Послушав сталинское руководство, Г.Е. Зиновьев составил проект собственного выступления, в котором расставил все точки над i: «Нет ничего более характерного и вместе с тем более банального, чем то, что разыгрывалось здесь, на этом Пленуме, в связи с вопросами обороны. Тов. Сталину, вероятно, кажется чрезвычайно <остроумным и> оригинальным его прием объявить нас плохими оборонцами (язвительная ирония. – С.В.) и начать травить нас как людей, которые подозрительны по части патриотизма. А т. Рыкову и подавно казалось чрезвычайно умным и оригинальным бросить нам с трибуны кличку контрреволюционеров и т. п. А между тем, эти приемы стары как мир. Они повторялись чуть ли не в каждой революции, когда правое ее крыло обрушивалось на левое»[1047]. Со ссылкой на труд П.А. Кропоткина «Великая Французская революция» Зиновьев привел цитату из Максимилиена Робеспьера – весьма уместную.
8 августа 1927 г. те же 13 членов ЦК и ЦКК ВКП(б) – оппозиционеров, что подписали заявление в ЦК 4 августа, – направили свой ответ ЦК и ЦКК «по существу», в котором опровергли все обвинения в попытке создания «второй партии», считая подобный путь «гибельным для революции», и высказались «безусловно и безоговорочно за оборону СССР при данном ЦК, при данном руководстве [И] ККИ»[1048]. Затем – заявление, в котором оппозиционеры опровергли все обвинения в том, что они не пошли на заключение «предложенного» им «мира»[1049].
10 августа «Заявление 13‐ти» опубликовал Центральный орган ВКП(б), однако при публикации были допущены искажения текста: отдельные фрагменты были исключены, произвольно заменены слова. По требованию авторов на следующий день, 11 августа, «Правда» вынужденно признала искажения текста и напечатала заявление вторично – случай, по справедливому замечанию Ю.Г. Фельштинского, «абсолютно беспрецедентный». Правда, одновременно была опубликована критическая передовица, в которой говорилось о явной недостаточности «заявления 13‐ти», оставлявшего «лазейки для возобновления борьбы против партии»[1050].
11 августа Зиновьев набросал проект своей речи, в котором говорилось: «Авторитетные представители большинства ЦК говорили на Пленуме, что создавшееся положение есть перемирие, но перемирие с камнем за пазухой. […] Да, это только перемирие. Да, существующие глубокие разногласия по ряду вопросов не дали возможности добиться пока большего, чем перемирие. Но из состояния перемирия есть два мыслимых дальнейших пути развития: 1) превращение перемирия в мир; 2) превращение перемирия в войну. Мы целиком за первое»[1051]. Далее следовали увещевания сталинско-бухаринского руководства организовать предсъездовскую дискуссию[1052]. Документ вызывает тягостные чувства. Он выдает готовность Зиновьева к переговорам о сдаче.
Прямо противоположную направленность проекту речи Зиновьева содержит письмо Иоффе. Заявления 13 членов ЦК и ЦКК ВКП(б), сделанные от лица всей Объединенной оппозиции, вызвали недовольство самого давнего соратника Троцкого. 12 августа Иоффе написал своему патрону и личному другу письмо, которое представляет собой очередное доказательство того факта, что Адольф Абрамович всю свою сознательную жизнь был даже более последовательным и принципиальным революционером, чем Троцкий:
«Дорогой Лев Давидович!
Не начинает ли и внутрь оппозиции проникать тот режим, который установлен большинством ЦК для всей партии и против которого мы (оппозиция) ведем столь упорную борьбу? “Аппаратная верхушка” решает, а все остальные лишь принимают ее решения. Допустимо ли, чтобы 13 оппозиционных членов ЦК и ЦКК делали заявление от имени всей оппозиции без предварительного обсуждения внутри оппозиции как факта подачи заявления, так и содержания его?
Я, например, считаю ошибкой подачу этого заявления. Даже если считать, что большинство партии настроено за единство партии, против раскола, против фракций, то и тогда вряд ли из этого должно делать вывод о необходимости такого заявления. Ведь большинство партии, несомненно, настроено так же оппортунистически, но из этого никто, однако, не сделает вывода, что мы тоже должны делать оппортунистические уступки. Правда, факт неисключения Троцкого и Зиновьева из ЦК неизбежно создаст в широких массах впечатление слабости и растерянности большинства, и поэтому, во имя этого факта, следовало пойти на кое-какие уступки, но с другой стороны, даже и без соответственной интерпретации Пленума, факт заявления неизбежно должен также вызвать впечатление, будто сделано оно из страха перед исключением этих товарищей из ЦК.
Но даже если признать, что подать заявление в данной конкретной ситуации было необходимо, разве же нельзя было, во-первых, заранее заручиться обязательством большинства напечатать его полностью, а, во-вторых, разве нельзя было избежать в тексте заявления тех неудачных выражений, которые в нем имеются? “Мы, разумеется, безусловно, безоговорочно за оборону СССР при данном ЦК, при данном руководстве ИККИ”. Хотя это и верно по существу, но следовало ли так писать, чтобы создавалось впечатление, будто мы это руководство признаем правильным и хорошим, не следовало ли ясно и точно сказать, почему мы за защиту социалистического отечества даже при нынешнем плохом руководстве ЦК и ИККИ (курсив наш. – С.В.)?
О термидорианстве. Тут опять слишком много дипломатии. Сказано так, что создается впечатление, будто мы “отвергаем мысль” не только о том, что “наша большевистская партия стала партией термидорианской”, но и мысль о том, что термидорианской стала ее официальная верхушка.
“Мы будем выполнять все решения ВКП(б) и ее ЦК”. Следовало ли это говорить? Я полагаю, что оппозиции большой вред принесло прошлогоднее заявление тт. Троцкого и Зиновьева (от 16 октября 1926 г. – С.В.). Нужно ли было теперь повторять его тут от имени оппозиции, зная заранее, что против многих решений ЦК мы будем бороться и что ЦК использует это против нас, опять упрекая нас в том, что мы не держим своего слова, не используем своих обещаний?
“Мы готовы сделать решительно все для ликвидации всех элементов фракций…” и т. д., хотя в дальнейшем ответственность за эти “элементы фракций” возлагается на “извращение внутрипартийного режима”, но все это так тонко, что никто не поймет этого так, будто мы обязуемся “ликвидировать все элементы фракций” только тогда, когда прекратят свое существование указанные “извращения внутрипартийного режима”. А если мы сейчас не займемся этой ликвидацией, то при этих условиях нас справедливо смогут упрекать в том, что мы обманывали партию.
Быть может, если бы подобные заявления предварительно обсуждались, удалось бы избегнуть таких ошибок. Если даже оппозиционер, считающий это ошибками, остался бы в меньшинстве, то у него все же было бы сознание, что он поставлен перед совершившимся фактом и должен нести ответственность за то, с чем не согласен. Я просил бы обдумать этот вопрос.
Жму руку, Ваш А. Иоффе»[1053].
Июльско-августовский 1927 г. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) высказался за исключение Зиновьева и Троцкого из ЦК ВКП(б). Вожди оппозиции предприняли тактическое отступление (Зиновьев, судя по последующим событиям, уже был готов сдаться на милость победителя, но пока что не мог решиться), отказавшись в «Заявлении» Пленуму от части своих претензий к сталинско-бухаринскому руководству. Вследствие этого Объединенный Пленум постановил «снять с обсуждения вопрос об исключении тт. Зиновьева и Троцкого из ЦК партии и объявить им строгий выговор с предупреждением»[1054].
Позднее Г.К. Орджоникидзе заявил: «На Августовском Пленуме мы возились с оппозицией чуть ли не три дня и пошли на максимальные уступки с тем, чтобы сохранить их в ЦК, еще и еще раз показать, что именно мы хотим единства в нашей партии. Как ни неправильны были эти действия лидеров оппозиции, как ни недопустимы были эти действия, мы все-таки старались сохранить их в ЦК. Я помню, и участники того Пленума тоже великолепно помнят, каково было настроение в этом зале, когда мне пришлось докладывать от имени комиссии и когда весь Пленум, ощетинившись, требовал их исключения. И стоило громадных усилий провести решение комиссии на Пленуме»[1055].
К.Б. Радек написал статью «Итоги Августовского (по месяцу окончания работы высшего большевистского органа. – С.В.) Пленума», в которой констатировал: «Августовский Пленум собрался в обстановке серьезных поражений большинства ЦК в области международной политики (поражение китайской революции, вызванное в значительной мере полуменьшевистской политикой Коминтерна, крах Англо-русского комитета, часть которого оказалась в числе пособников империализма, крах предсказаний Сталина, что англичане не посмеют рвать [дипломатические отношения]) – как и в обстановке укрепления оппозиции (слияние оппозиционного блока в целое, выступления оппозиционеров по всей стране в громадном количестве ячеек, заявление 2,5 тыс. оппозиционеров). Несмотря на это, Сталин постановил специально на этом Пленуме, не признавая ни одной из совершенных ошибок, перейти к бешеному наступлению против оппозиции и добиться ее раскола, ее идейного отступления и, деморализовав таким образом ее ряды, исключить из ЦК тт. Троцкого и Зиновьева. Если бы ему это удалось, он очистил бы путь (и серьезно) дальнейшей передвижке соотношения сил в партии, а тем самым и в стране. Исключение признанных вождей оппозиции из ЦК облегчило бы в значительной мере расправу с оппозицией, исключение ее из рядов партии и пуска в ход против нее силы государственного аппарата. Но Сталин не учел двух моментов: во-первых, того, что поражения его политики во многом подорвали его авторитет в широких слоях партийного актива и партийной бюрократии и, во-вторых, что верхушке партии, сползающей на практике с ленинской линии, нелегко было идти на акт исключения, сигнализирующий этот “спуск на тормозах” и ставящий вопрос о том, куда идет партийный курс. Он не учел тоже силы единства оппозиции и силы ее сопротивления. В результате обоих просчетов он был вынужден к тактическому отступлению. Ошельмовав оппозицию, он отказался от исключения ее вождей. Это отступление только тактическое, ибо Сталин и его группа не отказались от основной цели: исключения оппозиции из партии. Он отступил, дабы тем сильнее ударить. Он надеется на то, что в ближайшие месяцы ему удастся накопить доказательства фракционной работы оппозиции (вообще Радек расписался в том, что у генсека в данном случае было что накапливать. –