. Если секретарь Генсовета брался за проведение какой-либо резолюции, резолюция непременно принималась. «Это очень хитрая механика, – пояснял Томский. – Если вы прибавите к этому, что, например, бой на конгрессе происходит в заранее заготовленных рамках, то вы получите настоящую картину. На конгрессе нельзя вынуть из кармана резолюцию и сказать: “Я предлагаю конгрессу принять такую резолюцию”. Вы не имеете такого права. На конгресс нельзя вносить никакой резолюции, никаких поправок. Авторы резолюции … должны вносить их за 6 месяцев до конгресса, а поправки к ним должны быть внесены за 3 месяца до конгресса, должны быть отпечатаны, разосланы всем профсоюзам. Идентичные резолюции вносятся в одн[у] на согласительной комиссии конгресса, иначе они выступают как конкурирующие резолюции, причем если вы внесли на голосование резолюцию, решили ее согласовать, то автор внесенной резолюции снять ее не имеет права: раз ваш союз вносит резолюцию, там вносят резолюции не индивидуумы, а организации – союзы, то внесенную вами резолюцию вы не имеете права снять, а конгресс решает, можно ее снять или нельзя снять. Когда вы вообразите всю механику, заранее отпечатанные резолюции, поправки к ним и все прочее, то вы поймете все трудности»[378].
Согласно объяснению Томского, в Англии профессиональное движение было построено «по системе лидеров»: определено, что «лидер – так это лидер». На сталинское уточнение с места «На двести лет?» – Томский ответил: «На всю жизнь!»
Для расшифровки всего того, что в действительности обсудили 10 октября 1925 г. цекисты, следует запомнить ключ к стенограмме: когда речь шла о «председателе», имелся в виду председательствующий на заседаниях Политбюро ЦК РКП(б) Л.Б. Каменев, а когда речь шла о «секретаре», то о генеральном секретаре ЦК РКП(б) И.В. Сталине.
Так или иначе, в результате Октябрьского 1925 г. Пленума ЦК РКП(б) удалось «принять резолюцию об организации бедноты» и провести решение о необходимости «дать отпор кулацкому уклону Слепкова – Богушевского в общей статье членов Политбюро», причем Бухарин обязывался «публично взять назад лозунг “обогащайтесь”», а «каждый член Политбюро обязался» отныне «согласовывать свои выступления в “семерке”». Кроме того «…было решено солидарно готовить XIV съезд, не открывая дискуссии». Однако «почти все постановления остались невыполненными. Выступления против кулацкого уклона не было…»[379] Насколько «солидарно» пойдет подготовка съезда, надо полагать, прекрасно понимали и Зиновьев с Каменевым, и Сталин с Бухариным.
19 октября 1925 г. Г.Е. Зиновьев сделал доклад «Рабочий класс и крестьянство» – об итогах Пленума ЦК – на собрании Ленинградского актива. Генсек, ознакомившись с присланным Григорием Евсеевичем в ЦК ВКП(б) экземпляром доклада, сделал на нем синим карандашом весьма характерную помету: «Странная окрошка в теоретической части, удивительная путаница практических [моментов]. И. Ст.»[380]. Стороны готовились к открытому противостоянию и, несмотря на договоренности, достигнутые в «семерке» 8 октября, стали менее тщательно скрывать свои намерения.
Тут самое время указать, что, как и всегда в истории партии (очевидно, любой партии), образовалось «болото», не желавшее признать откровенный разлад в руководящем ядре. По относительной для большевистского деятеля мягкотелости (не зря И.В. Сталин именовал его в разгар репрессий «либералом») в «болото» ушел М.И. Калинин. Выступая 25 октября 1925 г. с заключительным словом по докладу об итогах Октябрьского Пленума ЦК на собрании актива Бауманской организации РКП(б), «всесоюзный староста» сказал надвое: «Не обязательно, чтобы у нас не было разногласий во время выработки резолюции, обязательно, чтобы у нас не было разногласий после принятия резолюций, а когда резолюция принимается, тогда каждый член партии имеет полное право отстаивать свое мнение. До сих пор у нас не было случаев, чтобы кто-нибудь не выполнял директив ЦК: кто-нибудь из членов [ЦК]. До нас доходят разные слухи, говорят так, что вот там, в неопубликованном материале, самое интересное. (Смех.) Товарищи, говорят, что женщины прикрываются платьем для того, чтобы прикрыть самое неинтересное, а всем кажется, что мы прикрываем самое интересное. (Смех.)»[381] Калинин действительно прикрывал в докладе самое интересное: разногласия сталинско-бухаринской группы ЦК с зиновьевско-каменевской. Поступал так искренне: неизбежность свары, связанной с разгромом будущей Новой оппозиции, была для него еще совсем не очевидна. И это несмотря на тот факт, что «единство» т. н. «ленинцев» уже изрядно поколебали два скандала в благородном большевистском семействе. Оба они были так или иначе связаны с Петром Антоновичем Залуцким – членом ЦК РКП(б), сподвижником Зиновьева, занимавшим два важных поста – секретаря Северо-Западного областного бюро ЦК и секретаря Ленинградского губернского комитета РКП(б).
Глава 4«Охотников фабриковать слухи в Москве много». Комсомольская чистка 1925 г
В 1924 г., оппонируя Л.Д. Троцкому, П.А. Залуцкий писал: «Наша молодежь растет на живом пролетарски-революционном деле. Она учится руководить массовой работой в РКСМ, в профсоюзах; она учится по-пролетарски управлять страной, она учится строить и управлять производством. Это в тысячу раз лучшие условия революционной организации класса, чем те, при которых 50–60‐тысячная организация нашей партии повергла в прах царизм. […] Та партия, которая сумела организовать под своими знаменами все активное, все лучшее, все революционное в рабоче-крестьянской молодежи, которая сумела подчинить своему влиянию молодежь, которая не только сумела через ту часть партии, которая находится в госаппарате, руководить страной, но сумела и усилить свои позиции в рабочем классе, – эта партия не подвержена никаких перерождениям, кроме усиления революционного пролетарского сознания, революционной пролетарской общественности в стране, усиления ее мощности и организованности. Будущее за нашей партией, будущее за пролетарской революцией, за ее пролетарскою революционною молодежью»[382]. Зиновьев, Залуцкий и другие члены ЦК-«ленинградцы» уделяли очень серьезное внимание агитационно-пропагандистской работе среди молодежи и персональному составу Ленинградской губернской организации РЛКСМ, которая «держала» в своих руках ЦК РЛКСМ, большинство членов Бюро ЦК которого они, собственно, и составляли. В 1925 г. развернулся серьезный конфликт в комсомоле, ставший следствием конфликта внутри руководящей группы ЦК и ЦК РКП(б)…[383]
В феврале 1925 г. сталинско-бухаринское ядро ЦК было вынуждено, если выражаться по-сталински, «обуздать» комсомол – ЦК РЛКСМ и Ленинградскую губернскую организацию РЛКСМ, в которых настаивали на серьезных, в духе Зиновьева, оргвыводах в отношении Троцкого.
Позднее, 7 января 1926 г., первый секретарь ЦК РЛКСМ – ВЛКСМ (1924–1928) Николай Павлович Чаплин заявил на пленуме Московского комитета РЛКСМ: «Началось дело с того, что меньшинство ЦК партии, возглавляемое тт. Зиновьевым и Каменевым, попыталось использовать комсомол в целях своей фракционной борьбы внутри партии»[384]. Чаплин напомнил о том, что Зиновьев и его товарищи настаивали на суровых оргвыводах в отношении Троцкого в связи с книгой последнего «Уроки Октября», и констатировал: «…в эти разногласия был втянут комсомол. Нужно сказать, что эти разногласия, которые были внутри ЦК партии, широко на обсуждение партии не выносились. Партия дискутировала вопрос об отношении к троцкизму, партия осудила троцкизм, но какие меры принять против Троцкого, нарушившего партдисциплину, этот вопрос в партии широко не обсуждался»[385]. Чаплин подчеркнул, что ЦК, МК и ЛК РЛКСМ единодушно осудили «Уроки Октября», однако когда перед комсомольским руководством встал вопрос о том, «целесообразно ли ЦК комсомола вмешиваться во внутренние разногласия, имевшие место в ЦК партии, по вопросу о том, быть ли Троцкому членом Политбюро или не быть, мы, бывшие тогда в меньшинстве [члены] Бюро ЦК союза, стояли на точке зрения, что вмешиваться во внутренние разногласия между ленинцами в ЦК партии, которые не выносятся на широкое обсуждение партии, ЦК комсомола вредно и нецелесообразно. Мы считали, что такое выступление ЦК комсомола может повести только к еще большему обострению борьбы внутри ЦК партии (что и произошло. – С.В.) и может повести к еще большим последствиями для ЦК комсомола и всего Союза в целом»[386].
15 января 1925 г. в ходе обсуждения Бюро ЦК РЛКСМ раскололось: пять его членов высказались против выступления, а девять – за. Причем «меньшинство членов Политбюро ЦК партии в лице т. Зиновьева настаивало на выступлении ЦК комсомола, несмотря на то, что уже было известно, что большинство Политбюро ЦК придерживается определенной точки зрения в отношении т. Троцкого»[387]. Это при том, что чуть позднее, 3 декабря 1925 г., Г.Е. Зиновьев многозначительно заметит на XXII Ленинградской губернской конференции РКП(б), отвечая на ряд записок делегатов с вопросом о причинах снятия с ответственного поста в колыбели революции одного из видных партийных деятелей: «Я думаю, что всякий большевик понимает, что бывают иногда такие организационные трения, которые в интересах партии лучше оставить в пределах узких коллегий»[388].
В Бюро ЦК РЛКСМ, по справедливому замечанию Н.П. Чаплина, «меньшинство стояло на точке зрения большинства партии»[389]