В процессе «организационной эволюции» фракционная «тройка» была, по свидетельству Зиновьева, расширена в 1924 г. до другого «неофициального фракционного центра, т. н. “семерки”, со включением в число ее председателя ЦКК т. Куйбышева и исключением т. Троцкого, подотчетной только пленуму фракции»[1616]. Словосочетание «пленум фракции» в тексте партийного «литератора» свидетельствовало о формализации деятельности фракционной «семерки».
В «семерке», как и в «тройке», сразу же стал доминировать Сталин, что было предопределено и его деятельностью в качестве руководителя центрального партийного аппарата, и пребыванием (в отличие от председателя Петроградского совета Зиновьева) в Москве, где его властные амбиции при всем желании не мог сдержать «покладистый» (в сравнении с большинством остальных партийных вождей) Каменев, и резким падением зиновьевского авторитета во время третьего, основного, этапа Профсоюзной дискуссии.
Соратник Сталина В.М. Молотов заявил в ходе беседы с журналистом Ф.И. Чуевым: «Зиновьев претендовал на лидерство, на роль Ленина. И добился, что на ХII съезде партии, в 1923 г., еще при живом Ленине, делал Политический отчет. И тогда же затеял интригу против Сталина и всей нашей группы, которая сколачивалась вокруг Сталина (курсив наш. – С.В.). И вскоре Зиновьев и Каменев, отдыхая в Кисловодске, вызвали к себе Рудзутака, потом Ворошилова, гуляли там в пещере и доказывали, что надо политизировать Секретариат»[1617].
В 1923–1925 гг. «ленинско-сталинское» большинство членов Центрального Комитета Российской коммунистической партии (большевиков) разгромило внутрипартийную группировку, персонально объединившуюся вокруг члена Политбюро и главы военного ведомства Троцкого. В начале 1925 г. Троцкий был оставлен в Политбюро, хотя более не играл сколь-нибудь весомой роли в принятии политических решений, но снят с руководства военным ведомством. Формально именно разногласия в руководящем сталинско-зиновьевском ядре по вопросу об оргвыводах в отношении Троцкого стали предпосылкой для раскола руководящей группы ЦК и ЦКК РКП(б), сложившейся в 1923–1925 гг. С ликвидацией «оппозиции 1923‐го года», позднее получившей название Левой, был оформлен назревавший с лета 1923 г. раскол внутри большинства ЦК. Единственное, после того как от Зиновьева к Сталину перешел Бухарин, раскол стал проходить между группами генерального секретаря ЦК Сталина и члена Политбюро Бухарина, с одной стороны, и группой членов Политбюро Зиновьева, председателя Исполкома Коминтерна, и Каменева – с другой.
Параллельно «тройке» Сталина, Зиновьева и Каменева начали формироваться и два троцкистских Центра – Московский и Петроградский (с 1924 г. Ленинградский), на первых порах весьма компактные.
Не позднее конца октября 1925 г., в преддверии XIV съезда РКП(б) – ВКП(б) (датируется по упоминанию М.В. Фрунзе) Зиновьев сделал запись о заседании фракционной «семерки», на котором обсуждался вопрос о ее фактическом преобразовании в «пятерку». В записи упомянуты в качестве выступающих Г.К. Орджоникидзе, М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинский. Если это не запись собственного выступления Зиновьева, то тогда Дзержинский сделал более чем объективное заявление о трансформации негласного фракционного руководящего центра:
«Трещинка в трещине […]
ПБ с 7 до 5.
Семерка до пятерки.
Надо доверять друг другу»[1618].
В конце 1925 г. Зиновьев с Каменевым, вылетевшие из преобразованной в «пятерку» «семерки» и позднее вошедшие в советскую историографию в качестве вождей «Новой / Ленинградской оппозиции», потерпели серьезное поражение на XIV съезде РКП(б) – ВКП(б).
Если Сталин отстаивал совершенно бредовое с точки зрения марксистско-ленинской теории положение о возможности построения социализма в одной стране, то Зиновьев, правоверный марксист и ленинец (Ильич был, по справедливому определению Григория Евсеевича, «с головы до ног […] международным революционером»[1619]), и Каменев, председатель Совета труда и обороны при СНК СССР и один из трех, наряду с А.И. Рыковым и А.Д. Цюрупой, руководителей советско-хозяйственного механизма Страны Советов, прекрасно понимали, что в одной стране никакой социализм построить невозможно. Это была теоретическая предпосылка для последующей временной блокировки Зиновьева с Троцким – убежденным и последовательным интернационалистом, жрецом мировой революции. К тому же и Троцкий, и Зиновьев, будучи марксистами, не были сторонниками заигрывания с крестьянством и настаивали на необходимости скорейшей индустриализации.
Сложившийся в верхах «треугольник»: Сталин – Троцкий – Зиновьев – стал предпосылкой для очередного этапа внутрипартийного противостояния. Троцкий, которого могли перетянуть на свою сторону как Сталин, так и Зиновьев, пошел на блок со вторым. Так появилась Объединенная оппозиция, о которой Сталин под одобрительные возгласы множества представителей руководящего партийного ядра второй половины 1920‐х гг. сказал, что во главе ее «…стоят известные люди с именами, люди, умеющие себя рекламировать, люди, не страдающие скромностью, умеющие себя расхваливать и показать товар лицом».
По-новому позволяют взглянуть на подоплеку и ход противостояния большевистских вождей в 1926–1927 гг. документы личных фондов Г.Е. Зиновьева (РГАСПИ, ф. 324) и К.Б. Радека (РГАСПИ, ф. 326), а также документы Московской организации ВКП(б) и райкомов Москвы (ЦГА Москвы, ф. 4 и др.). Данные материалы свидетельствуют о том, что Объединенная оппозиция так никогда и не стала монолитом, сторонники Троцкого, с одной стороны, и Зиновьева (и Каменева) – с другой, продолжали относиться друг к другу с нескрываемым недоверием даже в моменты наибольшей «сплоченности» их «рядов».
Весьма характерно, что созданные в 1923 г. троцкистами в обеих столицах Центры выросли количественно, и зиновьевцы затребовали во время заключения тактического союза ознакомления со списками руководящих работников-троцкистов (поскольку от переговоров по этому вопросу троцкисты уклонились вместо прямого заявления из серии «таковых не ведем», списки действительно велись). Заявления деятелей Новой оппозиции о нескольких сотнях их сторонников, о которых рассказал Виктор Серж, независимо от численного соответствия, также свидетельствует о том, что Зиновьев не зря расставлял свои кадры в колыбели революции. Отнюдь не все зиновьевцы после XIV съезда РКП(б) – ВКП(б) и высадки в Ленинграде сталинского «десанта» покаялись в своих «грехах», а из тех, кто признал правоту «генеральной линии партии», не все искренне уверовали в правоту Сталина с Бухариным.
Фактически у всех группировок партии в это время были свои руководящие центры. У Сталина – его совещания с «друзьями», из которых Серго покончит жизнь самоубийством, Киров будет застрелен морально неуравновешенным типом, а уцелевшие «друзья» довольно быстро эволюционируют в «сброд тонкошеих вождей / полулюдей». У троцкистов помимо руководящего органа, в который входили И.Н. Смирнов, Мрачковский и другие видные сторонники Троцкого, в Москве и Ленинграде была разветвленная структура, дублирующая систему райкомов ВКП(б). Тут надо, впрочем, заметить, что данная структура была создана не самим Троцким, а именно что его сторонниками, преимущественно из бывших товарищей «покойника Свердлова». У Зиновьева, а также Каменева был руководящий неформальный орган из членов ЦК и ЦКК – ленинградцев Евдокимова, Бакаева, Куклина, Шарова и до определенного времени (примерно до 1928 г.) Лашевича, Залуцкого и Харитонова. У Правых была, на их «жаргоне», «тройка»: Рыков – Бухарин – Томский, в которую никогда не входил Угланов. «Группировкой Сырцова – Ломинадзе», как определил ее Сталин, в действительности руководили Александр Петрович Смирнов и Сырцов. Не стоит забывать и о «15‐ти» сапроновцах. Численно фракция Тимофия Владимировича Сапронова и Владимира Михайловича Смирнова (последний на его последнем судилище откажется от самооговора) была ничтожна, однако это были проверенные люди, опытные большевики, некогда накопившие серьезный опыт на руководящей советской работе.
Следует обратить внимание на то важное обстоятельство, что в противостоянии большевистских вождей двадцатых годов важную роль сыграла «свита», которая «делала» своих «королей» и вследствие действий которой сталинские пометы синим карандашом на составленных в НКВД СССР списках лиц, подлежащих аресту, в тридцатые годы оказались довольно внушительными по объему. Как Троцкому давали сто очков вперед его «соратники» из бывших свердловских уральцев, превратившие своим «заявлением 46‐ти» начатую Львом Давидовичем дискуссию в масштабное противостояние тогдашнему сталинско-зиновьевскому руководящему ядру ЦК и ЦКК РКП(б), так петроградское (ленинградское) окружение Зиновьева неизменно толкало Григория Евсеевича на отстаивание революционного, большевистского курса. Зиновьев признался в 1935 г.: «Я лично – человек больших внутренних колебаний»[1620]. Таковых внутренних колебаний не было ни у комсомольских вождей, снятых с их постов в 1925 г. (в плане большевистской принципиальности там пробы не было негде ставить) и порвавших все отношения с Зиновьевым после его капитуляции, ни у Залуцкого, который поделился с сотрудником Молотова рассуждениями о партийном Термидоре и характеристиками вождей сталинско-бухаринской руководящей группы ЦК ВКП(б), прекрасно зная, что Леонов передаст их в Москве «кому надо» слово в слово, ни у Лашевича, который «двадцать лет спустя» надумал «тряхнуть стариной» и произнес «нагорную проповедь… в лесу».
Каменев с Зиновьевым, возглавляя московский и ленинградский регионы, были вынуждены отстаивать интересы пролетариата, как мы бы сейчас сказали, обеих столиц. Сталин, возглавляя Секретариат ЦК РКП(б) – ВКП(б) – КПСС, как справедливо замечали советологи вроде М.С. Восленского, вынужденно представлял интересы нарождавшейся «партократии». В условиях многозадачности Зиновьев, руководивший международным коммунистическим движением и ответственный за хозяйство Северной столицы, и Каменев как один из двух лидеров советско-хозяйственного аппарата всего Советского Союза, глава столичного региона и председательствующий в Политбюро, попросту не могли сосредоточиться на борьбе за власть в РКП(б), а Сталин, который, как и его предшественники на посту руководителя Секретариата ЦК Свердлов и Крестинский, занимался прежде всего расстановкой и перестановкой кадров, мог уделить все свое внимание установлению единоличной власти. Этот урок, заметим в нарушение хронологии, будет усвоен Хрущевым, который, сосредоточившись на работе в Секретариате ЦК КПСС, будет не без успеха выискивать «ошибки» в работе как председателя Совета Министров СССР Маленкова, так и министра иностранных дел СССР Молотова.