й прием, на ту пору еще ни разу не применявшийся и только в 80-е годы XX века получивший популярность среди литераторов, – и вот он, пожалуй, секрет популярности этой книги.
Провал путча 1923 года, как это ни странно, помог Гитлеру. Заставил его остановиться и задуматься, является ли революционный путь, путь террора и насилия, единственным путем прихода партии к власти. По здравом размышлении отставной ефрейтор понял, что, заигравшись в борьбу с левыми противниками партии, он, на беду, принял отчасти их правила игры. Поэтому из Ландсберга, освобожденный досрочно по амнистии, вышел совсем не тот Гитлер, что был водворен в камеру. Новый Адольф был свято уверен, что прийти к власти и удержать ее в руках можно лишь в том случае, если она получена законным путем. Мало того. Успешность законного, легитимного прихода к власти он напрямую связывал со своим ощущением богоизбранности. То есть успешность этого мероприятия должна была быть гарантирована ему еще при рождении. А если это не так – значит, стоит покончить с собой и перестать обременять этот мир своим существованием. Такой подход к жизни Гитлер сохранил до самого прихода к власти, заговаривая о самоубийстве, чуть только дело шло плохо.
Пока Гитлер находился в заключении, его партия начала расползаться по швам. Выйдя из тюрьмы, он был принужден напрячь все силы для того, чтобы возродить партию. За то, что от нее осталось хоть что-то, что еще можно было возродить, Гитлер должен был благодарить Грегора Штрассера. Впрочем, сохранением запрещенной НСДАП тот занимался не бескорыстно: ему страшно хотелось встать во главе партии, дав ей несколько другое направление развития – скорее не националистическое, а социалистическое. Надо сказать, что часть старых соратников Гитлера – в том числе Эрнст Рем – не то чтобы сильно отвергала подобные взгляды. В конце концов, именно дискуссия о необходимости продолжения революции и вылилась позже, в еще пока далеком 1934 году в конфликт, ставший поводом для «Ночи длинных ножей». Пока же Штрассер упорно замещал гитлеровских сторонников своими, левыми национал-социалистами. Гитлер, с одной стороны, был благодарен ему за сохранение структуры партии, но, с другой стороны, долго еще расхлебывал последствия штрассеровских кадровых перестановок.
Нужно сказать, что результаты неудачного путча долго еще оказывали влияние на отношения Гитлера с людьми. Так, Германа Геринга, получившего ранение и пытавшегося защитить Гитлера от пуль, он искренне считал своим другом и многое прощал ему. Кредит доверия истощился только весной 1945 года, когда Геринг попытался взять на себя всю полноту государственной и партийной власти, полагая, что вождь, запертый и изолированный в осажденном Берлине, не может эффективно управлять тем, что осталось от Рейха. А, скажем, Грегор Штрассер, не успевший со своими штурмовиками добраться до места событий вовремя, вызывал у него подозрения и недоверие.
С помощью преданного ему не на шутку «маленького доктора» – Йозефа Геббельса Гитлеру удалось не только правильно построить внешнюю пропагандистскую кампанию партии, но и найти разумный компромисс между правым и левым крылом. Фактически – между национал-социалистами Мюнхена и социал-националистами Берлина. На партконференции в феврале 1926 года он перехитрил Штрассера, победил его в дискуссии, заставив публично покаяться в своих заблуждениях. Таким образом, лишив левое крыло лидера, он смог объединить партию в единое целое. Впрочем, победил – не значит впоследствии простил. Надо сказать, что Гитлер был чрезвычайно памятлив как на добро, так и на зло. В результате же объектами внимания его тайной полиции потом, когда он уже прочно уселся в кресло имперского канцлера, частенько становились люди, доставившие ему неприятности десять, а то и больше лет назад. И, напротив, он мог приблизить к себе человека, чем-либо ему понравившегося примерно столь же давно. Некоторые, опираясь на эти факты и на способность Гитлера оперировать совершенно случайно подобранными еще в детстве знаниями, запоминать тысячи имен, считают его эйдетиком – человеком с феноменально развитой памятью и приглушенной за счет этого эмоционально сферой. Якобы самые страшные свои приказы он отдавал спокойно и не сомневаясь именно поэтому. В принципе, такое возможно, но в остальном – это известно одному Богу: при жизни Гитлер ни разу не наблюдался у психиатра, а ставить ему диагноз после смерти – занятие несколько странное.
Впрочем, вернемся в 20-е годы. Приняв на вооружение новый образ действий, став открытым и легитимным политиком, Гитлер начал быстро «набирать очки», обходя соперников на их же поле. Те, в свою очередь, не успев еще перестроиться от борьбы за власть при помощи пивных кружек и дубинок, приклеили ему прозвище «Адольф-законник». Надо сказать, что Гитлер им не на шутку гордился. Пользу от нового имиджа партия ощутила сразу же: деньги от спонсоров потекли рекой.
Дед Джорджа Буша финансировал Адольфа Гитлера и НСДАП[62]
Американской администрацией рассекречены архивные документы, свидетельствующие о том, что дед нынешнего президента США Джорджа Буша Прескотт Буш незадолго до начала Второй мировой войны косвенно поддерживал Адольфа Гитлера. Доподлинно известно, что фирма, одним из директоров которой он являлся, финансировала нацистскую партию и помогла Гитлеру прийти к власти.
История эта давняя и весьма запутанная, пишет газета «Новые Известия». Но существует ряд фактов, опровергнуть которые невозможно. В конце 30-х годов Прескотт Буш был одним из семи директоров крупнейшего в Нью-Йорке инвестиционного банка Union Banking. Банк, в свою очередь, входил в состав финансовой империи известного в то время немецкого предпринимателя Фрица Тиссена, активно спонсировавшего нацистов и поддержавшего их приход к власти в Германии.
Ни тогда, ни сейчас никто напрямую не обвинял Буша в связях с гитлеровским режимом. Однако уже в 1942 году в Штатах было проведено широкомасштабное расследование деятельности Union Banking, в результате которого банк и три компании, принадлежавшие семейству Бушей, были ликвидированы согласно закону, запрещавшему какие-либо торговые операции с фашистской Германией.
Кроме того, появились данные о том, что еще в 1920 году Прескотт Буш стал владельцем крупной американо-германской судоходной компании American Ship and Commerce, которая принимала активное участие в «предвыборной кампании». В частности, в книге двух независимых американских авторов под названием «Джордж Буш: неофициальная биография» утверждалось, что руководители этой фирмы использовали свое влияние в правительстве для того, чтобы заблокировать антигитлеровские публикации в американских СМИ. Плюс ко всему они обеспечивали свободный въезд в Штаты гитлеровских эмиссаров, которые размещали в здешней прессе выгодные им материалы. Справедливости ради стоит заметить, что после завершения расследования ни одному из семи директоров Union Banking и владельцев American Chip and Commerce, в том числе и Прескотту Бушу, никаких обвинений предъявлено не было.
Профессор кафедры международных отношений Питсбургского университета Дональд Гольдштейн так объяснял эту позицию властей США: тогда американское правительство было слишком занято войной. Времени на то, чтобы довести расследование до конца и назвать имена виновных, просто не было.
Все эти нелицеприятные факты из истории столь популярного в Америке семейства не могли не наложить отпечаток на его биографию. Неудивительно, что до сих пор они держались в строжайшей тайне.
В скором времени партия издавала уже три газеты: штрайхеровский «Штюрмер» – для черносотенцев и жидоненавистников, «Ангрифф» – для солдат-отставников и членов патриотических союзов, близких к НСДАП, и «Фелькишер беобахтер» как официальный рупор партии. Штурмовики и эсэсовцы были переодеты в единообразную форму одежды. Это, конечно, противоречило требованию об отмене любой униформы на территории Германии и запрете на ношение даже элементов одежды, могущих послужить основой униформирования, выдвинутому союзниками, но, во-первых, за соблюдением его никто особенно и не следил, а во-вторых, в этом была своеобразная бравада. Йозеф Геббельс, получивший от Гитлера поручение заняться партийной пропагандой, развернулся на славу: разнообразие плакатов, призывающих доверить свою судьбу НСДАП и лично Гитлеру – последней надежде Германии, – позволяло охватить самые разные слои населения, выбирая для каждого свой подход. Гитлер стал публичной личностью, популярным оратором, светским человеком. Для отставного ефрейтора, вступившего после войны в нищую и малочисленную партию с кассой в семь с полтиной марок и членским составом меньше десятка человек, это был даже не шаг, а скачок вперед. Коммунисты, социал-демократы, умеренные буржуа-либералы безнадежно отстали. Ни у кого из них не было в партийном руководстве личности, настолько харизматической, деятеля, настолько легко заигрывающего с любым существующим в Германии сословием, от городской бедноты до юнкеров, от баварских крестьян до крупных промышленников. Одним он обещал избавление от опасности новой революции, от стачек и забастовок эсдэков. Другим – защиту от обнаглевших магнатов, какую не могут предоставить левые профсоюзы, финансовое благополучие, хлеб и конец нужды. И тем и другим – возрождение великой Германии. К 1930 году Гитлер стал бесспорным лидером националистического движения.
Не хватало единственного элемента – всенародного бедствия: к концу 20-х годов экономическая ситуация в Германии слегка стабилизировалась. Известно, что народ начинает прислушиваться к словам пророков и искать себе мессий только в часы бедствия, в сытое же и спокойное время, как ни надрывайся, – тебя попросту не услышат. Судьба была благосклонна к Гитлеру: в 1929 году случился один из крупнейших за то время экономических кризисов. Плакаты «Наша последняя надежда – Гитлер!» стали донельзя актуальными. На выборах 1930 года НСДАП завоевала больше 6 миллионов голосов и получила 107 мест в рейхстаге, став второй по величине партией в стране и в полтора раза превзойдя по числу мест в парламенте коммунистов. На президентских выборах 1932 года Гитлер вплотную подобрался к рейхспрезидентскому креслу, заняв второе место после безумно популярного имперского маршала Гинденбурга – живой легенды Восточного фронта. При этом лидер коммунистов Эрнст Тельман остался где-то в самом низу таблицы: вождь НСДАП набрал в 4,5 раза больше голосов, чем он. При этом, правда, он расценивал ситуацию как трагический проигрыш, заявлял, что все кончено и впору прекращать бороться. Но не ослаблял усилий.