Между тем события в России приобретали все более серьезный оборот…
Вернувшегося после побега Иосифа Джугашвили встретили совсем не с восторгом. И в Тифлисе, и в Батуме он оказался никому не нужным. Причиной была обыкновенная грызня за власть. Новые люди, пришедшие за то время, когда Иосиф был в Сибири, хотели сами руководить. Тем более что руководителем Тифлисской организации была старый оппонент Иосифа И. И. Рамишвили. Он распорядился: не предоставлять беглецу никакой помощи по угрозой исключения из партии. Но ведь такое поведение надо как-то обосновать. Поэтому был запущен смутный слушок, что в Батуме появился полицейский агент. Такие слухи действуют убойно – в лицо-то «предъяв» Иосифу никто не кидал, а вот общаться с ним люди опасались. Кстати, эти слухи всплывали потом неоднократно – в том числе и после ХХ съезда, и в «перестройку». В качестве «доказательства» приводилась даже фотокопия некоего «документа», состряпанного человеком, понятия не имевшем о правилах жандармского делопроизводства. Но в описываемое время дело ограничилось лишь слухами. Интересно, что именно тогда будущий вождь познакомился с человеком, с которым впоследствии он будет долго то дружить, то бороться, – с Л. Б. Розенфельдом, более известным в истории как Каменев. Но от этого было не легче.
Причина отчуждения Иосифа Джугашвили была не только в амбициях отдельных лидеров. По нему ударил раскол между большевиками и меньшевиками.
Надо сказать, что идейные споры кипели только среди эмигрантов. На территории Российской империи отношения между двумя фракциями складывались по-разному. Были организации, которые строго следовали указаниям из-за границы. Имелись такие, где на раскол в верхах просто-напросто наплевали – и продолжали жить по старому. Были формально разделившиеся, на самом-то деле продолжавшие тесное сотрудничество. Но Закавказье выделялось даже на этом пестром фоне. Тут раскол произошел, но… по национальному признаку. Большевики оказались многонациональной организацией – тут были русские, грузины, евреи. А вот в меньшевиках оказались исключительно грузины. Недаром впоследствии, в 1918 году, эти ребята переродятся даже не в националистическую, а в шовинистическую партию.
Помимо всего прочего, нравы в Закавказье у борцов за народное счастье были веселыми. Это вам не споры Ленина с Мартовым. Так маевка в Батуме, состоявшаяся 1 мая 1904 года, закончилась большой дракой между представителями двух тенденций. Получил свое и Иосиф.
В общем, положение складывалось невеселое. Однако Джугашвили нашел выход. К этому времени в партии существовала промежуточная структура – Кавказский Союз РСДРП. Руководил им Союзный комитет во главе с весьма авторитетным товарищем – М. Г. Цхакая. Иосиф туда и обратился.
Нельзя сказать, чтобы его там встретили с распростертыми объятиями, – Иосифа серьезно проверяли. Но уже летом 1904 года он вместе с Каменевым вошел в упомянутый комитет. То есть стал одной из ключевых фигур в социал-демократическом движении на Кавказе. Причем в отличие от Троцкого, он не «прыгал через ступеньки».
В этом-то и заключалась принципиальная разница между двумя героями этой книги. Троцкий разглагольствовал о грандиозных планах восстания и о мировой революции, не организовав в жизни ни одной забастовки. Не называть же практической деятельностью его «игры в войнушку» в составе «Южно-Русского рабочего союза».
Иосиф Джугашвили знал это дело от и до. Именно в этот период он берет себе первый свой всемирно известный псевдоним – Коба. Вообще-то революционеры чаще всего брали себе клички «от фонаря». Конечно, вокруг псевдонима Троцкого существует множество разных психологических выкладок – но это умствования на пустом месте. А вот с Иосифом Джугашвили все понятно. Он, являвшийся в юности поэтом, взял себе звучный литературный псевдоним, позаимствованный из повести «Отцеубийца» знаменитого грузинского писателя Александра Михайловича Казбеги (1848–1893). Герой романа Коба – это типичный для романтической литературы XIX века «благородный разбойник», защищающий обиженных, карающий зло и противостоящий «системе».
Между тем обстановка в Империи все более накалялась. Количество забастовок уже просто зашкаливало. А Кавказ и раньше был не самым спокойным регионом. А уж теперь началось.
13 января в Тифлисе прошла первая массовая демонстрация, которая закончилась грандиозной дракой с полицией и казаками.
Но даже на бурлящем Кавказе особым случаем являлся Баку. Обстановочка там была просто аховой. Этот город был центром нефтедобычи, а профессия нефтяника в те времена отнюдь не была высокооплачиваемой. Скорее, наоборот, на эту работу шли те, кому больше некуда было податься. Так что в Баку трудились пролетарии в самом точном смысле этого слова. То есть те, у которых не было даже цепей, которые можно потерять.
Кроме того, нефтяные магнаты, такие как Нобель, Ротшильд и Манташев, в конкурентной борьбе не брезговали никакими методами. Они финансировали не только социал-демократов и эсеров – чтобы те гадили конкурентам, но и откровенных бандитов, нападавших на чужие прииски.
Прибавьте к этому многонациональный состав населения.
В начале ХХ века в городе проживало: 215 тысяч жителей, из них:
русских, украинцев и белорусов – 76,3 тыс. (35,5 %);
кавказских татар (так называли азербайджанцев) – 46 тыс. (21,4 %);
армян – 42 тыс. (19,4 %);
персов – 25 тыс. (11,7 %);
евреев – 9,7 тыс. (4,5 %);
грузин – 4 тыс. (1,9 %);
немцев – 3,3 тыс. (1,5 %);
татар – 2,3 тыс. (1,1 %).
Так что можно представить, что там творилось. Особенно если учесть, что армяне и азербайджанцы терпеть друг друга не могли. Ведь общественный подъем обостряет все противоречия. И пока одни идут бороться за повышение зарплаты, другие – спешат громить соседей «не той» национальности.
В июне-июле 1903 года в Баку разразилась мощная стачка, в которой приняли участие около 200 тысяч человек. В декабре 1904 года начались кровавые межнациональные столкновения, получившие название армяно-татарской резни.
Одновременно начались и новые рабочие выступления.
13 декабря 1904 года полыхнуло на нефтяных промыслах. На этот раз влияние большевиков было уже куда более заметным. Появился лозунг «Долой царское правительство!». Конечно, это еще «не долой самодержавие!», но прогресс налицо. Как обычно, рабочие развлекались демонстрациями – а поскольку народ в Баку был горячий, то демонстрации заканчивались столкновениями с полицией… Словом, шла нормальная классовая борьба.
Делать было нечего, пришлось вступить в переговоры с бастующими. Рабочие добились 9-часового рабочего дня, а для ночных смен и буровых партий – 8-часового, 4-дневного ежемесячного оплаченного отдыха. (В тогдашней России ни о каком отпуске для рабочих речь не шла.) Но что самое главное – рабочие заключили первый в России коллективный трудовой договор. А ведь требование заключения таких договоров являлось одним из главных в рабочем движении, сравнимыми лишь с требованием восьмичасового рабочего дня.
Чем дальше – тем больше. В 1905 году все уже пошло вразнос.
«Страна охвачена революционным безумием, и острее, чем где бы то ни было, это проявляется на Кавказе. В Баку снова резня, горят нефтепромыслы. Демонстрации становятся все ожесточеннее, завершаясь кровавыми столкновениями с казаками и городовыми, в Тифлисе одна такая драка унесла жизни около 100 человек. В середине октября начинается повсеместное создание отрядов самообороны, или „красных партизан“. Стало так горячо, что даже большевики и меньшевики на время помирились».
Иосиф Джугашвили принимал активное участие в создании вооруженных отрядов. Так, он руководил созданием «красных сотен» в Чиатурском марганцево-промышленном районе. Он же в качестве эмиссара Союзного комитета осуществлял курс руководства РСДРП на подготовку всероссийской политической забастовки. Которая и разразилась в России в октябре. Справедливости ради стоит отметить, что большевики были тут не самыми главными. В раскрутке этого мероприятия принимали участие весьма разные силы – и революционеры разных толков, и либералы. И цели у них были тоже очень разные. Но эффект был мощнейший. Достаточно сказать, что в продолжение стачки Николай II держал в Петергофе под парами всю яхту, готовясь удрать в любой момент. Его с большим трудом отговорили от этого шага. Вот как описывает это полковник А. Герасимов, на тот момент – начальник петербургского Охранного отделения: «Я высказался решительно против отъезда царя, решивши, что если царь уедет, то с династией в России навсегда будет покончено. Не будет центра, вокруг которого могли бы объединиться силы порядка, и революционные волны захлестнут столицу, а вместе с ней и всю Россию. Как не тревожно положение, надо оставаться. Если царь уедет, он уже не сможет вернуться».
Однако Закавказье было все-таки далекой провинцией. Основные события разворачивались в столице. И вот там-то появился Лев Давидович Троцкий.
На гребне волны
Неудачный состав военных и гражданских администраторов, не обладавших ни твердостью характера, ни инициативой, и с такой легкостью сдававших свои позиции, усугублялся тем обстоятельством, что, воспитанные всей своей жизнью в исконных традициях самодержавного режима, многие начальники были оглушены свалившимся им на головы Манифестом, устанавливающим новые формы государственного строя, в которых они поначалу не разобрались.
17 октября 1905 года Николай II издал свой знаменитый манифест. Суть его была в следующем:
«1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в меру возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей».
Однако успокоения этот Манифест не принес. Если либералы в большинстве сочли, что они достигли, чего хотели, то радикальные социалисты были иного мнения. Ведь ни рабочим, ни крестьянам этот документ не давал ровным счетом ничего. Более того, Манифест расценили как слабость.
С октября 1905 года в некоторых городах стали создаваться параллельные структуры власти – Советы рабочих депутатов. Они образовывались на голой наглости, явочным порядком. Благо власти находились в полной растерянности.
Первым был создан Петербургский совет рабочих депутатов. Он возник 13 октября, то есть еще до опубликования Манифеста. В воззвании, принятом на первом заседании, говорится: «…В ближайшие дни в России совершатся решительные события. Они определят на долгие годы судьбу рабочего класса. Мы должны встретить эти события в полной готовности, объединенные нашим общим Советом»…
Точное название этой структуры: «Общегородской Совет Рабочих Депутатов гор. Петербурга». Предполагалось, что в нее должен входить один депутат от 500 рабочих. Хотя на самом деле эти нормы были достаточно условны. Всего же в Совет входило 562 депутата от 147 предприятий, 34 мастерских и 16 профсоюзов. Очень интересна профессиональная принадлежность депутатов: 351 – металлисты, 57 – текстильщики, 32 – печатники. То есть большинство было представителями квалифицированных и высокооплачиваемых рабочих профессий.
Политические пристрастия распределялись так: 65 %, социал-демократов, 13 % эсеров, 22 % беспартийных. Между эсдеками не существовало единства. Причем разница взглядов не определялась приверженностью к теориям эмигрантских кланов большевиков и меньшевиков. Различие заключалось в степени радикализма каждого конкретного товарища. Ввиду разброса взглядов председателем Совета стала компромиссная фигура – беспартийный Г. С. Хрусталев-Носарь.
И вот в этой структуре заместителем председателя оказался Л. Д. Троцкий. Впрочем, на территории Российской империи он появился гораздо раньше. В феврале 1905 года Троцкий прибыл в Киев, по документам прапорщика Арбузова. Некоторое время он находился в подполье – и в это время активно контактировал с Леонидом Борисовичем Красиным. Этот человек, прозванный «инженером революции» также в какой-то мере является «соединительным звеном» между двумя героями этой книги. Красин и в самом деле являлся инженером-электротехником. Он руководил строительством электростанции в Баку. Именно на этом строительстве Красин организовал знаменитую подпольную типографию «Нина», которая печатала «Искру» и ряд других революционных изданий. При этом Красин устроил на работу на стройку большое число революционеров – в том числе и будущего тестя Сталина Сергея Яковлевича Аллилуева.
Примечательно, что типография, оборудованная по последнему слову техники, так и не была раскрыта. Уже в 1905 году она переместилась в Выборг и после Манифеста приобрела легальный статус. Кроме того, Красин отлично умел выбивать деньги на партийные нужды – в том числе и из бакинских миллионеров. Разумеется, Коба в Баку с ним неоднократно встречался.
С начала 1905 года товарищ Красин возглавлял Боевую техническую группу (БТГ) при Петербургском комитете РСДРП, в задачу которой сперва входило издание партийной литературы, а потом – подготовка вооруженного восстания. В рамках этой деятельности Красин активно закупал оружие и боеприпасы и создавал боевые отряды. Что же касается политических взглядов Красина, то они были типичны для «технарей»: «Надоели ваши фракционные споры, надо революцию делать!» Так он последовательно выступал против дрязг большевиков и меньшевиков.
Троцкий прибыл в Петербург 15 октября. Вскоре приехал и Парвус. И тут же Троцкий занялся любимым делом – произнесением речей. Так в день публикации Манифеста Лев Давидович очень эффектно выступил на заседании Совета:
– Граждане! Наша сила – в наших руках. С мечом в руке мы должны защитить свободу. А царский Манифест – смотрите! – это лишь клочок бумаги.
«Театральным жестом он помахал Манифестом перед толпой и яростно смял его в своем кулаке. „Сегодня он дает нам свободу, а завтра отберет ее и разорвет в клочья, как сейчас я рву в клочья эту бумажную свободу перед вашими глазами“».
Деятельность имела успех. Троцкий вошел в Исполком Совета от… фракции меньшевиков. Одновременно Троцкий на пару с Парвусом занялся активной издательской деятельностью. К этому времени большевики уже легально издавали газету «Новая жизнь». Примечательно, что редактором был поэт и теоретик символизма (!) М. Н. Минский, издательницей – жена Максима Горького актриса М. Ф. Андреева. Газета имела тираж 80 тысяч экземпляров.
Парвус большевиков переплюнул на раз. Совместно с Троцким он арендовал небольшую «Русскую газету» и, по словам И. Дейчера, «превратил ее в популярный орган воинствующего социализма». Издание взлетело как ракета. За несколько дней тираж газеты скакнул с 30 тысяч до 100, а вскоре и вовсе вырос до полумиллиона. Даже для бурного революционного времени это был невероятный успех. Могли бы печатать и больше, но техника не справлялась с удовлетворением потребностей читателей. Я, профессиональный журналист, могу только снять шляпу. Парвус, конечно, был той еще сволочью. Но работать-то он умел.
Секрет был прост. «Русская газета» являлась типичной, как тогда говорили, «газетой-копейкой». То есть изданием, журналисты которого умели писать для массового читателя. Парвус добавил революционных идей – и акулы пера стали выдавать на гора доступные и понятные всем статьи.
Главным делом Совета была подготовка вооруженного восстания в столице. Троцкий заявлял: «События работают на нас, и нам не надо ускорять их темп. Мы должны растянуть период подготовки для решающего действия насколько мы можем, скажем, на месяц или два, пока мы не создадим такую спаянную и организованную армию, какую только возможно».
Вообще-то восстание в Санкт-Петербурге являлось чистейшей авантюрой. Город был буквально забит гвардейскими частями, в которых никакого влияния у революционеров не имелось. Это были совсем не моряки, уже тогда имевшие склонность бунтовать. Но вот очень хотелось…
И тут снова начинаются загадки. Что получалось? Беглый ссыльный направо и налево произносит пламенные речи. Установить его личность Охранному отделению никакого труда не составляло. Но… Работники охранки делают вид, что так и нужно. Начальник этой структуры полковник Герасимов в своих мемуарах это странное обстоятельство обходит стороной. Получается – то ли сами жандармы тоже играли в какие-то непонятные игры, то ли их начальники…
Тем не менее, 26 октября руководство Петербургского Совета во главе с Г. С. Хрусталевым-Носарем арестовали. А вот Троцкого среди арестованных не оказалось. На следующий день было избрано временное председательское бюро из трех человек. Лев Давидович был одним из них.
Однако стало понятно, что надежды на дальнейшее обострение обстановки не оправдываются. Всеобщая забастовка прекратилась, да и вообще, многие рабочие решили не гнать события, а поглядеть, как пойдет дальше.
И тут отличился Парвус. По его инициативе Совет провозгласил так называемый «Финансовый манифест». Там указывалось, что «самодержавие никогда не пользовалось доверием народа и не имело от него полномочий. Посему мы решаем не допускать уплаты долгов по всем тем займам, которые царское правительство заключило, когда явно и открыто вело войну со всем народом».
А потому:
«Следует отказаться от амортизационных выплат, так же как и вообще от всех выплат в пользу государства. При заключении любых сделок, включая заработной платы, оплата должна производиться золотом, а в случае, если сумма не превышает 5 рублей, полновесной монетой. Все депозиты должны быть отозваны из сберегательных банков и из государственного банка и выплаты должны производиться золотом».
По сути, это БЫЛА попытка повалить финансовую систему страны. И кое-чего Парвус добился.
В постановлении Государственного совета России за 1905 год по поводу «Финансового манифеста» сказано: «Среди населения возникла беспримерная в истории нашего государственного кредита паника, вызванная этим преступным воззванием и сопутствующею ему противоправительственною агитацией крайних партий: истребование вкладов из государственных касс приняло стихийный характер и выразилось к концу отчетного года в громадной цифре 148 с лишком миллионов. Одновременно с сим значительно увеличились требования производства платежей золотом и весьма возросли операции по продаже валюты, обусловленные отливом капиталов за границу».
Можно спорить о политических мотивах данной акции, но то, что это была прежде всего финансовая афера, – сомневаться не приходится. Как всегда – самые удачные аферы делаются во время революций…
Но вот тут-то ребята зарвались. 3 декабря 1905 года полиция дождалась очередного заседания, которое проходило в здании Вольно-экономического общества на Забалканском (Московском) проспекте. Потом здание окружили и повязали всех присутствовавших. Арестовали 190 человек. Одновременно была закрыта и газета «Новая жизнь». В числе арестованных был и Троцкий. А вот Красин сумел уйти. Парвус некоторое время скрывался и даже пытался возродить Совет, но взяли и его. Парвуса арестовали в апреле 1906 года.
Лев Давидович снова оказался за решеткой. Сначала его поместили в «Кресты», затем перевели в Петропавловскую крепость, после – в Дом предварительного заключения и под конец – в пересыльную тюрьму.
Суд начался 19 сентября 1906 года. Это был именно нормальный суд, а не Особое совещание. Троцкий не был бы собой, если бы не стал на заседании ораторствовать.
«Какое бы значение ни имело оружие, не в нем, господа судьи, великая сила. Нет! Не способность массы убивать других, а ее великая готовность умирать – вот что, господа судьи, с нашей точки зрения, определяет победу народного восстания».
Кроме того, обвиняемые пытались «перевести стрелки» – они стали обвинять правительство в организации еврейских погромов, прокатившихся в 1905 году по Югу России. Но не вышло. В итоге Троцкий и другие 13 членов Совета были осуждены на пожизненную ссылку в село Обдорское на Оби.
Однако до места ссылки Лев Давидович не доехал. 12 февраля 1907 года караван из саней со ссыльными достиг города Березова – того самого, куда в 1728 году сослали Александра Даниловича Меньшикова. Там Троцкий симулировал радикулит, и его оставили в больнице. Дальше уже было проще – благо у Льва Давидовича имелись с собой припрятанные фальшивый паспорт и некоторое количество золотых червонцев. По его словам, монеты он спрятал в каблуках ботинок.
Хотя, скорее всего, дело было не в такой уж ловкости Троцкого. Обстановка в стране продолжала оставаться нестабильной, никто не знал, чем все закончится. Так что к политическим жандармы относились очень предупредительно. В самом деле – а вдруг он завтра министром станет?
Так что Троцкий убег, благополучно добрался до Петербурга, откуда подался в Финляндию. А это уже была наполовину заграница. Российские правоохранительные органы действовать там не имели права, они должны были обращаться к местной полиции, а та не спешила реагировать. Еще бы!
«Гельсинфорский полицмейстер был… революционный финский националист. Он обещал предупредить меня в случае какой-нибудь опасности со стороны Петербурга».
Вскоре Лев Давидович перебрался в Швецию. Парвус очутился в Европе еще раньше – он сбежал из Енисейска (город в 270 километрах севернее Красноярска).
Описанные события принесли Троцкому значительные политические дивиденды. Ведь до этого он был всего лишь одним из революционеров-теоретиков, которых в эмиграции обреталось множество. А теперь во время дискуссий он мог «рвать тельняшку» – дескать, я-то стоял во главе реальной революционной структуры, и не вам меня учить, как революцию делать! А ведь первая русская революция была на Западе чрезвычайно популярна. Причем ее «пиарили» как убежденные люди левых взглядов, так и «заклятые друзья» нашей страны.
Стоит упомянуть еще об одном. О своем пребывании Лев Давидович выпустил книгу «Туда и обратно». Это были записки о его приключениях – и только. А вот Ленин или Сталин, оставившие многотомные собрания сочинений, ни одной работы не написали «просто так». Все их тексты написаны по конкретному политическому поводу, даже философские ленинские изыски. По одной простой причине. Ленина и Сталина интересовала прежде всего политическая борьба. А Троцкого – собственная роль в этой борьбе.
Террорист и политик
Между тем революция в России продолжалось. В декабре 1905 года произошло знаменитое Московское вооруженное восстание. Оно началось в значительной степени стихийно, а потому было отвратительно организовано. Однако подавить его сумел только присланный из столицы лейб-гвардии Семеновский полк. Московские воинские части воевать с повстанцами откровенно не хотели, они только изображали боевые действия.
Между тем восстания вспыхивали и в других городах.
«Вдоль Великого Сибирского пути образовались самозваные „комитеты“, „советы рабочих и солдатских (тыловых) депутатов“ и „Забастовочные комитеты“, которые захватывали власть. Сама Сибирская магистраль перешла в управление „смешанных забастовочных комитетов“, фактически устранивших и военное, и гражданское начальство дорог.
Официальные власти растерялись. Во Владивостоке комендант крепости, ген. Казбек, стал пленником разнузданной солдатской и городской толпы. В Харбине начальник тыла, ген. Надаров, не принимал никаких мер против самоуправства комитетов. В Чите военный губернатор Забайкалья, ген. Холщевников, подчинился всецело комитетам, выдал оружие в распоряжение организуемой ими „народной самообороны“, утверждал постановления солдатских митингов, передал революционерам всю почтово-телеграфную службу и т. д. Штаб Линевича, отрезанный рядом частных почтово-телеграфных забастовок от России, пребывал в полной прострации, а сам главнокомандующий устраивал в своем вагоне совещание с забастовочным комитетом Восточно-китайской железной дороги, уступая его требованиям…»
В некоторых местах революционеры сумели захватить власть. Таким местом, к примеру, являлась «Красноярская республика». Она существовала с 6 декабря 1905 по 3 января 1906 года. Власть в городе захватил Объединенный совет рабочих и солдатских депутатов, в котором заправляли большевики А. А. Рогов, К. В. Кузнецов, И. Н. Воронцов. Совет фактически взял в городе власть. Солдаты рабочих поддержали. Правда, что делать, оказавшись у власти, Совет не знал. Так что в итоге восстание было подавлено.
В Ростове рабочие дружины вели бои с войсками с 13 по 20 декабря 1905 года. В Екатеринославе (Днепропетровске) вообще – с 8 до 27 декабря.
Возникли самоуправляемые территории и на селе – оттуда были выгнаны все представители власти, крестьяне стали решать свои дела сами. Так Маковская республика под Москвой продержалась до конца 1906 года.
Кроме того, именно на 1906 год приходится пик терроризма. Причем терроризма совершенно оголтелого. Боевики Партии социалистов-революционеров фактически вышли из-под контроля своего руководства, и каждая группа или даже отдельные члены решали – куда и в кого стрелять. Кроме того, появилась и Партия социалистов-революционеров максималистов. Активизировались анархисты. И те и другие являлись уже полными отморозками.
Что ж удивляться, что горячих кавказских социал-демократов тоже стало заносить на этот скользкий путь. Так, тифлисские эсдеки приговорили к смерти начальника штаба Кавказского военного округа генерал-майора Грязнова. Руководил подготовкой теракта Иосиф Джугашвили. 16 января 1906 года Грязнов был убит. Есть сведения, что Коба разрабатывал и план вооруженного восстания. Так, есть свидетельства о его «штабных играх». Находясь на одной из квартир, Иосиф взял солдатиков сына хозяйки и передвигал их по плану города.
Однако самой знаменитой акцией Иосифа Джугашвили было ограбление Тифлисского банка, случившееся 13 июня 1907 года. Непосредственно в «экспроприации» Коба не участвовал, он только ее разработал. Ею руководил Семен Аршакович Тер-Петросян, более известный по кличке Камо.
«13 июня 1907 года, в 10.30 утра, кассир и счетовод тифлисского отделения Государственного банка получили присланные из Петербурга деньги и повезли их в банк на фаэтоне под сильным казачьим конвоем. В центре города с крыши дома князя Сумбатова в процессию полетела бомба, еще несколько бомб бросили оказавшиеся поблизости боевики. Впоследствии писали: взрывы были такой силы, что погибли около пятидесяти человек, не считая раненых, но, по правде сказать, верится в это слабо. Кони, запряженные в фаэтон, остались целы. Кассир и счетовод тоже не пострадали – их всего лишь выбросило взрывом из фаэтона (а может статься, они и сами оттуда выпрыгнули – кому охота получить пулю, защищая казенные средства). Целью взрывов было не разнести полгорода и не перебить кучу народа, а всего лишь нейтрализовать конвой, и эта цель была достигнута – от взрыва и суматохи казачьи лошади стали беситься, конвой рассеялся, ошалевшие кони понесли фаэтон через площадь. На другом ее конце высокий прохожий бросил еще одну бомбу прямо под ноги лошадям. С проезжавшей мимо извозчичьей пролетки соскочил какой-то офицер, выхватил из разбитого фаэтона мешок с деньгами и умчался прочь».
Правда, ничего толкового из этого ограбления не вышло. Большая часть денег была в пятисотрублевых кредитных билетах – их номера были известны и сообщены по всем банкам, в том числе и иностранным. Так что воспользоваться деньгами не удалось. При попытке их разменять несколько большевиков были арестованы за границей. В результате основную массу денег пришлось уничтожить.
Но это случилось позже. А по поводу ограбления в РСДРП вышел громкий скандал. К этому времени Коба был известен в кругах руководства партии (об этом – ниже). Так что члены ЦК РСДРП потребовали от Кавказского комитета разобраться. Те и разобрались – благо Джугашвили и его подельщики перед «акцией» вышли из партии. Это было сделано для того, чтобы в случае чего эсдеки могли заявить: а мы тут ни при чем, это какие-то независимые отморозки. Так что для санкций и делать ничего не надо было – просто подтвердить, что в РСДРП эти ребята не числятся. Однако есть сведения, что ограбление было изначально согласовано с Лениным. Так что Коба перебрался из Тифлиса в Баку и там без лишнего шума восстановился в партии.
Конечно, можно повозмущаться такими разухабистыми методами. Но я не стану этого делать. К этому времени в Закавказье всеми сторонами было пролито столько крови, что никого это не ужасало. Революционеры рассуждали так: а почему войска могут стрелять в безоружных бастующих рабочих, а мы должны придерживаться мирных методов? Тут уж было не до высокоморальных рассуждений. На войне как на войне.
Вот образец творчества Джугашвили времен первой русской революции (курсив его. – А. Щ.).
«Да, товарищи, до основания колеблется трон царского правительства! Правительство, которое награбленные с нас налоги раздает на жалованье нашим же палачам – министрам, губернаторам, уездным и тюремным начальникам, приставам, жандармам и шпионам; которое взятых у нас солдат – наших братьев и сыновей – заставляет проливать нашу же кровь; которое всячески поддерживает помещиков и хозяев в их повседневной борьбе с нами; которое сковало нас по рукам и ногам и довело до положения бесправных рабов; которое наше человеческое достоинство – нашу святая святых – зверски попрало и осмеяло, – именно это правительство шатается теперь и теряет почву под ногами!
Пора отомстить! Пора отомстить за славных товарищей, зверски убитых царскими башибузуками в Ярославле, Домброве, Риге, Петербурге, Москве, Батуме, Тифлисе, Златоусте, Тихорецкой, Михайлове, Кишиневе, Гомеле, Якутске, Гурии, Баку и других местах! Пора потребовать от него отчета за тех ни в чем не повинных несчастных, которые десятками тысяч погибли на полях Дальнего Востока! Пора осушить слезы их жен и детей! Пора потребовать от него ответа за те страдания и унижения, за те позорящие людей цепи, в которые оно с давних времен заковало нас! Пора покончить с царским правительством и расчистить себе путь к социалистическим порядкам! Пора разрушить царское правительство!
И мы разрушим его.
Наша кровная обязанность – быть готовыми к такому моменту. Так будем же готовиться, товарищи! Давайте сеять доброе семя в широких массах пролетариата. Протянем друг другу руки и сплотимся вокруг партийных комитетов! Мы не должны забывать ни на одну минуту, что только партийные комитеты могут достойным образом руководить нами, только они осветят нам путь в „обетованную землю“, называемую социалистическим миром! Партия, которая открыла нам глаза и указала на врагов, которая организовала нас в грозную армию и повела на борьбу с врагами, которая в радости и горе не покидала нас и шла всегда впереди нас, – это Российская социал-демократическая рабочая партия! Она же будет руководить нами и впредь, только она!
Учредительное собрание, избранное на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, – вот за что мы должны бороться теперь!
Только такое собрание даст нам демократическую республику, крайне нужную нам в нашей борьбе за социализм.
Так вперед же, товарищи! Когда царское самодержавие колеблется, наша обязанность готовиться к решительному натиску! Пора отомстить!
Однако Иосиф Джугашвили являлся не только организатором забастовок и террористом. Таких-то людей было тогда немало. Как немало имелось и революционеров-теоретиков. А вот Коба умел и то, и другое.
«С самого начала, с семинарского кружка Иосиф серьезно и упорно изучал марксизм и постепенно становился если и не теоретиком, то крупнейшим на Кавказе истолкователем теории Маркса – спасибо семинарскому образованию, это он делать умел! Ко времени, о котором идет речь, он уже был известен и за границей. Примерно в 1903 году состоялось заочное знакомство с Лениным, который услышал об Иосифе от одного из его друзей, в то время находившегося в Берлине. В конце 1903 года, уже в Сибири, Иосиф получил письмо Ленина, которое тщательно, несколько раз перечитал и по старой конспиративной привычке сжег – потом он долго не мог себе этого простить.
Ленинские работы Иосиф читал все. Его поражало, как этот человек умеет излагать свои мысли. „Только Ленин умел писать о самых запутанных вещах так просто и ясно, сжато и смело – когда каждая фраза не говорит, а стреляет“, – писал позднее Сталин. В то время он преклонялся перед Ильичом до такой степени, что его в насмешку называли „левой ногой Ленина“. И вот в декабре 1905 года на партийной конференции в финском городе Таммерфорсе они наконец познакомились. Правда, Иосиф был несколько разочарован внешним видом вождя, тем, что „горный орел нашей партии“ оказался отнюдь не богатырем-великаном, а человеком весьма и весьма среднего роста. Коба и сам был не великаном, но он ведь не „горный орел партии“, а всего лишь подмастерье революции – так он позднее определил свой профессиональный уровень того времени.
Однако как бы он сам себя ни оценивал, на этой конференции, первом в своей жизни чисто политическом мероприятии, Иосиф сразу же заявил о себе как о думающем политике и крупном партийном деятеле. Он обратил на себя внимание, рассказывая о положении дел на Кавказе. По тому, как он владел информацией, как излагал ее, видно было, что это человек серьезный – и если не формально, то фактически он показал себя крупным политиком, хотя и работал пока в масштабе своей карликовой партии. И, что было для него еще важнее, они сразу нашли общий язык с Лениным – оказалось, что эти двое смотрят на происходящее одними глазами. С тех пор Иосиф делит свое время между текущей партийной работой и заграничными поездками, поскольку после событий 1905 года ЦК прочно прописался в эмиграции».