В мае 1927 г. в Политбюро ЦК ВКП(б), по инициативе В.С. Войтинского, которому предстояла командировка в Китай, обсуждался вопрос о действиях в связи с предстоящим, по инициативе Гоминьдана, разрыве этой партии с Компартией Китая. При этом «Войтинский предложил, чтобы, в случае крайней необходимости, ЦК Китайской компартии сам взял на себя инициативу переговоров с ЦК Гоминьдана по вопросу о возможности известной размежевки работы – с тем, чтобы компартия отозвала ряд наиболее известных (и не совсем приятных для гоминьдановцев) китайских коммунистов из общих учреждений Гоминьдана, оставивши внутри Гоминьдана тех коммунистов, которые еще не известны гоминьдановцам как коммунисты, и чтобы, в крайнем случае, приступить к обсуждению вопроса о возможном размежевании коммунистов и гоминьдановцев и дальнейшей работе на основе сотрудничества двух самостоятельных партий»[975]. Таким образом, предлагалось расширение автономии Китайской компартии внутри Гоминьдана с созданием группировки давления внутри последней партии.
7 мая 1927 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило совершенно секретное постановление «О тезисах т. Зиновьева по Китайскому вопросу», в котором указало: Объединенная оппозиция не высказывалась за или против резолюции VII Расширенного пленума Исполкома Коминтерна, а затем Зиновьев со товарищи «молчаливо» присвоили себе «некоторые положения резолюции [пленума] и старательно» замолчали иные положения. При этом Зиновьев, по мнению большинства Политбюро, запутался «в противоречиях между ленинским и меньшевистским пониманием китайской революции»[976].
Документ Политбюро достаточно объемен, выделим главное:
«Пока революция была общенациональной и правые гоминьдановцы шли в блоке с левыми гоминьдановцами, политика Киткомпартии состояла в том, чтобы подчинить правых гоминьдановцев дисциплине Гоминьдана и использовать их опыт и знания для дела революции, изолируя их одновременно внутри Гоминьдана. Опыт показал, что это была единственно правильная для того времени политика, ибо она обеспечивала военные и политические успехи революции и укрепляла позиции коммунистов внутри Гоминьдана. С развертыванием аграрной революции, с наступлением империалистов на Янцзы и переворотом Чан Кайши дело изменилось коренным образом. Теперь политика блока с правыми, политика единства Гоминьдана и использования правых уже не соответствует новым требованиям революции. Теперь политика Киткомпартии состоит в коренном очищении Гоминьдана от правых, в решительной борьбе с правыми и в ликвидации их как политической и военной силы.
Одна из главных ошибок тт. Зиновьева и Троцкого состоит в том, что они не понимают всей разницы между обстановкой в 1926 г., когда революция была общенациональной, и обстановкой весны 1927 г., когда революция стала аграрной, между политикой вчерашней, до переворота Чан Кайши, и политикой сегодняшней, после переворота Чан Кайши.
Тов. Зиновьев и Троцкий критикуют политику блока левых гоминьдановцев с правыми в период общенациональной революции в 1926 г. на том основании, что весной 1927 г. Чан Кайши отошел от революции и произвел переворот. Но критиковать так политику Китайской компартии так же глупо, как было бы глупо критиковать политику блока большевиков с левыми эсерами в конце 1917 г. и в начале 1918 г. на том основании, что летом 1918 г. левые эсеры пытались произвести переворот против большевиков, сделав тем самым вредной самую идею блока с ними. Едва ли нужно доказывать, что так могут “критиковать” только люди, потерявшие всякую перспективу»[977]. Тут бы следует сделать оговорку о том, что сталинско-бухаринское руководство передернуло: Чан Кайши совершил переворот – удачный, в то время, как левые эсеры (так, по крайней мере, в официальной советской историографии) предприняли антибольшевистский мятеж – который «не может кончится удачей, в противном случае он называется иначе».
Большинство Политбюро развивало свой сомнительный тезис следующим образом: «Происходящая ныне борьба между Уханем и Нанкином является, в последнем счете, выражением борьбы пролетариата и национальной буржуазии за руководство революцией. Национальная буржуазия старается изолировать пролетариат и оседлать революцию для того, чтобы “завершить” ее поскорее и ликвидировать ее. Именно поэтому требует она изгнания коммунистов из Гоминьдана и ликвидации их как партии. Пролетариат же, наоборот, старается изолировать национальную буржуазию и стать во главе развивающейся аграрной революции, для того чтобы довести ее до конца и перевести потом на рельсы социалистической революции. Именно поэтому требует [Кит] компартия изгнания правых гоминьдановцев из Гоминьдана и ликвидации их как самостоятельной партии.
К чему может повести, при таком положении вещей, требование оппозиции о выходе компартии из революционного Гоминьдана, если бы это требование было осуществлено?
Оно может повести лишь к гегемонии правых в Гоминьдане, к изоляции [Кит] компартии, к сдаче революционных позиций, к распылению революционного движения крестьян. Оно может привести лишь к тому, к чему повело изгнание коммунистов из Гоминьдана в нынешнем Шанхае и Нанкине. Ничего другого не требуют теперь империалисты, милитаристы и правые гоминьдановцы. То обстоятельство, что позиция тт. Зиновьева, Троцкого и Радека “совпала” в данном случае с позицией правых гоминьдановцев […] говорит лишь о том, что “тезисы” т. Зиновьева являются в своей основе тезисами ликвидаторскими»[978].
Резолютивная часть постановления Политбюро достаточно стандартна. Начало ее «практическое»: «…если бы […] чисто-троцкистская схема была положена в основу политики Киткомпартии, она неизбежно должна была бы привести к краху китайской революции»[979]. Далее следовала «теоретическая» часть: «Для пущей важности т. Зиновьев заполним свои “тезисы” целым рядом цитат и ссылок на Ленина. Тов. Зиновьев и Ко, видимо, думают, что цитатами и обрывками цитат, приводимых кстати и некстати из арсенала марксизма, можно спасти ликвидаторскую позицию оппозиции по кардинальным вопросам китайской революции. Но они забыли, что метод жонглирования цитатами и обрывками цитат из Маркса и Ленина является излюбленным методом людей, отходящих от марксизма, от ленинизма. Ленин имел в виду таких именно жонглеров, когда он писал: “Марксизм есть чрезвычайно глубокое и разностороннее учение. Не удивительно поэтому, что обрывки из цитат Маркса, особенно если приводить цитаты некстати, можно встретить всегда среди «доводов» тех, кто рвет с марксизмом”. […] “Тезисы” т. Зиновьева являются еще одним доказательством того, что оппозиция рвет с марксизмом, с ленинизмом»[980].
9 мая 1927 г. Г.Е. Зиновьев выступил с речью, которая содержала критику большинства ЦК, однако не стала бы основанием для оргвыводов, когда бы не очередное использование сталинским большинством ЦК страниц Центрального органа партии. Зиновьевское выступление было серьезнейшим образом искажено в стенографическом отчете, опубликованном на страницах «Правды». И.В. Сталин и Н.И. Бухарин решились на очередную откровенную фальсификацию, причем Г.Е. Зиновьев написал гневное послание второму, которое, впрочем, адресату либо не отправил вовсе, либо отправил в сильно отредактированном виде[981]. Вместо отправки первоначального текста Зиновьев обвинил во всем Президиум Центральной контрольной комиссии, члены которого «подписали неслыханный документ от 9 мая, по существу дела предрешивший […] раскольническую кампанию»[982] И.В. Сталина.
12 мая Политбюро ЦК ВКП(б) постановило не печатать две статьи Л.Д. Троцкого: первую «Китайская революция и тезисы т. Сталина» (направлена редакции «Большевика»), вторую «Верный путь» (направлена в «Правду»). 17 мая Троцкий написал в Политбюро и ЦКК: «Причиной непомещения указывается то, что они (статьи. – С.В.) критикуют ЦК, имеют дискуссионный характер. Другими словами, устанавливается правило, вследствие которого все члены партии и вся партийная печать могут только подпевать ЦК, что бы он ни сказал, что бы он ни сделал и каковы бы ни были обстоятельства»[983]. Троцкий напомнил то, что все и так прекрасно знали: «Я считаю линию ЦК в китайском вопросе ложной. Именно эта, в корне ложная линия, обеспечила успех апрельского переворота китайской контрреволюции»[984]. Троцкий опровергал «клевету» на него и на Зиновьева в том, что будто бы они пытались «спекулировать на трудностях», напоминал: речь шла об обсуждении вопроса на закрытом Пленуме, то есть о решении вопроса «по существу, деловым образом, без стенограммы – следовательно, без стремления “использовать” [дискуссию в ПБ]. Политбюро, вместе с Президиумом ЦКК, отказало в созыве такого рода Пленума – таким образом, попытка исправить в корне ложную и гибельную по своим последствиям линию путем серьезного обсуждения вопроса в ЦК не удалась по вине Политбюро, автоматически поддержанного, как всегда, Президиумом ЦКК»[985].
В период с 18 по 30 мая 1927 г. состоялся VIII Пленум Исполкома Коминтерна, в ходе работы которого имел место весьма показательный инцидент. На очередное заседание Президиума Исполкома не допустили Г.Е. Зиновьева, что нельзя было расценить иначе, как произвол. Л.Д. Троцкий прямо заявил по этому поводу: «Вчера т. Зиновьев явился на заседание Президиума. Его, однако, не впустили. Я поднял вопрос перед Президиумом. Тов. Тельман [Эрнст] (председатель ЦК Коммунистической партии Германии. –