Сталин против Великой Депрессии. Антикризисная политика СССР — страница 18 из 105

И в третий раз он проявил огромную прозорливость, когда понял, какое значение имеет разработанный план развития промышленности. Если два первых случая противники сквозь зубы, но оценили, то третий случай остался совершенно неоцененным, притом что этот перспективный план и в самом деле имел огромное значение.

Во-первых, это готовая политическая программа, которой нужно только придать внешний политический лоск. В этом смысле политическое значение плана индустриализации было аналогично политическому значению плана ГОЭЛРО. К тому же, что очень немаловажно, программа, отличная от всех имеющихся в партии фракций, в том числе и от похожих внешне предложений троцкистов. На вопросы всегда можно будет возразить, что наша программа конкретна и реальна, в отличие от предложений некоторых товарищей. Если это окажется недостаточным, то можно предъявить толстый том с материалами этого плана. Если из нее убрать помощь крестьянству, то она годится для борьбы с Бухариным.

Во-вторых, в свете наметившегося поворота революции с запада на восток, в колониальные и зависимые страны, программа индустриализации имела огромное значение и как пропагандистский пример, и как программа усиления первого социалистического государства. Если СССР достаточно усилится, то все остальные революционные партии и движения перейдут под советское руководство. Опираясь на мощную промышленность, на мощную советскую экономику, можно будет оказывать помощь революционерам в отсталых странах и подталкивать расширение революции во всем мире

В-третьих, опираясь на сильную индустрию СССР, на мощные войска, можно будет занять гораздо более независимую позицию по отношению к развитым капиталистическим странам и смело противопоставить новую социалистическую систему капиталистической.

Одним словом, Сталин понял, что последовательно осуществленная программа индустриализации сделает его признанным вождем мирового революционного движения и главой мощной мировой державы.

Сталин не был бы Сталиным, если бы он свою догадку немедленно не воплотил в реальные дела. Уже 7 ноября 1925 года, в праздничном номере «Правды» он помещает статью, в которой впервые высказывает свою идею индустриализации страны, как политики партии:

«Теперь, в 1925 году, речь идет о том, чтобы сделать переход от нынешней экономики, которую нельзя назвать в целом социалистической, к экономике, социалистической, которая должна послужить материальной основой социалистического общества»[96].

Немного позже, уже после съезда и разгрома Зиновьева и Каменева, Сталин обращается к гораздо более глубокой и полной разработке этой идеи.

К лету 1926 года в самых основных чертах оформилась и сталинская программа индустриализации. Он представил четкий курс на развитие тяжелой промышленности и машиностроения. Причем машиностроение поднималось, согласно замыслу, на самый высокий мировой уровень. Собственно, развитие машиностроения до мирового уровня – это и есть программа сталинской индустриализации.

В одной этой фразе заключен большой план. Мировой уровень конца 1920-х годов это: автомобили, трактора, цельнометаллические самолеты-монопланы, дирижабли, танки. Все эти виды техники представляют собой сложную комбинацию различных узлов и агрегатов, каждый из которых требует своего производства. В одном только автомобиле[97] около 3 тысяч деталей. В тракторе – около тысячи. Каждую деталь нужно производить массовым, поточным способом, по своей технологии и на своем оборудовании. Выпуск одних только метизов и подшипников превращается в отдельную отрасль машиностроения. Сталь для каждой детали нужна с особыми свойствами. Для производства автомобиля и трактора используется с десяток видов самых разных сталей.

Развитие, например, только одного тракторостроения требует развития многих сопутствующих производств, начиная от выплавки высококачественной стали и кончая массовым изготовлением шайб и гаек[98]. И для развития автостроения требуется множество сопутствующих производств. И для развития самолетостроения тоже. На один самолетный сборочный цех начала 1930-х годов работало около тысячи заводов-поставщиков.

Для изготовления серпов и кос, плугов и жаток ничего этого не требуется. Для сельхозинвентаря не требуется хромо-ванадиевой и никелевой стали, не требуются сотни заводов-смежников. Серп можно и в кузнице выковать из обычного углеродистого железа. Совсем не нужно заводов-смежников для текстильного производства. Ткацкие машины можно в крайнем случае и за границей купить.

Это вещи, самоочевидные для всякого, кто хоть раз дал себе труд познакомиться с машиностроительным производством. Поставив цель развития машиностроения, Сталин оказался вынужденным сделать и следующий шаг, начать развитие всех сопутствующих производств. Нельзя строить трактор, если нет качественной стали и чугуна и нет медного проката, если подшипники и болты с гайками покупаются за границей. Значит, развитие машиностроения – это одновременно и развитие доброго десятка отраслей: от станкостроения до метизного производства.

Для всего этого хозяйства требуется металл в огромных количествах. Развитое машиностроение пожирает колоссальное количество чугуна, стали, меди, никеля и других металлов. Значит, для развития машиностроения нужно развитие металлургии как черной, так и цветной. Нельзя строить ни трактор, ни автомобиль, если нет металла.

Строительство новых заводов во всех отраслях тяжелой промышленности потребует расхода колоссального количества строительных материалов, в первую очередь бетона, кирпича и металлоконструкций. Будут возводиться тысячи корпусов и цехов, десятки тысяч зданий, сотни тысяч жилых домов для рабочих.

Для строительства и работы всех построенных заводов нужно оторвать от земли десятки миллионов человек, обучить их самым разным профессиям и поставить к станкам и машинам. Работать на земле они, понятно, уже не смогут, и, значит, нужно позаботиться об их снабжении продовольствием. Кратко говоря, одна-единственная фраза о развитии машиностроения и превращении СССР из страны, ввозящей машины, в страну, производящую машины, означает на деле огромные изменения в хозяйстве, количественные и структурные, во всех ее отраслях.

Изменения эти – эпохальные. Сталин в отличие от всех остальных повел курс на кардинальные изменения в экономике, курс на ее перестройку. С такой программой Сталин не мог не разойтись с Бухариным. То, что он намеревался сделать, в корне противоречило всем взглядам Бухарина, всем его надеждам и лозунгам. Сталин начал работу по строительству новых заводов, уже достаточно ясно понимая, к чему все это приведет. Бухарин же и его сторонники поняли это только тогда, когда дело дошло до Великого перелома крестьянства. Но тогда протестовать было уже поздно.

Это вещи, повторю, самоочевидные. Глубокая связь между отраслями хозяйства секрета не представляет. Об этом должен знать любой хоть сколь-нибудь образованный человек. Только вот советские историки, товарищи с кандидатскими и докторскими степенями, отдавшие образованию не один десяток лет, при высоких должностях, с десятками и сотнями научных работ, тем не менее упорно этого факта не замечают. Они говорят, что «Сталин очень поверхностно знал экономику»; «Сталин не был теоретиком. Его выводы опирались чаще на цитаты, помноженные на волевые импульсы»; «Сталинский интеллект – в плену схемы»[99] и так далее. Здесь уместно спросить: а сами доктора-профессора экономику хорошо знают? Их интеллект, наверное, точно не в плену схемы?

Задачи плана индустриализации оказались существенно расширенными по сравнению с исходным вариантом плана хозяйственного развития. Теперь стояли по существу две равновеликие задачи: восстановление основного капитала уже существующих предприятий и строительство новых заводов и фабрик. Эти два плана нужно было связать вместе.

Однако первые попытки составления перспективных планов оказались неудачными. План ОСВОК, который Пятаков рекомендовал как единственный проработанный план, вскоре оказался негодным. Пригодность планов тогда проверялась сравнением плановых предположений с фактическим ростом народного хозяйства и промышленности за соответствующий год, то есть сравнивали показатели того же 1925/26 года в плане и на деле. Так, по плану ОСВОК преполагалось достичь 61 % роста за пятилетие при капиталовложениях 2484 млн. рублей. Но на деле к 1930 году прирост в промышленности составил 70 % при фактическом вложении 1774 млн. рублей[100]. Эта тенденция стала ясной уже в 1926 году, когда первое же сравнение плановых показателей плана ОСВОК и реальными цифрами 1925/26 года показало, что процент прироста существенно занижен, а объемы капиталовложений существенно завышены. Кроме того, Госплан не устраивала «потухающая кривая» этого плана, то есть снижение объемов капиталовложений и темпов прироста в конце пятилетия. Эти обстоятельства толкали на улучшение плана и дальнейшую его разработку. В качестве критерия годности или негодности плана было избрано сравнение первого года плана с фактическими показателями этого же года в реальном производстве.

После съезда партии в плановых органах началась работа над согласованием генерального плана реконструкции народного хозяйства СССР, разработанного в Госплане СССР, и плана ОСВОК, разработанного в ВСНХ. План восстановления основного капитала в промышленности нужно было увязать с планом реконструкции всего хозяйства, с восстановлением основного капитала в сельском хозяйстве, рассчитать финансирование из государственного бюджета, составить график и очередность строительных и восстановительных работ, а также увязать этот график с уже намеченным строительством.

Однако согласовать плановую работу не получилось. Каждый плановый орган работал по-своему. Например, при составлении Генерального плана реконструкции народного хозяйства, который разрабатывался Госпланом РСФСР, вышло так, что подчиненный орган – Земплан РСФСР отказался составлять план на десятилетие, мотивировав отказ невозможностью проведения такой работы. В Госплане СССР, в Госплане РСФСР и в ПЭУ ВСНХ СССР составлялся свой план, в каждом месте согласно каким-то своим принципам. Дальше терпеть такое положение было совершенно невозможно.