Мне кажется, что повторение подобной мысли В. И. Ленина, даже если он ее и высказал когда-то неуместно, ибо именно она, но уже по утверждению самого Хрущева, как раз и свидетельствует не в пользу В. И. Ленина.
Л. Никулин, толкуя о разногласиях Сталина с Тухачевским по поводу событий под Варшавой в 1920 г., не мог не знать, что, в сущности, речь шла не о разногласиях между Сталиным и Тухачевским, а о разногласиях между Сталиным и председателем Реввоенсовета Троцким.
Кроме того, Л. Никулин почему-то совершенно игнорировал показания такого авторитетного свидетеля, как сам В. И. Ленин.
Выступая на X съезде РКП(б) 8 марта 1921 г. (см. стенотчет съезда) В. И. Ленин говорил:
«…При нашем наступлении, слишком быстром продвижении почти что до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка. Я сейчас не буду разбираться, была ли эта ошибка стратегическая или политическая, ибо это завело бы меня слишком далеко… Но, во всяком случае, ошибка налицо, и эта ошибка вызвана тем, что перевес наших сил был переоценен нами… Но факт налицо: в войне с Польшей мы допустили известную ошибку».
Из этой краткой цитаты из выступления В. И. Ленина, между прочим, хорошо видно, что сам В. И. Ленин оценивал наступление Тухачевского на Варшаву как и стратегическую (слишком быстрое продвижение), так и как политическую ошибку, — вспомним его телеграмму в Реввоенсовет Западного фронта от 9 августа 1920 г.: «Ваши сообщения чересчур лаконичны. Необходимы, и крайне спешно, подробности о настроении батраков и варшавских рабочих, а равно о политических перспективах вообще. Очень прошу ответить по возможности сегодня же» (Ленинский сборник, т. 34, стр. 342).
Известно, что наступление на Варшаву позволило Пилсудскому сыграть на национальных, патриотических чувствах известной части польских рабочих и крестьян, на их исконном недоверии к русскому великодержавному шовинизму и, воспользовавшись этими чувствами, организовать отпор наступлению частей Красной Армии на Варшаву.
Далее в своей книжке Л. Никулин пишет:
«В первые годы после смерти Владимира Ильича еще не так сильно ощущалось стремление Сталина к власти. Во главе Красной Армии по-прежнему стоял верный сын партии Фрунзе…
В 1928 г. Тухачевский написал докладную записку о необходимости перевооружить Красную Армию… Он дал расчет количества новых средств вооружения и предлагал построить ряд заводов для выполнения этой задачи, ассигновать большие средства на полное техническое перевооружение армии.
Сталин признал записку Тухачевского нереальной. Правда, эта записка была написана до начала 1-й пятилетки, когда страна еще не имела мощной индустриальной базы.
Вскоре Тухачевский был вынужден уйти с поста начальника штаба Красной Армии…
Он был назначен командующим войсками Ленинградского округа…
Время шло. Осуществлялись первые пятилетние планы. В международной обстановке ощущалось приближение грозы… Сталин был вынужден пересмотреть свое отношение к докладной записке Тухачевского, которую он прежде назвал ахинеей.
Он недружелюбно относился к автору, но понимал, что кроме него нет человека, который бы мог осуществить перевооружение армии современным оружием. Тухачевский был назначен замом народного комиссара обороны и начальником вооружений» (стр. 164–169).
Но, пишет Л. Никулин, «Тухачевский не чувствовал под собой твердой опоры, ибо он слишком хорошо знал Сталина, чтобы поверить в его доброе отношение к себе. Он знал, как ревниво относится Сталин к чужой славе или просто известности» (стр. 176). Тухачевский «давно не чувствовал поддержки того, кто стоял над ним. Вместе со всем народом он пережил самую тяжелую утрату — умер Ленин, который умел ценить людей, разбираться в людях и знал, кому можно доверять» (стр. 188).
Читая Л. Никулина, просто диву даешься, откуда у него такая нелогичность в построении и непоследовательность в мыслях! Сталин — деспот, он злобен и мстителен; Тухачевский не чувствует поддержки Сталина. Умер Ленин, умер Фрунзе…
Но ведь именно с 1925 года, после смерти В. И. Ленина и М. В. Фрунзе, и начинается головокружительная военно-политическая карьера Тухачевского!
В самом деле — в ноябре 1925 г. он назначается начальником Штаба РККА.
В 1928–1931 гг. он — командующий Ленинградским военным округом. Понижение? Недоверие? В трактовке Никулина — да, но на деле — отнюдь нет, если учесть тот исторический момент (борьба партии с зиновьевской оппозицией) и тот исторический факт, что командующим Ленинградским военным округом до назначения на этот пост Тухачевского был Зиновьев.
В 1931 г. Тухачевский — начальник вооружений РККА. Вопреки утверждению Никулина, что «время шло и осуществлялись первые пятилетки», именно в ходе что ни на есть «самой первой» пятилетки Тухачевский и был назначен на этот пост.
7 ноября 1938 г. «за исключительные личные заслуги перед революцией в деле организации обороны Союза ССР на внешних и внутренних фронтах Гражданской войны и последующие организационные мероприятия по укреплению мощи РККА» (стр. 176) Тухачевский был награжден орденом Ленина и принимал парад войск на Красной площади.
В 1934 г. Тухачевский — 1-й заместитель наркома по военным и военно-морским делам, заместитель председателя Реввоенсовета СССР. На XVII съезде ВКП(б) он избирается кандидатом в члены ЦК ВКП(б).
В 1935 г. Тухачевский — в числе первых пяти маршалов СССР. Надо обладать сверхвоображением и сверхнелогичностью Л. Никулина для того, чтобы увидеть в этом блестящем послужном списке Тухачевского злобный, мстительный и завистливый характер того, кто занимал пост Генерального секретаря ЦК ВКП(б) и без ведома, согласия и прямого указания которого не совершалось ни одного сколько-нибудь значительного назначения или перемещения в партии и государстве.
Мне кажется, что сказанного вполне достаточно для того, чтобы опровергнуть развиваемую Л. Никулиным мысль о том, что в судьбе Тухачевского роковую роль сыграло личное недоброжелательство к нему со стороны Сталина, вызванное завистью, мстительностью, властолюбием и т. п. эгоистическими чувствами.
Кроме всего прочего, нельзя не заметить, говоря о т. н. культе личности Сталина, что и сам Тухачевский внес немалую лепту в дело прославления И. В. Сталина. Вспомним хотя бы его речь на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г., которую он закончил следующими словами:
«… Я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором ЦК, под руководящим и организующим напором товарища Сталина мы эту труднейшую задачу (перевооружение армии. — В. М.) выполним» (Стенотчет XVII съезда. Партиздат. 1934 г.).
На XXII съезде КПСС Хрущев в своем заключительном слове упомянул, что недавно в зарубежной печати промелькнуло сообщение о том, что Тухачевский и другие видные военные были репрессированы в результате провокации гитлеровской разведки.
В своей книжке Л. Никулин развивает эту мысль Хрущева. Он пишет, цитируя в главе «Русский узел» зарубежного издания:
«Служба безопасности, т. е. Гейдрих, Беренс и Наухокс, в тайне от шефа германской разведки Канариса и гестапо… приступила к изготовлению "доказательств" измены Тухачевского. Они сфабриковали подложное письмо, в котором Тухачевский и его единомышленники будто бы договаривались о том, чтобы избавиться от опеки гражданских лиц и захватить в свои руки власть.
В письме старались копировать не только почерк, но и характерный стиль Тухачевского. На подлинном письме были подлинные штампы "абвера", "сов. секретно", "конфиденциально", была и подлинная резолюция Гитлера — приказ организовать слежку за немецкими генералами вермахта, которые будто бы связаны с Тухачевским. Письмо было главным документом. Все "досье" имело 15 листов, и, кроме письма, в нем были различные документы на немецком языке, подписанные генералами вермахта (подписи были поддельные, скопированные с банковских счетов).
Оставалось только переправить досье Сталину. Была симулирована "кража" досье во время пожара из здания абвера — разведки. Затем фотокопия "досье" оказалась в руках Бенеша. Он, видимо, поверил в подлинность этого документа и дал о нем знать Сталину, искренне думая, что открывает ему глаза. Именно в этом духе Бенеш и писал своему другу Л. Блюму письмо, в котором утверждал, что существует тайная связь между генштабом Красной Армии, его высшими командирами и гитлеровской Германией.
Как ни осторожно мы относимся к разного рода мемуарам, исповедям живых и мертвых гитлеровских агентов, все же мы не можем зачеркнуть их показания, хотя бы потому, что в документах, оставленных Бенешем (да и в воспоминаниях Черчилля), мы находим подтверждение факта участия Гитлера и его агентов в провокации, направленной против видных советских военачальников.
Расчет был верен: Сталин сделал то, на что надеялись Гитлер и Гейдрих, зная его характер, мстительность и подозрительность» (стр. 192–193).
Первое, чисто эмоциональное чувство, возникшее у меня по прочтении этого кусочка из книжки Л. Никулина, было чувством какого-то смущения, смешанного с негодованием. Л. Никулин, советский человек, писатель, претендующий на объективность, видите ли, с большой осторожностью относящийся к разного рода мемуарам и исповедям живых и мертвых гитлеровских агентов, но тем не менее верящий в добрые намерения Черчилля и Бенеша и обливающий грязью вождя своего народа, почему-то позволяет себе «забывать» о таких исторических фактах, как процессы 1937–1938 годов.
Я не хочу пока что задерживаться на этих процессах и лишь позволю себе задать Л. Никулину следующий вопрос, отвлекаясь от всего прочего, — известны ли были Сталину в свое время те мемуары живых и мертвых гитлеровских агентов, о которых пишет Никулин? Известны ли были Сталину воспоминания Черчилля или «документы, оставленные Бенешем»?
Остановимся на Якире.
Если в деле Тухачевского, по утверждению Л. Никулина и иже с ним, роковую роль сыграли недоброжелательность Сталина, его мстительность и подозрительность, то Якир, по словам самого Хрущева, пользовался большим уважением у Сталина. Следовательно, в деле Якира мстительность и злобность Сталина не должны были иметь место.