозрения в наркомат, в Москву.
На Лубянке «сигналу» придали самое серьезное значение. В Ростовское управление НКВД нагрянула новая комиссия. В ходе проверки подтвердились подозрения «смелого, не побоявшегося угроз врагов коммуниста Абакумова»: под крылом Гречухина действительно «свила себе гнездо антисоветская шпионско-вредительская организация». Партийная принципиальность, чекистская бдительность и профессиональное мастерство тридцатилетнего сотрудника были по достоинству оценены. С того дня начался стремительный карьерный рост Абакумова. 25.02.1941 года он уже занимал пост заместителя наркома внутренних дел СССР, а с началом войны возглавил Управление Особых отделов НКВД СССР (военная контрразведка).
На этом ответственном участке Абакумов, несмотря на катастрофическое положение на фронтах – Красная армия терпела одно поражение за другим, железной, но разумной рукой навел порядок в рядах своих подчиненных – военных контрразведчиков, и вскоре Управление стало одной из организующих и цементирующих сил, способствовавшей укреплению обороны советских войск.
Берия, отдавая должное хватке Абакумова, а главное, результатам его работы, сменил гнев на милость, устало махнул рукой в сторону стула и предложил:
– Присаживайся, Виктор Семенович, в ногах правды нет.
Абакумов занял место за столом, положил перед собой папку с материалами и вопросительно посмотрел на наркома. Впалые щеки, темные круги под глазами и пенсне, едва державшееся на заострившемся и походившем на клюв птицы носе, говорили о том, что в последние дни он работал на пределе человеческих возможностей. Берия поправил пенсне и вопрос, с которого начал разговор, касался судьбы командования Юго-Западного фронта.
– Виктор Семенович, что удалось узнать нового о Кирпоносе и его штабе? Живы? Погибли? Или… – Берия страшился услышать ответ, и его голос дрогнул, – попали в плен?
Абакумов замялся.
– Ну не томи же! Не томи, Виктор Семенович!
– К сожалению, Лаврентий Павлович, информация неутешительная, – сообщил горькую правду Абакумов.
– Что, попали в плен?!
– Нет, героически погибли. В отношении товарища Кирпоноса и начальника штаба фронта Туликова информация достоверная.
– Лучше такой конец, чем позор, – обронил Берия и уточнил: – Кем и чем подтверждается их смерть?
– Сотрудниками особого отдела фронта, кому удалось вырваться из окружения.
– Они живы, а Кирпонос погиб? Как же так, Виктор Семенович?!
– Так получилось, Лаврентий Павлович, можно сказать, им повезло.
– Ты разберись с этим везением! – отрезал Берия и не удержался от упрека: – Значит, не все сделали, чтобы спасти командующего, а это первейшая задача контрразведчика.
Абакумов, поиграв желваками на скулах, доложил:
– В отношении этих сотрудников начато служебное расследование, товарищ нарком.
– По результатам доложишь. Кроме них есть другие очевидцы гибели Кирпоноса и Туликова?
– Да, Лаврентий Павлович, группа офицеров штаба. В настоящее время проводятся их допросы и уточняются обстоятельства смерти командования фронта.
– Ладно, будем надеяться, что Кирпонос и Тупиков действительно пали смертью храбрых, а не в плену у фашистов. А что Михеев? Чего про него молчишь?
– Тоже погиб.
– Как? Где? При каких обстоятельствах?
– Вместе с офицерами Особого отдела он до последнего защищал генерала Кирпоноса. После гибели командующего взял на себя управление штабом и продолжал пробиваться на соединение с нашими войсками.
– Молодец, настоящий герой!
– Он и пал смертью храбрых. Несмотря на тяжелое ранение в голову, Михеев первым поднялся в атаку, повел личный состав на прорыв и погиб.
– Где это произошло?
– В районе села Жаданы.
– Это какая область?
– Полтавская.
– Жаль, настоящий был чекист, хоть и прослужил в органах всего ничего.
– Да, смелый, боевой офицер. Когда я принимал у него должность, он честно признался, что его место в боевом строю, а не в кабинете.
Берия нахмурился и, стрельнув в Абакумова колючим взглядом, спросил:
– Это же что получается, Виктор Семенович, мы с тобой от войны на Лубянке отсиживаемся?
– Лаврентий Павлович, речь не о том. Михеев как был, так и остался армейским офицером. После окончания Военно-инженерной академии Куйбышева мечтал попасть в войска, а оказался в кресле руководителя военной контрразведки.
– Виктор Семенович, ты не прав. Мы, коммунисты, кресел не выбираем, куда направит партия, там и должны служить.
– Так точно, товарищ нарком! – не стал ввязываться в спор Абакумов.
Берия смягчил тон и распорядился:
– Разберись до конца с гибелью Кирпоноса, его штаба и выясни, не пахнет ли там изменой!
– Есть, товарищ нарком! – принял к исполнению Абакумов.
– И учти, Виктор Семенович, мне докладывать товарищу Сталину, поэтому поручи это дело ответственному человеку.
– Есть такой, бригадный комиссар Селивановский.
– Не знаю, не встречал.
– Опытный, толковый и хваткий руководитель, в органах с 1922 года. На фронте с первых дней войны. Такой не растеряется в самой сложной обстановке. Я готовлю на ваше имя представление к назначению Селивановского на должность начальника Особого отдела по Юго-Западному фронту.
– Ну, это на твое усмотрение, Виктор Семенович. Отвечать придется тебе, – не стал возражать Берия и вернулся к разговору об обстановке на Юго-Западном фронте.
Абакумов, не заглядывая в папку с материалами, подготовленными аналитиками управления, приступил к докладу:
– Положение практически на всех участках фронта продолжает оставаться сложным. Новый командующий – маршал Тимошенко – предпринимает все возможное и невозможное, чтобы…
– Погоди, Виктор Семенович! – остановил его Берия и предложил: – Пройдем к карте, там и продолжишь доклад.
Вслед за ним Абакумов прошел к столу заседаний, на нем была разложена карта с нанесенной оперативно-боевой обстановкой частей и соединений Юго-Западного фронта и противостоящими силами противника – группы армий «Юг». Они склонились над ней. В глаза бросался угрожающе торчащий выступ, направленный в сторону индустриального центра Левобережной Украины – Харькова. До него от линии фронта оставалось около 100 километров – два марш-броска для механизированных корпусов вермахта. Еще более тяжелое положение сложилось на южном фланге фронта. 16-я армия под натиском 1-й танковой группы вермахта все дальше отступала на восток. После падения стратегически важного укрепрайона под Новомосковском перед гитлеровцами открывался прямой путь на Донбасс.
Абакумов внимательно изучил обстановку на карте, затем взял указку и, ткнув в позиции советских войск в районе города Гадяч, заявил:
– Здесь, товарищ нарком, они не соответствую реальному положению. По состоянию на 18:00 части 21-й армии оставили город. Аналогичное положение сложилось у Шепетовки. Наши войска отступили на 20–25 километров. Тяжелые бои идут в районе…
– «Тяжелые бои», «отступили» – это частности, Виктор Семенович! – перебил его Берия. – Ты можешь назвать наши общие потери? Я никак не могу добиться этого от Генштаба.
– Сложно, Лаврентий Павлович, слишком быстро меняется обстановка.
– Да, мне не надо до последнего солдата и танка! Мне важно знать порядок потерь, а еще важнее понять их природу.
– Ясно, сейчас, – Абакумов обратился к папке с материалами, нашел нужный лист и зачитал:
– За время боев части Юго-Западного фронта потеряли свыше 4 000 танков и около 300–350 000 личного состава – 60 % от общей численности.
– Что?! Такого не может быть! – не мог поверить Берия.
– Лаврентий Павлович, цифры взяты не с потолка. Мои аналитики самым внимательным образом проанализировали все донесения, поступившие из штаба Юго-Западного фронта и пришли к таким выводам.
– Четыре тысячи танков?! Так это же почти 90 % от общего числа? Триста пятьдесят тысяч личного состава? Как же они воюют?
– Я полагаю, что реально потери еще больше.
– Куда уж больше?! Это немыслимо!
– К сожалению, цифры упрямая вещь, – констатировал Абакумов, снова обратился к папке с материалами, нашел копию донесение штаба Юго-Западного фронта и предложил:
– Вот, товарищ нарком, ознакомьтесь, в нем содержатся сведения о потерях по 28 дивизиям фронта.
Берия впился глазами в многочисленные колонки цифр и, запутавшись в хитроумной штабной бухгалтерии, потребовал:
– Виктор Семенович, тут сам черт ногу сломит, поясни!
– Так вот, Лаврентий Павлович, согласно данного донесения, среднее число потерь составляет 4 086 человек по дивизии.
– И что из этого следует?