Важно подчеркнуть: ни один из лидеров и видных деятелей Новой оппозиции в возможность свержения «сталинско-бухаринского» руководящего ядра ЦК РКП(б) во второй половине 1925 г. не верил, хотя Л.Б. Каменев и имел мужество сделать на заседании верховного органа партии заведомо провальное предложение о снятии И.В. Сталина с поста генсека. Г.Е. Зиновьев прямо заявил: «Мы превосходно отдавали себе отчет в том, что мы являемся меньшинством на этом съезде»[563]. Цели оппозиционеры ставили крайне ограниченные. Первая – добиться установления такого внутрипартийного режима, при котором меньшинству «по всем спорным вопросам» предоставили бы возможность «высказать свою точку зрения, защищать ее»[564]. Вторая – предупредить о тенденциях развития классовых отношений в СССР[565]. Для этого Новая оппозиция выставила Г.Е. Зиновьева содокладчиком по отчету ЦК, что в истории самостоятельной ленинской партии было явлением из ряда вон выходящим: большевистские вожди могли грызть друг другу глотки по какому угодно поводу, но только не по ключевому (поставленному в отчете ЦК) вопросу, потому что это могло быть дурно истолковано партийными и советскими работниками, а также использовано врагами советской власти. Когда большевики настояли на выставлении содокладчика по политическому докладу Центрального Комитета на Лондонском съезде РСДРП (единственный на 1925 г. прецедент в истории партии), Юлий Осипович Мартов, делавший доклад от имени ЦК, констатировал: «Факт назначения содокладчика о деятельности ЦК показал, что ЦК как единая коллегия не существует; что часть его рассматривает себя как связанную с остальной частью лишь федеративными узами»[566].
Признаем тот факт, что самовыпячиванием Г.Е. Зиновьев вызывал раздражение у представителей руководящего ядра большевистской партии еще при жизни В.И. Ленина – так, А.И. Микоян вспоминал позднее: «В конце мая 1922 г. у Ленина случился первый приступ болезни. Все мы, делегаты, собравшись в Кремле, с особым волнением ждали сообщения о здоровье Владимира Ильича. В первый же день работы конференции, 4 августа 1922 г., делегатов проинформировали, что, по заключению авторитетнейших врачей, как русских, так и иностранных, здоровье и силы Владимира Ильича восстанавливаются. Все мы тогда облегченно вздохнули и с каким-то особенным подъемом, бурно и долго аплодировали по поводу этого радостного сообщения. Во время конференции у меня, да и у ряда других делегатов, возникло недоумение, почему Сталин, в ту пору уже генеральный секретарь ЦК партии, держался на этой конференции так подчеркнуто скромно. Кроме краткого внеочередного выступления – рассказа о посещении Ленина в связи с нашим приветствием, – он не сделал на конференции ни одного доклада, не выступил ни по одному из обсуждавшихся вопросов. Это не могло не броситься в глаза. Зато Зиновьев держался на конференции чрезмерно активно, изображая из себя в отсутствие Ленина как бы руководителя партии. Он, например, выступал с двумя докладами – об антисоветских партиях и о предстоящем IV конгрессе Коминтерна. […] Ретивость Зиновьева я объяснил тогда его особой жадностью ко всяким публичным выступлениям и его стремлением непомерно выпячивать свою персону – этим он уже “славился”»[567].
И.В. Сталин твердо взял курс на построение социализма в отдельно взятой стране. Как заметил М.С. Восленский, представители большевистской верхушки «…не хотели быть временщиками и ставить свое будущее в зависимость от новых событий, слабо поддающихся контролю». Генсек учел пожелания «…своих назначенцев»[568]. В политическом отчете ЦК генсек заявил: «Вместо периода прилива революционных волн, который мы наблюдали в годы послевоенного кризиса, мы теперь наблюдаем период отлива революционных волн в Европе. Это значит, что вопрос о взятии власти, о захвате власти пролетариатом с сегодня на завтра не стоит сейчас в порядке дня в Европе»[569]. Не особенно преуспев в генерации собственных идей, Сталин вспомнил идею Троцкого о восточном варианте осуществления мировой революции, заключавшемся в наступлении на европейские метрополии в колониях. Генсек, опережая события на пару десятилетий, провозгласил создание двух мировых центров – США и СССР со следующей специализацией: «Англо-Америка – для буржуазных правительств и Советский Союз – для рабочих Запада и революционеров Востока»[570].
Г.Е. Зиновьев, будучи прожженным интриганом – под стать И.В. Сталину, маскировал коренное несогласие с идеей генсека о построении социализма в отдельно взятой стране под разногласия в тактических вопросах. По заявлению в ходе содоклада по политическому отчету ЦК главного идеолога Новой оппозиции, «бесспорно и всем ходом нашего хозяйственного развития доказано, что мы действительно строим социализм в нашей стране. Mы спорим лишь о том, можно ли окончательно построить социализм и закрепить социалистический строй в одной стране, и притом не в такой стране, как Америка, а в нашей, крестьянской. Мы не спорим о том, что строительство социализма в одной стране невозможно: количество наличного пролетариата в Советском Союзе для этого достаточно, хозяйственные предпосылки налицо, общеполитическая обстановка вполне благоприятна для того, чтобы с большим успехом строить социализм, памятуя, что поддержка международного рабочего класса к нам идет, что окончательно наше строительство социализма будет завершено в международном масштабе»[571]. Г.Е. Зиновьеву вторил Л.Б. Каменев, который в 13‐м пункте своих предложений съезду зафиксировал: «На вопрос о том, […] построим ли социализм в этой стране, несмотря на задержку мировой революции […] мы отвечаем: да, и теоретически это возможно, и доказано Лениным, а практически это выполнимо в той мере, в какой [мы] будем правильно видеть все трудности и будем правильно направлять огонь по той цели, которая действительно является опасной»[572]. Дополнение содержалось в выступлении Каменева в прениях по докладу ЦК РКП(б): «При затяжке мировой революции, при стабилизационных настроениях извне и внутри, при богатеющей – очень слабо еще, к сожалению, только начинающей богатеть – стране, при том мелкобуржуазном окружении, в котором живет рабочий класс, растут неизбежно элементы приукрашивания нэпа. Именно эта тенденция действительно растет из всей обстановки, из всего соотношения сил»[573]. Притом, что ранее в Политбюро Каменев решительно раскритиковал сталинскую идею о возможности построить социализм в СССР «без помощи западноевропейского пролетариата»[574].
Г.Е. Зиновьев в заключительном слове к содокладу мастерски ввернул цитату из работы И.В. Сталина 1924 г. «О Ленине и ленинизме»: «Для окончательной победы социализма, для организации социалистического производства усилий одной страны, особенно такой крестьянской страны, как Россия, уже недостаточно: для этого необходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции. Поэтому революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах»[575]. Естественно, Зиновьев полностью солидаризовался с этим сталинским тезисом полуторалетней «давности».
Что интересно: среди участвовавших в дискуссии о темпах социалистического строительства не оказалось «двух виднейших» советских «хозяйственников» – Л.Б. Красина и И.Т. Смилги. Молчание первого объяснимо: он постоянно болел и органически не переносил Г.Е. Зиновьева. Второй, будучи человеком с активной гражданской позицией, мог не участвовать только потому, что, как это ни парадоксально, дискуссии этой он не придавал никакого значения. Так или иначе, руководящее ядро сталинской (назовем вещи своими именами) партии в благодарность восстановило обоих в статусе членов ЦК. Соответствующее предложение В.М. Молотов провел на Сеньорен-конвенте XIV съезда[576], а потом составленные проекты списков были успешно проведены на демократических «выборах». Впрочем, И.В. Сталин переоценил лояльность И.Т. Смилги, который не удержался от соблазна стать тем камнем, на котором будет создана обреченная на провал Объединенная оппозиция.
В резолюции по отчету ЦК РКП(б), естественно, было предписано «вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование, чтобы таким образом СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического мирового хозяйства, а представлял бы из себя самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически и способную, благодаря своему экономическому росту, служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний»[577]. Разделавшись по факту с Г.Е. Зиновьевым и его мировой революцией, И.В. Сталин начал подготовку для проведения предложений своего любимого врага Л.Д. Троцкого, торжественно «подкорректированных» (чтобы не сказать – проваленных) словесами о «смычке» в 1923 г.
В.М. Молотов от лица большинства ЦК РКП(б) обвинил Новую оппозицию в «раздувании» кулацкой опасности, за «паникой» по поводу которой скрывалось «неверие» Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева «в дело социалистического строительства в нашей крестьянской стране»