[1102]. От П. П. Кондакова, очевидно, требовались только обвинительные показания. Вот что он говорит о цитируемой справке Берия и что использует А. Р. Дюков в качестве доказательства того, что Берия сфальсифицировал данные: «В этой записке данные о репрессированных были увеличены, сюда включили даже задерживаемых»[1103]. Странное обвинение: если в число репрессированных надо было бы включить «легализованных» антисоветских подпольщиков, то почему бы не считать таковыми тех, кто отпущен был из-под ареста, в том числе в рамках известной советской политики фактического «умиротворения», избирательного освобождения от полноты ответственности прибалтийских коллаборационистов Гитлера, столь основательно, на базе архивных данных, исследованной самим А. Р. Дюковым[1104].
Тем временем даже поверхностное обращение к текущим данным о числе убитых и арестованных участников антисоветского подполья в Литовской ССР обнаруживает гораздо более сложные источниковедческие задачи. Имея в виду, что, по «данным Берия», за 1944–1953 гг. в Литовской ССР было убито более 20 000 противников Советской власти и арестовано свыше 130 000 (то есть налицо республиканская пропорция 1 к 6), интересно проследить, как с ними соотносятся фрагментарные текущие данные столь же высокого, союзного, уровня отчётности. Так главы НКВД и НКГБ Литовской ССР докладывали 26 января 1945 года союзному наркому Берия, что с июля 1944 по 20 января 1945 — обоими ведомствами в республике было арестовано в целом — 22 327 человек[1105]. Но ещё 5 января 1945 они же докладывали Берия, что общее число арестованных ими с июля 1944 по 1 января 1945 составляло 12 449 (в том числе в последнюю декаду декабря 1944 — 3 857), что даёт основания полагать, что при указанном темпе репрессий арест дополнительных около 10 000 за 20 дней января 1945 был вполне реальным, а не «завышенным». При этом число убитых с июля 1944 по 1 января 1945 составило 2574 человек[1106] (что в указанном периоде даёт пропорцию убитых и арестованных 1 к 4). Пропорция этих данных, доложенных подчинёнными Берия, совершенно не противоречит тому, что в тот период сам Берия докладывал И. В. Сталину 22 ноября 1945: с 1 июня до 1 ноября 1945 в Литовской ССР было убито 3925 участников подполья, арестовано и «захвачено живыми» (и очевидно при этом также арестовано) — 13 830[1107]. Интересно, что за тот же период «явилось с повинной бандитов, находившихся на нелегальном положении дезертиров и уклоняющихся от призыва в Красную Армию», — 33 759 (!) человек[1108], каковые, несомненно, по существовавшему порядку должны были автоматически поступить на проверочно-фильтрационные пункты, в которых содержались на положении задержанных, иногда на довольно значительный срок, и часть которых после фильтрации подлежала аресту. В общем массиве эта часть нелегального сообщества, с которым боролся в Литовской ССР НКВД, оказывает существенное влияние на итоговые цифры деятельности НКВД.
Кроме того, учитывая условия всё ещё военного и первых месяцев послевоенного времени, в которых составлялись названные отчёты, с его большей ожесточённостью борьбы, готовности вооружённого противника к сопротивлению и ещё не полностью сформированной советской властной инфраструктурой, позволявшей выявлять и арестовывать сети сочувствующих и поддерживающих противника, а также членов семей, по практике того времени подпадающих под репрессии, можно с уверенностью заключить, что названная итоговая пропорция убитых и арестованных в Литовской ССР (1 к 6) не является вымышленной, а число арестованных в итоговых «данных Берия» за 1944–1953 гг. заметно завышенным.
И неужели против этой реальной, многослойной и терминологически сложной статистической работы все упомянутые политические «показания» П. П. Кондакова и Снечкуса — могут считаться аргументами в пользу фальсификации Берия данных репрессий? В обвинениях, высказанных против Берия тогда, когда требовалось высказывать именно обвинения, не нашлось ничего более существенного, чем избирательность данных, поданных Берия с уровня глав МВД союзных республик, в которых эти министры сделали акцент на общем числе антисоветских элементов и просто подозреваемых, прошедших через карательную машину МВД, а не на тех, кто в итоге был признан антисоветским элементом и был за это наказан.
Здесь требовалось бы доказать, что (1) данные об арестованных / задержанных не имеют отношения к репрессивной политике Советской власти и (2) такое вполне условное «раздувание» цифр было предпринято министрами союзных республик по указанию Берия, то есть стало актом хотя бы условного препарирования.
А. Р. Дюков даёт понять, что причиной «завышенных» данных о числе репрессированных стало именно указание Берия министрам внутренних дел союзных республик Прибалтики и Украинской ССР включить в общее число репрессированных… да, именно действительно всех репрессированных, то есть арестованных, но отпущенных. Так что же? Считать ли это «завышением» — вопрос терминологии, то есть вопрос о том, являются ли «репрессией» любые задержания и аресты или таковыми следует считать только расстрелы, каторгу и «легализацию». Что же касается прямых указаний Берия министрам союзных республик, то и здесь всё выглядит не так очевидно, как следует из изложения А. Р. Дюкова. Вот он пишет: «Следует отметить, что П. Мешик был „человеком Берия“; его назначили на должность министра внутренних дел УССР в середине марта 1953 г. Поэтому не исключено, что данные о репрессиях, приведённые в его докладной, также не адекватны»[1109]. Однако сравнение данных главы МВД УССР П. Мешика и Берия показывает, при полном совпадении чисел убитых и депортированных, разницу в числе арестованных: у П. Мешика их — 103 003[1110], у Берия — 134 467 (см. Таблицу 1). То есть верный бериевец П. Мешик почему-то «занижает»…
Судя по тому, что в массиве служебной переписки Берия в подавляющем большинстве случаев присутствует инициативный документ для комплекса соответствующих документов[1111], следы выискиваемой «фальсификации» должны быть легко обнаружимы. Вот только вся «злостность» такой «фальсификации», похоже, проявляется лишь в большем числе арестованных: неужели Берия, ведя внутреннюю борьбу в Президиуме ЦК КПСС, так и сказал своим республиканским министрам: «принципиальней, внимательней (больше) пиши про число арестованных бандитов, их — я знаю — у тебя (должно быть) много»? Но и в этом есть сомнения. Ибо — если уж «завышать» данные о мощности антисоветского подполья в союзных республиках Прибалтики и на Западной Украине, — то было бы странно, если бы это «завышение» не коснулось базового показателя опасности этого подполья — числа убитых антисоветчиков в боях с силами НКВД-МВД. Выборочная проверка «данных Берия» обнаруживает, однако, не только отсутствие «завышения», но и напротив — занижение данных, причём данных о числе убитых. Как указано в «данных Берия», в 1944–1953 гг. в Латвийской ССР был убит 2321 противник Советской власти. Но данные того же МВД заставляют думать, что убито их в Латвийской ССР было в эти годы гораздо больше. Только в 1944–1947 гг. (фактически в 1944–1946) были учтены 2402 убитых[1112]! Так вся пирамида аргументации в пользу того, что Берия фальсифицировал данные о широте антисоветского подполья в Прибалтике в сторону их «завышения», рушится.
В заключение — несколько слов о политическом смысле якобы «завышения», наличие которого постулировал А. Р. Дюков, но так и не раскрыл его фактическую природу, без чего вся логика его аргументации теряет исследовательский смысл. Почему А. Р. Дюков, зная приведённые признанными исследователями сведения о личной ангажированности Снечкуса и П. П. Кондакова в отношении усилий Берия в Прибалтике, считает возможным некритически ссылаться на их «свидетельства» при оценке статистического качества «данных Берия»? Почему А. Р. Дюков полагает, что в апреле — мае 1953 года полновластный, наряду с Маленковым и Хрущёвым, не удовлетворяясь согласием Хрущёва, Берия должен был кого-то в Президиуме ЦК дополнительно запугивать фальшивыми цифрами о положении именно в Прибалтике? Нет ответа. Предпринятую А. Р. Дюковым попытку подвергнуть ревизии сложные по истории их формализации, но глубоко эшелонированные в массиве ведомственной статистики, данные НКВД-МВД о масштабах репрессий в Прибалтике следует признать неудачной. И это — важный результат усилий последних 20 лет «архивной революции» в России и в том числе самого А. Р. Дюкова, когда на смену сочинениям западных, отечественных, а теперь и прибалтийских демагогов приходит критическое коллективное знание западных, отечественных, а теперь — и прибалтийских специалистов.
Библиография
Введение. ландшафт истории и политического языка
Впервые — в качестве первой части статьи: М. А. Колеров. «Историческая политика» в современной России: поиск институтов и языка // Русский Сборник: Исследования по истории России. Том ХVI. М., 2014. Для настоящего издания дополнено.
Большой стиль Сталина: Gesamtkunstwerk als Industriepalast
Резюме: Доклад на международной конференции «Наследие социализма: архитектура, урбанизм и искусство» в Архиве Сербии в Белграде 27–28 ноября 2013 года. Впервые в печати: М. А. Колеров. Большой стиль Сталина: Gesamtkunstwerk als Industriepalast // Логос. М., 2015.
№ 5. Резюме: Родина: Исторический журнал. М., 2015. № 1. Для настоящего издания дополнено.