– Зяма, хватит уже за сукно, мы так не уйдём от вас, и вам придётся поить нас кофэ, давайте за костюмы. Зяма у вас есть готовый костюм, чтобы хорошо сел на моего друга, и ему не пришлось долго подшивать штаны?
– Костюм? Зачем ему костюм, он всю жизнь носил галифе, чтобы прятать там гранату!
– Зяма, у вас есть костюм?
– У меня есть отличный лапсердак, может ему будет как раз, может ему надо? Он немного ношен, но отдал бы недорого.
– Он что, по-вашему, похож на раввина. Похож? Вы бы пошли к такому раввину? – Товарищ Незабудка почти угрожала. – Думаю вас нужно отвести к этим товарищам в синагогу.
– Боже сохрани, боже сохрани. А сколько у вас есть денег, на хороший костюм? – Поинтересовался портной.
– Прекратите это, товарищ Кумач, – сказал Ракель Самуиловна и поморщилась.
– Я даже не начинал ещё, – отвечал Кумач, пожимая плечами.
– Товарищ Кумач, дайте нам английский костюм недорого, и мы уйдём, есть у вас английский костюм? А ещё рубашка, шляпа и ботинки, и галстук и всё что ещё нужно молодому красивому мужчине, чтобы его завязки от кальсон не торчали из-под штанин. – Сказала Ракель Самуиловна строго.
– Я даже не знаю, есть ли всё это у меня? – Сомневался пролетарский портной.
– Три червонца, товарищ Кумач. Три настоящих советских червонца.
– Рахиличка, ну что это вы, сами говорите всё хорошее, а сами не даёте развернуться. Я уже думал предложить товарищу роскошные сатиновые трусы, вместо кальсон, это последний писк советской моды, а вы мне говорите три червонца, да только ботинки «инспектор», стоят два!
– Зяма, вы пьете из меня кровь, из меня царская охранка пила меньше, хорошо я дам четыре, но всё должно быть самое лучшее.
– Рахиличка, ну зачем эти пустые разговоры, конечно за четыре белых билета у товарища будет всё самое лучшее. Он будет так смотреться, что его будут пускать в английский парламент или даже в бердичевскую синагогу и никто у него там не спросит: зачем вы тут?
– Так делайте Зяма, делайте, иначе свой кофэ вы будете пить в обед.
Шалва Семёнович торопился, он пожалел, что сразу не взял с собой татарина Ибрагима, пришлось за ним ехать к себе. Впрочем, там он взял с собой ещё пару милиционеров, работа предстояла непростая. И уже к семи часам утра они выдвинулись ловить девку-убийцу и ОГПУшника.
Товарищ Аджания был уверен, что они ещё не уехали, ещё не было поездов на восток. Он глядел расписание уходящих с Ярославского вокзала поездов в справочнике и был сосредоточен.
Глава 20
– Жмут? – Спросила Ракель Самуиловна, беря Свирида под руку.
Свирид в костюме, рубашке и при галстуке, смотрел вниз, на свои ботинки красоты не бывалой. Они были чёрные, кожа была у них шлифованная, и узоры резные по носам.
– Да нет, не жмут, хотя и не мягкие они. Я просто подумал, что Арнольд за такие штиблеты полугодовое жалование отдал бы. – Отвечал Тыжных.
– Да, отдал бы, – согласилась красавица, – кстати, товарищ красный фронтовик, это фуражку носят на затылке, а шляпу носят чуть-чуть на глаза, – она поправила ему шляпу. – Ну как вам нравится костюм?
– Пришлось в кармане штанов дырку проковырять, а то наган из кармана торчал, малость. А так, ничего себе костюм, приличный, но вот не знаю, даже, уж слишком он буржуйский, меня бы в деревне в нём не признали бы.
– Кто не признал бы? Корова Падла?
– Корова Падла, геройски погибла, не уступая дорогу паровозу.
Они оба улыбнулись. Она была в лёгком плаще и шляпке с едва заметной вуалью. Но через вуаль он видел её немного усталые глаза. Ему показалось, что они чуть влажные от слёз.
– Товарищ, Катя… – начал он.
– Что?
– Глаза у вас что-то мокрые, как у телушки, так вы это… Не волнуйтесь, пока я жив с вами ничего не случится.
– Вы такой романтик Свирид, – сказала она и поправила ему галстук, а затем что-то стала стирать с его щеки, хотя там ни чего и не было. – Ну, а пока я жива, с вами Свирид обязательно, что-то случится.
– Что? – Заинтересовался оперуполномоченный.
– Надеюсь то, что вам понравится. – Она улыбнулась и отвернулась, чтобы он точно не видел её мокрых глаз.
– Ну, а что случится то? – Не отставал Тыжных.
– Узнаете, а сейчас едем на вокзал, ловите извозчика.
У Ярославского вокзала вечна сутолока, толчея и суета. Едва нашли, где поставить автомобили, пришлось извозчиков погонять.
– Вы двое, – говорил товарищ Аджания двум милиционерам, тем, что взял только что в конторе, – идёте к кассам, вы двое, – говорил он милиционерам, что были с ним в общаге РабФака, – на перрон, ищите пролетария – фронтовика и нэпманшу. Он рыжий в кожанке, фуражке и галифе, она красавица из жидов, их ни с кем не спутаете. Увидите, сами не лезьте, он ГПУшник КРОковец, она террористка из эсеров, стреляю так, что Боже упаси, вчера они нашу основную группу в решето превратили, один следи за ними, второй ищет меня. Находим их – действуем так: пролетария сразу в расход, он нам не нужен, но живым его не отпускать. А бабу, – Шалва Семёнович поднял палец, – чтобы ни единой царапины. Слышали? Она мне нужна живая и целая.
«Чтобы, когда кожу с неё снимать буду, она не сдохла сразу и визжала». – Додумал он, но в слух сказал другое:
– В общем, ищем и зовём меня, сами не начинайте. А ты татарин со мной, будем ходить по залу ожидания, смотреть её будешь.
– Я всегда помочь хочу, товарищ начальник, – заверил Ибрагим и все пошли на свои посты.
А Шалва Семёнович раскрыл книжку с расписанием поездов и не спеша направился к буфету, на ходу изучая время отхода поездов в Сибирь и на Дальний восток. А Ибрагима пошёл следом, усердно вертя головой в поисках злой бабы, которая ему всю жизнь испортила, сюртук её мама.
Ракель Самуиловна, остановилась, смахнула с лацкана пиджака Свирида пылинку и заговорила:
– За билетами пойдете один, я зароюсь в дамской комнате, буду ждать. Денег у вас куча, билеты до Читы не берите, возьмёте до Ярославля, а там уже переоформим у начальника поезда, до Читы. Вас никто не узнает в таком виде, волноваться нечего, я буду либо в дамской комнате, либо на улице. Буду за вами следить, как билеты будут у вас, встречаемся под часами на перроне, но вы ко мне не подходите и даже на меня не смотрите, я сама подойду, когда будет безопасно. Кстати, если что-то пойдёт не так, связь через товарища пролетарского портного Кумача, он человек нудный и жадный, но без нужды не продаст.
– И через Ваську с РабФака, он мой однополчанин, он и с нуждой не продаст. – Сказал Свирид.
Она забрала у него дамский небольшой баул:
– Нечего вам с женской поклажей ходить. Идите позади меня в двадцати метрах, будьте внимательны, всё, пошли на вокзал.
– Товарищ Незабудка, – официальным тоном сказал Свирид, – а где оружие, которое я дал вам?
– В бауле. – Отвечала красавица.
– Прямо ума палата, а ещё меня учит, пустой пистолет она держит в ридикюле своём, а заряженное оружие в бауле. Случись что, так полезет в баул. А враги чего же, они ж, подождут пока она его достанет.
– И куда ж мне его деть, револьвер слишком большой для ридикюля. – Недоумевала Ракель Самуиловна, – раньше у меня не было такого большого оружия, я знала, куда его спрятать.
– Так у вас эта штука резиновая, с кружевами, в неё и спрячьте. – Советовал оперативник. – Она крепкая выдержит.
– И как вы себе это представляете? – Недоумевала женщина с улыбкой.
– Давайте прячете. – Настаивал молодой оперативник.
– Ну, давайте хоть за угол отойдём, – говорила Ракель Самуиловна, – или мне прямо тут на улице юбку задирать? И прикройте меня.
Они отошли с улицы за угол, она вытащила из баула револьвер, и совсем не стесняясь Свирида, задрала подол и спрятала револьвер в свой широкий пояс для чулок. Револьвер, как ни странно, очень удобно лёг в складку между животом и левым бедром. Рукоятью к пупку.
– Ну, вот и ничего не видно даже, – говорил Свирид, когда Ракель Самуиловна расправила платье.
Она быстро поцеловала его в щёку взяла красивый свой баул и пошла к вокзалу. Он подождал, пока она не отошла на двадцать шагов, и пошёл за ней.
Товарищ Аджания понял, что пролетариев, да и фронтовиков на вокзале уйма, отследить всех не возможно, и молодых, и рыжих хватало, а искать только по кожанке бессмысленно, на улице лето, жара, он, конечно, её снимет. Нужно было искать красивую нэпманшу, возможно с пролетарием. Так они и делали. Но ни на перроне, ни в зале ожидания, ни у касс красавиц не было. Хотя нэпманши были. Она могла быть в туалете, и товарищ Аджания решил проверить.
Он подозвал к себе одного милиционера, из своих, чтобы придать себе легитимности, и нисколько не стесняясь, открыл дверь большого дамского туалета.
– Граждане! – Завопила одна из женщин, что стояла там у зеркала. – А вы ничего не перепутали?
Сразу несколько женщин возмущённо загалдели.
– Спокойно, товарищи женщины, – громогласно объявил Шалва Семёнович. – Это облава.
В те времена облавы были делом обычным, женщины успокоились, ну, насколько могли успокоиться женщины, когда в их уборную врываются мужчины при исполнении.
– Мы ловим воровку, что отравила мужчину до полусмерти и обворовала его, она черноволосая, красивая. Проститутка. Сейчас мы проверим все уборные.
– Господи, да что ж это такое! – Тихо ругались женщины, уже смерившись с происходящим.
А Шалва Семёнович стал открывать двери в кабинки одну за другой. Все двери были свободны, женщины выскакивали из них, и только одна была заперта.
– Гражданочка, открывайте! – Требовал Шалва Семёнович, колотя в дверь кулаком.
– Товарищи, да что вам нужно то? – Пищали из-за двери. Девичьим голосом.
– Говорю вам, открывайте, запираться бессмысленно, мы выломаем дверь. – Товарищ Аджания был готов на всё. Выломал бы.
– Да что вам нужно то, да погодите вы, – пищали из-за двери. – Открываю уже.
Дверь открылась, в кабинке была молодая девушка приличного вида, была пунцова от стыда, а Аджания разглядывая ее, спросил у Ибрагима: