Ольга Жук
Трубка «Герцеговины» и «коричневая водка»
Сталин, в силу своего происхождения и особенностей горского менталитета, таким аскетизмом в отношении стимулирующих средств не отличался. Любил он и покурить, и выпить, недаром трубка специфической формы «бент биллиард», зажатая в его покалеченной от рождения руке, сопровождает «отца народов» даже на официальных портретах. Причем, что интересно, трубочного табака он не то чтобы не признавал, но просто не курил, предпочитая «потрошить» папиросы «Герцеговина Флор», выпускавшиеся на ленинградской табачной фабрике № 1, той, что раньше называлась «Лаферм», а после революции стала носить имя наркома Урицкого. Нет, ему, разумеется, регулярно дарили трубочный табак самых разных сортов, так что врать, что, де, вождь его не курил никогда, не буду. Но, по свидетельствам современников, в пепельнице на сталинском рабочем столе постоянно можно было видеть несколько «убитых» папирос.
По чести сказать, не знаю, правда это или просто очередная легенда, но рассказывают, что папиросы, сделанные специально для вождя, отличались от тех, что поступали в розницу: в обычные гильзы набивалась особым образом ароматизированная табачная смесь из специально подобранных сортов табака. Да и нарезка отличалась от обычной, сигаретной, была крупнее, специально под трубку. Странно, правда, почему вождь предпочитал потрошить папиросы, а не заказывать табак, что называется «россыпью». Тут ответов может быть масса. Например, самый простой: две папиросы – это ровнехонько одна набитая трубка. Так что не нужно думать, сколько забить табаку.
Почему Сталин курил не сигары, как Черчилль, или сигареты, почему, наконец, не ту же самую «Герцеговину»? Ответить на этот вопрос довольно сложно. С одной стороны, курение трубки на ту пору было весьма распространено на Кавказе, так что вполне вероятно, что речь идет о привычке юношеских лет. Кстати, студенту семинарии, а впоследствии постоянно находящемуся в бегах революционеру папиросы могли быть просто не по карману. Табак же на Кавказе выращивают едва ли не в каждом дворе. А с другой стороны, нельзя забывать и о том, что трубка в зубах позволяет особым образом формировать беседу, в нужных местах замолкая на затяжку, выдерживая паузы[66]. Как говорят, эта «фирменная» манера разговора выбивала из колеи даже самых сильных духом людей, заставляя их нервничать. В конце концов образ вождя с трубкой в руках настолько четко запечатлелся в народном о нем представлении, что даже вошел в детские стихи: «Дядя Сталин курит трубку,/а кисета, может, нет./Я сошью ему на память/замечательный кисет».
Не отказывался «дядя Сталин» и от стаканчика вина, и от стопки коньяка или водки. А вот в каких масштабах он пил спиртное – это, конечно, вопрос большой. Никита Хрущев, разумеется, постарался в воспоминаниях выставить покойного вождя записным алкоголиком, потому что, как уже было сказано выше, это самый простой и эффективный пропагандистский способ создания отрицательного имиджа: «Сталин выпивал рюмку коньяка. Или водки. В начале обеда, а потом вино, вино, вино. Если пить вино пять-шесть часов подряд, хоть и маленькими бокалами, так черт его знает, даже если так воду пить, то от воды опьянеешь, а не только от вина»[67]. И ведь как сказано ловко: ни слова лжи, а картинка создается непригляднее некуда. Судя по всему, в пропагандистских целях написал это Никита Сергеевич. Ничем другим и не объяснишь. Потому что при взгляде со стороны все выглядит иначе. Вот что говорит о взаимоотношениях Сталина (да и Хрущева) с алкоголем человек, который видел все кремлевские «посиделки» со стороны, будучи неизбежно трезвым, – сотрудник 6-го отдела Главного управления охраны Геннадий Коломенцев, отвечавший за питание вождя: «За Сталиным довелось мне наблюдать очень много. И вот какие мифы я обязан развеять прежде всего. Во-первых, Сталин был трезвый человек. Я был, наверное, на всех официальных сталинских приемах и банкетах. Но ни разу не видел, чтобы Сталин хоть немножечко был под хмельком. И все его окружение знало это. И при нем не позволяло себе лишнего. А если и позволяло, то только втихаря. Хрущев любил подзаложить. Любил Булганин выпить. Каганович тоже. Но. втихаря. Сталин – нет! Он себе позволял лишь две маленькие коньячные рюмочки»[68]. Интересное свидетельство, правда?
Правда, судя по всему, в народе о взаимоотношениях вождя с алкоголем выдвигались версии разнообразнейшие и временами противоречивые. В конце концов, Сталин был личностью легендарной, недаром на его превращение в живую легенду работал весь пропагандистский аппарат партии. С одной стороны, он находился на недосягаемой высоте, а с другой – был народным вождем. Как следствие, в общем представлении не употреблять алкоголь он не мог (какой же он после этого народный вождь, в России-то!?), но если уж что и пил, так что-то особенное. Очень в этом плане показательна сцена из рассказа Владимира Вайсберга: ««Как ты думаешь, Вовка, какую водку пьет Сталин?» – Шломо произносил слова так, как если бы каждое из них несло в себе некую архиважную, секретную информацию. Особо он выделил слово «какую?». Он покачивал при этом головой из стороны в сторону и прищуривал глаза. Я задумался. Информации по этому вопросу, честно говоря, у меня было не очень много. Но я уже где-то читал тогда (кажется, это была книга Рузвельта-младшего «Его глазами», но, может, за давностью лет я что-то путаю), что Сталин пьет грузинские вина. Это-то я и изложил почтенному собранию аксакалов улицы Марамуреш. «Я ведь не про вино спрашиваю. Я спрашиваю: какую водку пьет Сталин?» В этот раз Шломо подчеркнул интонационно два слова: «какую водку?». «Крепкую. Крепкую и чистую», – сказал я. «Крепкую», – подтвердил Шломо. – «Но какую крепкую?» Меня понесло: «Чистый медицинский спирт», – сказал я уверенно. О целительных свойствах этого напитка при внутреннем и наружном применении его часто рассуждал мой отец. «Нет, – сказал Шломо. – Ему гонят самогон еще крепче спирта. И он его сам проверяет. Принесите, – говорит он, – бутылку самогона, на блюдечке дроб (имелась в виду свинцовая дробь, которой заряжались патроны охотничьих ружей) и рюмку. Когда все это ему приносят, он наливает полную рюмку самогона, берет ложечкой дроб и бросает его в самогон. Если дроб тонет, он говорит: унесите этот брак. А если дроб не тонет, а плавает на поверхности, он вынимает ложечкой дроб и выпивает всю рюмку. И так он выпивает всю бутылку. Понял, Вовка?» – «Понял," – сказал я. Но он все-таки добавил: «Самогон такой густой и такой крепкий, что он тяжелее дроба»»[69]. Забавное представление о вожде, не так ли?
Впрочем, те, кто сидел со Сталиным за одним столом, утверждают: он знал толк в винах, любил за обедом выпить фужер-другой, правда, чаще всего, разбавляя вино водой. Не отказывался он и от крепких напитков, но тоже знал меру, стараясь в любом случае оставаться трезвее, чем окружающие. Немецкий дипломат Иоахим фон Риббентроп писал о кремлевском банкете, на котором ему довелось побывать в 1939 году: «Во время банкета по русскому обычаю произносилось множество речей и тостов за каждого присутствующего вплоть до секретарей. Больше всех говорил Молотов, которого Сталин (я сидел рядом с ним) подбивал на все новые и новые речи. Подавали великолепные блюда, а на столе стояла отличавшаяся особенной крепостью коричневая водка. Этот напиток был таким крепким, что от него дух захватывало. Но на Сталина коричневая водка словно не действовала. Когда по этому случаю я высказал ему свое восхищение превосходством русских глоток над немецкими, Сталин рассмеялся и, подмигнув, выдал мне «тайну»: сам он пил на банкете только крымское вино, но оно имело такой же цвет, как эта дьявольская водка»[70].
С тостами на том банкете вышла забавная история, о которой вспоминал Лазарь Каганович: «Когда в 1939 году принимали Риббентропа, обедали в Андреевском зале, поднимали тосты. Вдруг Сталин произнес тост за меня: «Выпьем за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича!» Я же еврей, я понимаю, какой ход сделал Сталин. Риббентроп, немцы, они же евреев не любят. Сталин подошел ко мне и чокнулся. Риббентропу пришлось сделать то же самое»[71].
Так что когда дело доходило до дипломатических моментов и выпить нужно было обязательно, Сталин держался за столом как надо. Вот история, которую писателю Феликсу Чуеву поведал маршал авиации Голованов: «Во время переговоров в Ялте Сталин пил на равных, и когда Черчилля на руках вынесли из-за стола отдыхать, подошел к Голованову и сказал: «Что ты на меня так смотришь? Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра будет вертеться, как карась на сковородке!»»[72]
Кстати, что касается той самой пресловутой «коричневой водки», про которую упомянул Риббентроп. Когда я в первый раз увидел упоминание об этом напитке, мне стало интересно – чем же таким напоил Иосиф Виссарионович немецкую делегацию? Все-таки разнообразные настойки – напитки не протокольные. И оказалось, что то ли протокола в отношении напитков не было разработано вовсе, то ли Сталин его нарочито игнорировал, но периодически на столе во время приема важных делегаций оказывались напитки весьма необычные. Например, чача. Может быть, именно ее Риббентроп назвал «коричневой водкой»? В конце концов, от нее и правда с непривычки захватывает дух: 60 градусов – это вам не шутки!
Голованов Александр Евгеньевич (1904–1975) – советский военачальник, Главный маршал авиации (1944). В мае 1919 года добровольно вступил в Красную Армию, участвовал в Гражданской войне. Окончил летную школу при ЦАГИ (1932), с 1933 по 1941 год работал в системе Гражданского воздушного флота. Участвовал в боевых действиях на р. Халхин-Гол (1939) и в советско-финляндской войне 1939–1940 годов С февраля 1941 года – командир дальнебомбардировочного авиационного полка. Во время Великой Отечественной войны с августа 1941 года командир авиационной дивизии дальнего действия, с февраля 1942 года – командующий авиацией дальнего действия, с декабря 1944 года – командующий 18-й воздушной армией, участвовал в Восточно-Прусской и Берлинской операциях. С апреля 1946 года командующий дальней авиацией. Окончил Военную академию Генерального штаба (1950). С сентября 1953 года в запасе.