Подведем итоги?
С эпизодов, описанных в этом разделе, и начинается настоящая история наших персонажей. Вот они, вышедшие в самостоятельную жизнь со сложившимися взглядами. Один уже стал убежденным марксистом, причем марксистом крайнего толка, революционером. Другой пусть еще и не сформулировал окончательно своих взглядов, но уже в полной мере стал антисемитом и националистом. Первого отделяет от кристаллизации его взглядов в устойчивую и стройную систему череда бандитских налетов во славу революции, ссылка и сама революция, второго – война, революция и самостоятельная попытка захвата власти. Однако общее между ними одно – в этот период и у Сталина и у Гитлера сложилось твердое убеждение в необходимости изменения существующего порядка жизни, необходимости борьбы за справедливость. Только один из них в силу личной горячности и неумения ждать сразу включился в борьбу, а другому понадобилось еще несколько лет для того, чтобы осознать, что и как он хочет сделать.
IIIВремя перелома
Настоящий революционер
Что бросалось в глаза при первом взгляде на Сталина? Где бы ни доводилось его видеть, прежде всего обращало на себя внимание, что он человек мысли. Я никогда не замечал, чтобы сказанное им не выражало его определенного отношения к обсуждаемому вопросу. Вводных слов, длинных предложений или ничего не выражающих заявлений он не любил. Его тяготило, если кто-либо говорил многословно и было невозможно уловить мысль, понять, чего же человек хочет. В то же время Сталин мог терпимо, более того, снисходительно относиться к людям, которые из-за своего уровня развития испытывали трудности в том, чтобы четко сформулировать мысль. Глядя на Сталина, когда он высказывал свои мысли, я всегда отмечал про себя, что у него говорит даже лицо. Особенно выразительными были глаза, он их временами прищуривал. Это делало его взгляд еще острее. Но этот взгляд таил в себе и тысячу загадок.
Итак, выбор был сделан – семинария и мечты об относительно спокойной жизни остались далеко позади. Со всей свойственной юноше горячностью, со всем свойственным южной крови фанатизмом Иосиф Джугашвили окунулся в революционную деятельность. Просветительские кружки, общение с рабочими, организация акций, подобных упоминавшейся уже забастовке железнодорожников, – все это имело в его представлении одну, главную цель, имя которой было – справедливость. Именно установление справедливости, справедливого, правильного общественного устройства считал молодой Иосиф Джугашвили истинной целью марксизма. По крайней мере, на тот момент. Перед этой целью меркли разнообразные бытовые неурядицы, разлад отношений с матерью и даже то, что юному революционеру банально не на что было жить.
Впрочем, последнее не было так уж важно. В конце концов, друзей у него в Тбилиси было много – находилось у кого переночевать и к кому сходить пообедать. Один из приятелей, кстати, позаботился о работе и о жилье для Джугашвили – пристроил его работать вычислителем-наблюдателем в Тифлисскую физическую обсерваторию. А там, хоть оклад был и невелик, полагалась казенная квартира. Правда, по воспоминаниям современников, жилище Иосифа было почти пустым: своих вещей у него практически не было. Разве что некоторое количество книг да одежда – фактически только та, что надета на нем.
Молодой и романтичный
Авель Енукидзе описывает его внешность в ту пору так: «Очень тонкое, одухотворенное лицо, густые, черные как смоль волосы. Юношеская худощавость подчеркивала грузинский овал его лица и по-грузински печальные глаза. Невысокого роста, не слишком широкий в плечах. Продолговатое лицо, прозрачная молодая бородка, несколько тяжелые веки, тонкий и прямой нос; на густых черных волосах – немного сдвинутая на бок фуражка»[29]. Короче говоря, вид почти ангельский. Но мысли в этой «ангельской» голове водились самые что ни на есть боевые.
Енукидзе Авель Сафронович (1877–1937), политический и государственный деятель. С 1918 – секретарь Президиума ВЦИК, в 1922–1935 годах – секретарь Президиума ЦИК СССР. Член Центральной контрольной комиссии большевистской партии с 1924 года (член Президиума с 1927). Репрессирован.
При непосредственнейшем участии Иосифа Джугашвили тифлисские социал-демократы стали постепенно менять тактику деятельности не то чтобы сворачивая просветительскую деятельность, но подчас жертвуя ею ради отдельных, более наглядных, показательных акций.
Начались забастовки, появились самопечатные листовки с призывами к стачкам. Правда, и забастовки по первости чаще всего заканчивались арестом участников, и типографию, где буквально на колене лепили листовки, собирая шрифт в матрицу из папиросных коробок и используя вместо типографской краски сложный самодельный состав на желатине, буквально гоняли по всему городу, благо оборудование – один-единственный винтовой пресс и мешок шрифта – можно было эвакуировать довольно быстро. Но революционеры набирались опыта, и когда в 1900-м в Тифлисе заработала местная ячейка РСДРП, Джугашвили сотоварищи обладали, как теперь сказали бы, уникальным опытом. Собственно, именно благодаря его опыту он и выдвинулся в руководство местного комитета партии. Кстати, именно тогда прозвучал в первый раз псевдоним «Сталин». Впрочем, на ту пору это было не более чем «проходное» имя, одно среди прочих – Давид, Нижерадзе, Чижиков. Сам Джугашвили предпочитал партийную кличку «Коба» – волшебник.
Что означало имя Коба?[30]
Как бы мы ни трактовали это слово, какие бы версии ни принимали за подлинные, как ни странно, мы приходим всегда к выводу, что этот псевдоним имел для молодого Джугашвили символический смысл. И весьма глубоко символический.
Если исходить из того, что Коба (Кобе, Кова, Кобь) взято из церковно-славянского языка, то оно означает волховство, предзнаменование авгура, волхва, предсказателя, что весьма близко к предыдущему сталинскому псевдониму К. Като, но в более широком и более обобщенном смысле.
Если же исходить из того, что это слово грузинское и означает имя, то Коба – это грузинский эквивалент имени персидского царя Кобадеса, сыгравшего большую роль в раннесредневековой истории Грузии.
Царь Коба покорил Восточную Грузию, при нем была перенесена столица Грузии из Мцхета в Тбилиси (конец V века).
Но Коба не просто царь из династии Сассанидов, он – по отзыву византийского историка Феофана – великий волшебник. Обязанный в свое время своим престолом магам из раннекоммунистической секты, проповедовавшей равный раздел всех имуществ, Коба приблизил сектантов к управлению, чем вызвал ужас у высших классов, решившихся составить против Кобы заговор и свергших его с престола. Но посаженного в тюрьму царя-коммуниста освободила преданная ему женщина, и он вновь вернул себе трон. Эти подробности биографии царя Кобы кое в чем (коммунистические идеалы, тюрьма, помощь женщины в побеге, триумфальное возвращение на трон) совпадали с фактами биографии Сталина. Более того, они продолжали совпадать и тогда, когда Сталин расстался с этим псевдонимом, ибо в 1904–1907 годах Сталин не мог, конечно, предвидеть 1936–1938 года, но он знал, что его двойник царь Коба в 529 году (за два года до смерти) зверски расправился со всеми своими бывшими союзниками – коммунистами-маздакитами.
Некоторые иностранные биографы Сталина (а вслед за ними и подражающие им отечественные), опираясь на указания некоторых своих поверхностных грузинских информаторов, считают, что псевдоним «Коба» Сталин заимствовал, якобы, от имени героя одного из романов грузинского классика А. Казбеги – «Отцеубийца», которого также звали Кобой и который предстает в романе как абрек-горец, ведущий борьбу за независимость своей родины. Однако следует иметь в виду, что у самого А. Казбеги имя Коба – вторично, взято оно от Кобы-царя, после которого оно и приобрело распространение в Грузии. Но важно отметить и то, что Сталину не мог импонировать образ одиночки-абрека, поскольку образ коммуниста-царя Кобы был и исторически значительнее, и символически неизмеримо ближе всему мировоззрению Сталина. Кроме того, в политических статьях и выступлениях Сталина в период 1902–1907 годах мы находим явные следы его знакомства с персидской историей эпохи Сассанидов. Одно из них – систематическое и излюбленное Сталиным употребление термина «сатрапы» для обозначения царских чиновников в России.
Для грузин это было не только общепонятным, но и многоговорящим термином, совмещающим весьма емко и образно понятия национальной и классовой борьбы одновременно. Нет никакого сомнения, что исторический прототип, послуживший основой для псевдонима Коба, то есть царь-коммунист Кобадес, импонировал Сталину как государственная и политически сильная, значительная личность и, кроме того, обладал в своей биографии чертами, поразительно сходными с биографией и психологией самого Сталина.
Однако Коба как псевдоним был удобен только на Кавказе. Вот почему как только Иосиф Джугашвили оказался теснее связан с русскими партийными организациями, как только он «пообтерся» в русских тюрьмах и сибирской ссылке, как только он стал вести работу в таких сугубо русацких регионах, как Вологодская губерния и Петербург, перед ним возник вопрос о смене слишком грузинского псевдонима Коба на какой-нибудь иной, звучащий по-русски и имеющий смысл для русских людей./…/
Он работал в революционном движении уже почти 15 лет, за это время он сменил и использовал два десятка разных псевдонимов. Из них лишь один – Коба – хорошо привился и обладал смыслом, целиком удовлетворявшим Сталина. Но он не мог быть сохранен далее из-за перемены Сталиным поля своей деятельности, из-за выхода его деятельности за пределы партийных организаций Закавказья, за пределы привычного региона.