После явки с Тихим Ясновский с легким сердцем возвратился к себе, но Дулепова уже не застал, тот отправился обедать в ресторан «Новый свет». Ротмистр не стал медлить и поспешил поделиться с ним радостью. Дулепов занимал столик в отдельной кабинке и его появление встретил недовольной гримасой. Старик – известный чревоугодник – не любил, когда ему мешали ублажать желудок.
Ротмистр, пробормотав извинения, присел на край стула и вполголоса стал докладывать о результатах явки с Тихим. После первых слов челюсти Дулепова замедлили движение, вилка скользнула по маринованному опенку, а рука больше не тянулась к графину с водкой. Сообщение заставило его забыть об ухе и расстегаях – советская резидентура заглотнула подкинутую им наживку. Загоревшись, он тут же вместе с Ясновским выехал в управление жандармерии к полковнику Сасо.
Тот оказался на месте и принял их необычайно любезно. Основания для хорошего настроения имелись и у него – операция по русской резидентуре шла без сбоев и набирала обороты. Деза, запущенная под советского «крота» Гнома – коротышку-капитана из штаба Квантунской армии – сработала. Гном вывел наружку на некоего, значившегося в сводке наружного наблюдения как Долговязый – русского. Несмотря на высокий рост и броскую наружность, агентам-филерам установить его не удалось, Долговязый ловко ушел из-под наблюдения. Но Сасо не отчаивался и верил: рано или поздно он снова проявится, так как в его руках находился «крот». В последние дни тот, то ли от собственной самоуверенности, то ли под нажимом Долговязого, все нахальнее совал свой нос в чужие документы и все глубже вяз в паутине контрразведки.
Сумбурный доклад ротмистра, подкрепленный основательными доводами Дулепова, говорили Сасо о том, что русские пошли ва-банк. Тяжелейшее положение под Москвой и занесенный над Дальним Востоком меч Квантунской армии не оставляли им выбора. В НКВД, видимо, были готовы заплатить любую цену, чтобы добыть данные о планах японского командования. Час расплаты для агентов советской резидентуры, как казалось Сасо, был уже близок.
Выслушав Дулепова и Ясновского, он согласился с их предложениями по использованию агента Тихий в дальнейшей разработке советской подпольной сети и быстро свернул встречу. Проводив их на выход, Сасо сосредоточился на главном: на оперативной комбинации, затеянной им в отношении Гнома. Она, по его хитроумному замыслу должна была вывести на неуловимого Долговязого.
Стрелки показывали начало четвертого. Сасо потянулся к трубке телефона, на звонок ответил полковник Мацуока, и спросил:
– Все идет по плану?
– Да, – подтвердил тот.
– Чем занимается капитан?
– Готовит сводный отчет.
– Как себя ведет?
– Ничего необычного.
– Отлично! Действуйте, как договаривались, – распорядился Сасо и положил трубку.
Теперь ему оставалось ждать результата оперативной комбинации. Он накинул плащ, по опустевшему коридору спустился к дежурному, сдал ключи от кабинета и вышел на улицу. Напротив мрачной громадой нависало здание штаба, в окнах второго этажа горел свет. Там, в одном из кабинетов, находился Гном. В последнее время полковник Мацуока не давал ему продыха и заваливал сводками, справками и докладными. Каллиграфический почерк, когда-то спасший Гнома от передовой, со временем стал для него сущим наказанием. Большинство сослуживцев давно уже разошлись по квартирам, кто-то развлекался в борделе мадам Нарусовой, а ему приходилось корпеть над очередным шедевром начальственной мысли.
Тишину кабинета нарушил скрип двери. Гном отложил в сторону карту минных полей на участке реки Уссури и обернулся. В кабинет вошел полковник Мацуока. Его вид был суров и многозначителен. Гном засуетился, торопливо застегнул верхние пуговицы кителя и дернулся к висевшему на стуле ремню.
– Да будет вам, капитан, вы не на строевом плацу, – по-барски махнул рукой Мацуока, подошел к столу и положил темно-вишневую папку.
Гному она была хорошо знакома, в ней хранились особо важные документы, поступавшие из Генштаба и от командующего Квантунской армией. Сухой в общении с подчиненными, Мацуока на этот раз изменил себе и с участием заметил:
– Заработались, капитан.
– Не успеваю, господин полковник.
– Что поделаешь, сейчас не до отдыха, а по-другому нельзя, – и в голосе Мацуоки зазвучали пафосные нотки: – Император и дух самурая требуют от нас самоотверженности ради победы над врагом.
– Так точно, господин полковник! – живо подхватил Гном.
– Молодец! – похвалил Мацуока и продолжил: – С такими, как вы, капитан, Квантунская армия сокрушит Советы, и Сибирь станет нашей. Мы очистим ее от варваров и создадим империю, равной которой еще не знал мир!
Гном терялся в догадках, чем было вызвано такое красноречие Мацуоки. А тот, разразившись еще одной гневной тирадой против большевиков, перешел к делу – открыл папку и выложил на стол карту со стопкой листов. На ней в глаза Гному бросились размашистая подпись командующего Квантунской армией и гриф особой важности. Изогнутые синие и черные стрелы – направления будущих ударов японских корпусов – нацелились на Читу, Благовещенск и Хабаровск. Аккуратные столбцы цифр, были сведены в таблицы, которые в известные только узкому кругу лиц день и час должны были ожить и заговорить скороговоркой пулеметов, громом орудийных залпов и танковыми клиньями вонзиться в оборонительные порядки противника. Вся эта огромная, несущая смерть и разрушение военная машина копила и набирала силу на лежащем перед Гномом буро-зеленом клочке карты.
У него перехватило дыхание: то, ради чего он ежедневно рисковал и что безуспешно пытался узнать, находилось перед ним. Опытный взгляд штабиста не мог ошибиться. Это была та самая карта и тот самый план наступления, о котором перешептывались близкие к командующему армией офицеры. Гному стоило немалых усилий скрыть охватившее его волнение. Мацуока, кажется, ничего не заметил и объявил:
– Капитан, вы знаете о нехватке офицеров в отделе. Майор Сато выехал в командировку в Хэган и вернется через четыре дня…
«Поехал к границе выверять на месте детали плана наступления, – предположил Гном, и внутри у него все затрепетало: – Остаюсь только я. Ну, давай же, говори! Приказывай!»
– Завтра мне необходимо представить начальнику штаба план наступления с последними изменениями, – чеканил каждое слово Мацуока. – Я поручаю вам выполнение этой важной задачи. Времени осталось мало. Надеюсь, вы справитесь?
– Так точно, господин полковник! – заверил Гном.
– Помните, капитан, каждое слово и каждая цифра из этих документов – строжайшая тайна. Агенты НКВД отдали бы многое, чтобы узнать ее.
– Ясно, господин полковник!
– Еще раз напоминаю, никому ни одного слова! В кабинет никого не впускать! Документы вернуть лично мне! Понятно?
– Да!
– За работу, время не ждет! – поторопил Мацуока и вышел из кабинета.
Давно уже стихли шаги полковника, а Гном, как завороженный, смотрел на карту. Шорох стрелок часов нарушал сонную тишину кабинета; они неумолимо отсчитывали секунды и минуты отпущенной ему удачи. Сделать до утра копию карты и таблиц казалось немыслимым делом. Глаза страшились, а руки выполняли свое дело. Гном закрыл дверь на ключ, плотно задернул шторы, достал из ящика письменного стола кальку, которую держал для таких случаев, раскатал по карте, и, вооружившись карандашом и лекалом, принялся за работу.
Карандаш стремительно скользил по бумаге, очерчивая линии будущих фронтов и котлов окружения. Цветная паутина все гуще покрывала территорию советского Дальнего Востока и Забайкалья. Гном работал без отдыха и останавливался, лишь когда у дверей раздавались шаги часового или засидевшегося допоздна штабного офицера. Время перевалило за полночь, и работа над картой наконец подошла к концу. От неимоверного напряжения спина одеревенела, голова кружилась, а перед глазами плясала рябь из черных точек. С трудом держась на ногах, Гном добрел до топчана и без сил рухнул.
Свинцовая усталость охватила тело, через мгновение он провалился в обволакивающую темноту. Из полузабытья его вывел шум в коридоре. Бряцание оружием и отрывистые команды говорили о том, что подошло время смены караула. Гном очнулся, посмотрел на часы и ужаснулся – стрелки показывали ровно четыре. Час драгоценного времени был потерян. Стараясь наверстать упущенное, он ополоснул лицо водой, вернулся к столу и занялся таблицами. Стрелки неумолимо отсчитывали минуты, и ему пришлось копировать лишь те таблицы, где содержались самые важные данные, а затем он занялся картой для командующего Квантунской армией и пояснительной запиской к ней. С наступлением рассвета оба эти документа были готовы. Гном сложил их в сейф и в изнеможении распластался на топчане.
Поднял его на ноги рык дежурного по штабу. Он рапортовал прибывшему на службу командующему. Вслед за этим захлопали двери кабинетов, и громкие голоса зазвучали в коридоре. Штаб ожил и забурлил. Гном встрепенулся, прошлепал к зеркалу и ужаснулся – на него смотрело землисто-серое, с глубоко валившимися глазами и поросшее густой щетиной лицо. До появления Мацуоки оставались считаные минуты, Гном принялся приводить себя в порядок. Встретил полковника он гладко выбритым и застегнутым на все пуговицы кителя. Мацуока был немногословен, похвалил за работу и, проявив редкое благодушие, разрешил отдохнуть до обеда.
Не успели стихнуть его шаги, как Гном поспешил на выход. Пристальный взгляд часового заставил его сердце тревожно забиться. Проверив пропуск, он снял блокировку с вертушки. Входная дверь распахнулась, морозный воздух наполнил тамбур. Гном с облегчением вздохнул, вышел на улицу, и ноги сами понесли его на встречу с Ольшевским.
Пакет жег грудь и подгонял Гнома вперед. На Китайской он взял извозчика, доехал до вокзала, там сделал круг и, не обнаружив за собой «хвоста», возвратился на Соборную площадь, дальше пошел пешком. День выдался погожий. В лучах восходящего солнца купола Свято-Николаевского собора горели жаром, зеркальным блеском сверкали витрины магазина «И. Чурина и К