С.В.). Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует. […] Киров – мужик бесподобно хороший, только, кроме вас, он никого не знает (! – С.В.). Уверен, что вы его окружите дружеским доверием. От души желаю вам полного успеха. P.S. Ребята! Вы нашего Кирыча устройте как следует, а то он будет шататься без квартиры и без еды»[660]. А.И. Микоян писал о С.М. Кирове, что это был «человек живой, пытливый, умный, ясно и четко мыслящий. Киров мгновенно разобрался во всех тонкостях этих вопросов. За дни пребывания в Астрахани и частого общения с ним мы близко узнали друг друга и стали навсегда друзьями. В моей памяти Киров тех дней остался исключительно собранным, подтянутым, цельным человеком, обладавшим к тому же очень твердым характером. Он и по внешнему своему облику необычайно располагал к себе людей. Невысокого роста, коренастый, очень симпатичный, он обладал каким-то особенным голосом и необыкновенным даром слова. Когда он выступал с трибуны, то сразу покорял массы слушателей. В личных беседах и на узких совещаниях он был немногословен. Но высказывал свои мысли всегда очень ясно, четко, умел хорошо слушать других, любил острое словцо и сам был отличным рассказчиком»[661].
О том, что в 1926 г. С.М. Киров упал в голодный обморок, как в 1918 г. нарком по продовольствию А.Д. Цюрупа, мы ничего не знаем, поэтому можно предположить, что нового председателя Ленинградского губкома «дорогие друзья» Серго всем необходимым обеспечили. Главное то, что «бесподобно хороший мужик», стоявший у истоков насильственной советизации трех закавказских республик и не знавший Ленинградский регион, партийным руководителем которого он был «избран», был лично предан генеральному секретарю ЦК ВКП(б). Как в 1925 г., оставшись председателем Моссовета, Л.Б. Каменев потерял столицу, в которой все решал первый секретарь Московского губернского комитета партии Н.А. Угланов, так в 1926 г. Г.Е. Зиновьев лишился колыбели революции, в которой отныне хозяйничали С.М. Киров с давними товарищами И.В. Сталина и Г.К. Орджоникидзе.
4 января пленум Ленинградского губкома партии утвердил резолюцию, которая, по признанию Ю.Н. Жукова, представляла собой «открытый вызов»[662] сталинско-бухаринскому большинству ЦК ВКП(б): «3. Ввиду прекращения дискуссии считать недопустимыми нападки на ленинградскую делегацию. 4. Редакциям ленинградских газет предложить печатать все резолюции коллективов, а не односторонние подборки. Отказ редакций в печатании резолюций крупнейших рабочих коллективов вызывает острое недовольство среди рабочих-коммунистов… 5. Вместе с тем, губком констатирует, что группой товарищей фактически создается в Ленинграде подпольная организация со своим особым, ни с каким уставом и никакими нормами не считающимся центром. Делаются попытки создания параллельного губкома и параллельных райкомов… Через голову организаций устраиваются собрания ячеек, на которые вузовцы, красная профессура и т. д. ведут агитацию против Ленинградского губкома, разжигая разногласия до последней степени. Губком считает, что необходимо положить конец этой дезорганизаторской работе, могущей привести к серьезным осложнениям»[663].
6 января Оргбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело заявление саратовской делегации XIV съезда ВКП(б) «о решениях пленума и президиума Саратовского губкома»[664]. Итогом рассмотрения стали партийные репрессии в отношении видного деятеля Новой оппозиции М.М. Харитонова: «а) согласиться с постановлением Саратовского ГК о невозможности дальнейшей работы т. Харитонова в Саратовской организации. Отозвать т. Харитонова в распоряжение ЦК; б) удовлетворить просьбу Саратовской организации. Отозвать т. Харитонова в распоряжение ЦК; б) удовлетворить просьбу Саратовского ГК о командировании т. Варейкиса [И.М.] в Саратов для ответ[ственной] партийной работы; в) срок выезда т. Варейкиса для работы в Саратов поручить определить Секретариату ЦК; г) вопрос с целом внести на утверждение Политбюро»[665]. В тот же день был проведен опрос, в котором приняли участие И.В. Сталин, В.М. Молотов, который как раз находился в колыбели революции, А.П. Смирнов, Э.И. Квиринг, Н.А. Угланов, А.В. Артюхина[666]. Как видим, с кем не надо, вопрос никто не согласовывал. В дополнение к данному решению Секретариат ЦК, с последующим голосованием по телефону И.В. Сталина, В.М. Молотова, Э.И. Квиринга, С.В. Косиора, Н.А. Угланова и А.И. Догадова, принял 27 января постановление «О работе т. Харитонова»: «Откомандировать т. Харитонова в распоряжение ВСНХ для ответственной работы в текстильсиндикате»[667].
7 января, заслушав сообщение Г.Е. Зиновьева «О публикации решений Пленума», Политбюро поручило Секретариату ЦК «опубликовать в печати содержание постановления Пленума от 1 января с.г. об отчетах о решениях съезда и о прекращении дискуссий, с предварительной рассылкой текста публикации всем членам Политбюро»[668]. Для фактического отлучения Г.Е. Зиновьева от Коминтерна Политбюро, заслушав доклад Н.И. Бухарина «Об информации иностранных компартий о XIV съезде РКП(б)», признало «необходимым составление информационного письма иностранным компартиям»[669] и поручило составление письма делегации ВКП(б) в Исполкоме Коминтерна. Не зря М.П. Томский провозгласил 31 декабря 1925 г. на последнем заседании XIV съезда: «Над постановлениями съезда, над его волей для нашей партии нет другой воли. Некому судить съезд. На высший (по Уставу – верховный. – С.В.) орган партии можно жаловаться только в Коминтерн. Но наша партия до этого не дожила и не доживет!»[670] 15 января Н.И. Бухарин был освобожден «ото всей работы, кроме работы по Коминтерну»[671]. 12 февраля 1926 г. Секретариат ЦК ВКП(б) удовлетворил «просьбу Секретариата ИККИ о присылке представителей ЦК ВКП(б) для участия во 2‐м Оргсовещании крупнейших секций ИККИ»[672], выделив для участия в совещании сталинцев и будущих правых «Шеболдаева, Квиринга, Милха, Баумана, Стриевского, Полонского и Толкачева (АМО)»[673].
7 января ЦК ВКП(б), по словам Н.М. Янсона, «…предложил новый Секретариат Ленинградской организации. […] ЦК не надеется, что теперешний состав Секретариата Ленинградского губкома будет проводить согласованной работы Ленинградского губкома с ЦК и что они добросовестно будут проводить в жизнь решения XIV партсъезда. Центральному Комитету приходится назначать Секретариат в составе [С.М.] Кирова, [А.Е.] Бадаева и [Н.П.] Комарова. Это ответ на политическую линию губкома»[674].
11 января за «…противодействие выполнению решений XIV съезда и ЦК партии по линии организационных мероприятий по редакции “Ленинградской правды”» бывший секретарь редакции большевик Матвеев получил строгий выговор, ему запретили «занимать в течение года выборные должности»[675], Матвеева сняли с работы в Ленинграде и откомандировали «в распоряжение ЦК ВКП(б)»[676]. Впрочем, данное решение было бы принято и в случае выполнения решений верховного органа ВКП(б), поскольку склока Скворцова-Степанова и Матвеева обсуждалась на XIV съезде РКП(б) – ВКП(б).
13 января Политбюро нанесло еще один удар по Г.Е. Зиновьеву, утвердив опросом текст «Информационного письма…» с поправкой Л.Д. Троцкого[677]. Казалось бы, ЦК ВКП(б) подчеркнул: он «единодушен в том, что в отношении руководства КИ сохраняется и должно быть сохранено по-прежнему полное доверие и поддержка»[678]. Однако это «единодушное» положение фактически перечеркивалось другим, не менее «единодушным» положением документа:
«Съезд не только вынес принципиальные решения по вопросам порядка дня, но и выпустил к членам Ленинградской организации специальное обращение, где он дал свою оценку поведения ленинградской делегации, выступившей с содокладом и голосовавшей против резолюции доверия Центральному Комитету в прямом противоречии с вотумом [XXII] Ленинградской губпартконференции (см. “Обращение”). Теперь ленинградская делегация [во главе с Зиновьевым. – С.В.] дезавуируется ленинградскими рабочими-коммунистами. При той дружной поддержке со стороны партийных масс по всей стране, в т. ч. и в Ленинграде, которую нашли решения съезда, единство партии нужно считать безусловно обеспеченным. При таких условиях есть все основания рассчитывать на то, что партия выйдет в короткий срок и из полосы тех временных экономических затруднений, которые связаны с хозяйственными ростом страны и на которых спекулируют враги пролетариата.
ЦК ВКП(б) совершенно единодушен в том, что перенесение дискуссии по русскому вопросу в ряды КИ нежелательно»[679].
14 января 1926 г. подал свой голос В.А. Антонов-Овсеенко, заявивший членам Временного правительства об их аресте в далеком семнадцатом году. В.А. Антонов-Овсеенко, далеко не во всем поддерживавший Л.Д. Троцкого, но при этом направлявший неизменно острые послания в Центральный Комитет, написал товарищу по партии в письме, копию которого много позднее, в октябре 1927 г., прислал и сталинскому руководству ВКП(б):