– Она?
– Да неее… Какой она! Та была ух какая, огонь, а эта разве огонь, рыба какая то, – отвечал Ибрагим.
– Извините, гражданочка, – произнёс Шалва Семёнович, и добавил громко, – извините за неудобства, товарищи женщины. Мы уходим.
Девушка со слезами на глазах захлопнула дверь кабинки.
А товарищи милиционеры и татарин Ибрагим покинули туалет.
Это было как раз в ту минуту, когда здание вокзала вошла молодая гражданочка, очень приятной наружности, по фигуре, ну и насколько можно было разобрать за вуалью. Она сразу направилась в туалет, где всё ещё возмущались бесцеремонным вторжением дамы.
Гражданочка сразу прислушалась к разговорам дам и поняла, что тут только что была облава. Кого-то искали, интересно кого. Она прислушалась и поняла, что искали, какую то воровку, и она посчитала за благо уйти с вокзала, но товарищ Тыжных уже прошёл к кассам. И красавица решила подождать. Уходить сейчас одной ей не хотелось. И идти к кассам тоже.
А у касс народа было море, всем куда-то ехать было нужно, люди в очередях иногда собачились, едва до драк не доходило. Свирид конечно мог достать удостоверение и взять билеты без очереди, но он дисциплинированно отстоял полчаса и уже там, в окошке ему сообщили, что на ближайший поезд, который уходит до Читы, через тридцать минут, и «мягких» билетов уже нет. А есть только самые дешёвые и в самом плохом вагоне.
– Дайте два до Ярославля. – Сказал он и кассирша выдала ему два билета.
Шалва Семёнович, ходил из зала ожидания в кассовый зал и разглядывал мужчин в военной одежде, Ибрагим следил за женщинами. Ни тот ни другой даже не взглянули на молодого человека, в отличных туфлях и костюме с претензией на заграницу. И он спокойно прошёл на перрон, где и остановился под часами. А товарищ Аджания поглядел на часы и сказал Ибрагиму:
– Поезд подают, пошли на перрон, там будешь смотреть.
– Хорошо, гражданин начальник. – Отвечал бывший шофёр товарища Пильтуса.
Стоял он совсем не долго, он увидел как мимо двух милиционеров, прошла Ракель Самуиловна. Они словно и не заметили её. А она чуть замедлилась рядом с ним и сказала:
– Купите мне хороших папирос, и жду вас в тех кустах, что у складов за кустами.
И ушла быстро в конец перрона, спустилась с него, и грациозно перешагивая рельсы, подошла к кустам и скрылась в них.
Товарищ Тыжных чуть выждал, потом подозвал к себе папиросницу, долго выяснял у неё, какие папиросы самые лучшие. Купил самые дорогие и не спеша пошёл в конец перрона.
Там он пропустил поезд, который уже подавали, и за ним быстро пересёк пути и скрылся в кустах.
Там в углу между двумя стенами из красного кирпича и кустами его ждала Ракель Самуиловна, она кинулась на него и, прижавшись к нему грудью и животом, поцеловала в губы, долго и горячо. И с языком.
Товарищ Тыжных и слова не успел сказать, и понять ничего не мог, он обалдел от её запаха, от вкуса её губ и тепла её тела, которое он ощущал даже через одежду. Он покраснел так, что веснушек видно не стало. А она отрывалась от его губ и прошептала:
– Почему вы так долго, я боялась, я думала, что вы уже бросили меня.
– Товарищ, Катя, – сипел Тыжных приходя в себя после поцелуя, – я ж сказал, я вас не брошу, чего вы? Очередь за билетами была. Я вам и папирос купил.
А она не отпускала его, прижималась к нему всем телом, и крепко держала руками, и глядела на него. И не нужны ей были папиросы.
А потом она отстранилась от него, отошла на шаг, задрала подол и стала расстёгивать застёжки чулок.
– Товарищ, Катя, вы чего? – Удивлялся Свирид, всё ещё протягивая ей дорогие папиросы. – Чего вы делаете?
– Понимаете, товарищ Тыжных, – говорила она, заливаясь краской, – женский туалет, черт его дери, устроен таким образом, что нужно отстегнуть все чулки, чтобы снять панталоны.
– Снять панталоны? – Он всё ещё протягивал ей папиросы. – А зачем?
– А затем Свирид, что вы меня хотите, я это хорошо почувствовала, когда вас обнимала, – она, наконец, отстегнула чулки, выложила револьвер из пояса, положила его на баул.
И тут её белоснежные панталоны упали на землю.
Она смотрела на Свирида, а он на её панталоны:
– И я вас хочу, ещё больше чем вы. Кажется, я вас влюбилась, товарищ Тыжных.
– Чего? – Он глядел на неё и не шевелился.
– Или быть может вы не хотите меня? Да отвечайте же, дурень, или я помру сейчас тут со стыда. Хотите меня?
– Так с первой минуты как вас увидел, так я вас … – он замолчал.
– Идите ко мне, идите, – она, оставила панталоны на земле, потянула его к себе, стала расстёгивать ему брюки. – Дайте я вам помогу.
– Да я сам.
Ну, сам так сам, Ракель Самуиловна отвернулась, подобрала подол повыше, чуть не до лопаток, уперлась руками в кирпичную стену и широко расставила ноги:
– Ставьте меня как вам удобно, и берите меня. – Она замерла, ожидая его прикосновений. Только дышала неровно и часто, словно бегала час.
Свирид, глянул на эти чуть приспущенные чулки на длинных ногах, шикарные бёдра, на красивую спину, и уговаривать его нужды не было. Он подошёл к ней, погладил ей попу совсем немного, словно кобылку молодую успокаивал, и вдруг, что было сил, вцепился в роскошный зад красавицы крепкими пальцами. Да так, что она только пискнула по мышиному, а потом, всё ещё попискивая тихо, терпела до конца, и вырваться даже не пыталась.
Она сидела на своём бауле курила, и поглаживал его по лицу. А он сидел рядом на земле. Они оба молчали, она чуть улыбалась, он застыл с миной лёгкой обескураженности на лице. Её чуть-чуть задевало то, что он ничего наговорит ей, сидит как сыч днём, с выпученными глазами и всё. Ну, хоть какая-то реакция должна быть у этого мальчишки. Понравилось ему или нет, не говорит. Остекленел.
– Ну, вам понравилось? – Не выдержала Ракель Самуиловна.
– Да я думаю, зря это всё было. – Вдруг сказал Свирид, нахмуриваясь по– своему обыкновение.
– Что зря? – Спросила она, и убрала руку от его щеки, смотрела на него настороженно.
– Да это, то, что было сейчас.
– Почему? – Всё ещё была насторожена она.
– Да вот вы раззадорили меня, а сами в Читу свою уедете, а я тут останусь. Без вас.
У неё отлегло от сердца, она снова прикоснулась к его щеке, и улыбнулась:
– А вы бы хотели со мной в Сибири остаться? Там такая тайга, что хоть полк будет искать нипочём не найдёт нас. Останетесь?
– А вы хотите? – Он глянул на неё с недоверием.
– Очень хочу, – ответила она и поцеловала его в губы.
– Останусь, раз так, – решительно сказал он, – но сначала мне нужно до товарища Артузова добраться. Довезу вас до Читы, смотаюсь в Москву по-быстрому, а потом к вам вернусь.
– Кстати, у вас очень сильные пальцы, словно клещи, – она чуть покраснела и улыбалась, – я, конечно, люблю страстность и пыл, но теперь у меня вся попа в синяках.
– Ну, буду в следующий раз хватать полегче, – обещал Тыжных.
– А впрочем не нужно, держите меня крепче, мне это нравится, ну а синяки… Пусть будут. Попа в синяках, это пикантно!
– Это как? – Не понял Свирид.
И тут паровоз дал свисток.
– Вот дьявол, – он вскочил, и посмотрел на часы, что висели над перроном, – мы колокол не слышали, до отправленья поезда осталось пять минут.
Она вскочила вся горячая раскрасневшаяся, а он попытался её обнять, поцеловать так не во время, но она отбилась и сказала оглядываясь:
– Так, товарищ Тыжных, погодите чуть-чуть, сейчас сядем в поезд и будете делать со мной, всё что захотите, а пока найдите мне мои панталоны.
– Да искать нет нужды, у меня в кармане они. – Отвечал товарищ Тыжных, доставая предмет дамского гардероба из правого кармана брюк.
– А зачем вы их взяли? – Удивилась она, забирая их у него.
– Да подумал, что такие они белые, чистые, и валяются на земле, вот и положил их в карман, что б вам потом в запачканных не ходить.
От этой, казалось бы, глупости, Ракель Самуиловна чуть даже не прослезилась, и сказала тихо:
– О господи, вы полегче так со мной, мой славный рыцарь, или меня разорвёт от вашей романтичности напополам, или я опять тут раскорячусь лицом к стене, и буду рыдать от бабьего счастья пока вы меня берёте, а я об эту стену уже один ноготь и так сломала.
– Чего? – Не понял Тыжных.
– Ничего, – она быстро надела панталоны и застёгивала чулки, и спрятала в пояс револьвер, потом чмокнула его в губы, – давайте билет. И выходите за мной, как отойду на двадцать шагов.
Он так и сделал. Но пока они одевались, собирались и выходили на перрон, почти все пять минут прошли. Дежурный по станции уже подошёл к колоколу. Взялся за верёвку.
Ракель Самуиловна увидела четверых мужчин, что всем мешали в сутолоке на препоне, двое из них были милиционеры. Сердце её бешено забилось, словно в молодости. Она опустила голову, стала изучать билет, проходя мимо них: «Второй вагон». Значит в конец состава. Казалось, ни кто на неё не обратил внимания. И она спокойно вздохнула, красавица уже думала о том, что будет славно, если мимо них пройдёт и Свирид. И тогда они смогут закрыться в мягком вагоне и выходить из него только чтобы поесть. Она шла к своему вагону и не слышала, как человек с ярко выраженным татарским говором произнёс удивлённо:
– Э-э, так вон, кажись, та баба та пошла.
– Точно она? – Переспросил татарина, высокий и сильный мужчина в синем заляпанном галифе.
– Так вроде она, с переду надо глянуть, а с заду она, паскуда, товарища Пильтуса укокошила!
Не дожидаясь приказа, два милиционера, кинулись было за уходящей женщиной, да непонятно, откуда взявшийся товарищ, в костюме и при галстуке их быстро остановил. Одного он урезонил резкой подсечкой по последней ноге, ноги милиционера заплелись и он полетел на перрон руками вперёд, а второго милиционера конопатый гражданин осадил прекрасным апперкотом в челюсть. Сам конопатый слова «апперкот» не знал, но от этого его апперкот не стал менее сокрушительным. Второй милиционер отдельно от своей фуражки полетел следом за коллегой. А конопатый приговаривал при этом в хамской манере: