[1286], Серго справедливо заметил: «…очень часто оппозиция ссылается теперь на Ленина, что вот при Ленине так было, а теперь не так. Это верно, при Ленине не было так. Если бы при Ленине кто-либо позволил себе устроить тайно от партии и советской власти типографию, я бы посмотрел, что бы тогда Ильич сделал с ним. Он бы не стал с ними договариваться на Пленуме Центрального Комитета и на партийном съезде, а указал бы им место совсем другое»[1287]. Орджоникидзе рассказал о том, как ЦКК длительное время пыталась убедить оппозицию по крайней мере отказаться от нелегальных собраний: «… прежде чем исключить из партии Зиновьева и Троцкого, Президиум Центральной контрольной комиссии поставил им условие: отказаться от нелегальных собраний, и только. Не то, что фракцию распустить, не то, что отказаться от взглядов, не совместимых с пребыванием в партии, а только одно требование: отказаться от нелегальных собраний. Выступайте на ячейках, на собраниях, развивайте свою платформу, все, что угодно, только откажитесь от нелегальных собраний. Как вы думаете, товарищи, что это требование – чрезмерное, что это – четвертование людей? В одной партии сидим и говорим: “Можете развивать свои взгляды, выступать открыто на собраниях, но только откажитесь от нелегальных собраний”. Как же они нам тогда ответили? Они сказали: “Вы нам приставляете револьвер, дайте нам подумать, обсудить и т. д.” Для того чтобы ответить на такой вопрос, как отказ от нелегальных собраний, надо, оказывается, собрать свой нелегальный ЦК, обсудить, обдумать и только тогда дать ответ. Ну, товарищи, при таком отношении […] совместное пребывание в одной партии невозможно»[1288]. Если иного выхода не видел даже сверхлояльный Серго, стало быть, иного выхода у ЦКК действительно и не было.
Выступая в «прениях» по докладу, член Президиума ЦКК ВКП(б) Николай Михайлович Янсон констатировал, что у оппозиции есть только «… три дороги: первая дорога – это полное подчинение воле партии, и тогда двери в партию открываются перед ними; вторая дорога – это полнейший отход от политической деятельности, превращение в обывателей, и третья дорога – это активное противодействие нашей партии со всеми вытекающими отсюда последствиями, за которые пусть они не пеняют на партию и на партийную дубинку, которая будет пущена в ход, если создастся необходимость ее применения. Пусть они сами выбирают любую из этих трех дорог»[1289].
10 декабря, после того, как съезд признал взгляды Объединенной оппозиции меньшевистскими, от оппозиционеров поступило сразу два заявления. Первое подписали бывшие деятели Новой оппозиции Л.Б. Каменев, И.П. Бакаев, А.А. Авдеев и Е.Г. Евдокимов, а второе, поданное вечером, – троцкисты Н.И. Муралов, Х.Г. Раковский и К.Б. Радек, а также И.Т. Смилга. В первом говорилось: «Защищая перед лицом съезда свои принципиальные взгляды, в правильности которых мы убеждены, мы в то же время в своих заявлениях съезду подчеркивали, что считаем для себя обязательным подчинение решениям съезда, как бы тяжелы они для нас ни были»[1290]. Во втором говорилось о том, что отказ от своих взглядов стал бы для оппозиционеров обязательным, если бы они убедились в их неправильности, то есть «в их несоответствии Программе ВКП»[1291]. На утреннем заседании 18 декабря Г.К. Орджоникидзе, получивший слово для доклада Комиссии XV съезда ВКП(б) по вопросу об оппозиции, не отказал себе в удовольствии пофарисействовать в сталинском духе: «Как будто блок, о котором заявлял т. Зиновьев, что он заключен всерьез и надолго, где-то дает трещину. Если эти документы не являются просто лицемерными, если это не есть военная хитрость, если эти документы не являются тактическим ходом, то тогда они должны честно заявить перед всей партией, в чем они расходятся. Должен сказать, что мы большой разницы между этими двумя документами не видим»[1292]. В оглашенной Серго резолюции Комиссии XV съезда ВКП(б) об оппозиции говорилось: «…XV съезд считает, что ЦК и ЦКК поступили правильно, исключив Троцкого и Зиновьева 14 ноября 1927 г. из рядов ВКП(б), а других оппозиционных членов ЦК и ЦКК – из состава этих последних и поставив вопрос об оппозиции в целом на обсуждение съезда»[1293].
Принимая во внимание неоднократное нарушение оппозицией ее торжественных обещаний об отказе от фракционности, комиссия предложила съезду исключить из партии 75 активных деятелей «троцкистской» оппозиции, исключить из партии группу Сапронова в составе 23 человек «как явно антиреволюционную» и поручить ЦК и ЦКК «принять все меры идейного воздействия на рядовых членов троцкистской оппозиции с целью их убеждения при одновременном очищении партии от всех явно неисправимых элементов троцкистской оппозиции»[1294].
Комиссия признала абсолютно доказанным фактом, что Объединенная оппозиция имела свои местные комитеты, областные комитеты и свой ЦК. Это подтверждалось как документами, имевшимися в распоряжении ЦКК, так и выступлениями оппозиционеров Кузовникова, Зофа, Пикеля и других. Оппозиция имела свою технику, свою кассу, пополняемую членскими взносами и пожертвованиями от беспартийных, сочувствующих оппозиции. Оппозиция связывалась, как внутри страны, так и за границей, не только с исключенными из партии и Коминтерна группами лиц, но также и с беспартийными»[1295]. От лица комиссии съезда Серго заявил: «Знаменитое дело Щербакова (“врангелевского офицера” из ОГПУ. – С.В.), как бы ни неприятно было оппозиции, все-таки является фактом; фактом является то, что они были связаны с ним. Мы говорили раньше и повторяем сейчас: “Мы не обвиняем оппозицию в том, что она связалась с контрреволюционерами, но мы утверждаем на основании всех имеющихся в нашем распоряжении документов, что контрреволюционная дрянь лепилась около оппозиции, она, оппозиция, своими выступлениями против партии давала ей пищу”. Оппозиция, несмотря на обязательства, взятые на себя, не порвала связи с группой Маслова – Рут Фишер и других исключенных из Коминтерна и до сих пор продолжала и продолжает с ней связь как организационную, так и идейную. Оппозиция открыто, печатным словом обращалась и обращается к беспартийным против партии и против ее ЦК»[1296].
Ивар Смилга не был бы Иваром Смилгой, когда бы он не взошел на трибуну и не зачитал заявление-протест, подписанный помимо него самого Николаем Мураловым, Христианом Раковским и Карлом Радеком. В документе отвергалось обвинение в организации второй партии и в наименовании оппозиции «троцкистской»; декларировалось: «Сердцевина партии – рабочие-большевики. Во время надвигающихся опасностей их голос будет решающим для судеб партии и революции. Этот голос совпадает с нашим голосом. Исключенные из партии, мы будем добиваться нашего возвращения в ее ряды. Мы глубоко убеждены, что наше исключение будет лишь временным, ибо дальнейший ход классовой борьбы и наша деятельность убедят каждого члена партии в неправильности обвинений, приведших к нашему исключению»[1297]. Вообще удивительно, что Ивару Тенисовичу удалось дочитать заявление.
Орджоникидзе отказался от заключительного слова и предложил съезду «на наглое заявление Смилги, объявляющего войну съезду и всей нашей партии, ответить дружным и единогласным принятием резолюции, внесенной комиссией съезда»[1298]. Резолюция была принята, как и предложил Серго, «единогласно»[1299].
19 декабря в 12 часов Каменев передал Орджоникидзе заявление в президиум съезда от группы оппозиционеров в составе 23 человек, среди которых были сам Каменев, Зиновьев, Евдокимов, Бакаев и Лашевич. В документе признавалось, что оппозиция сделала реальной «опасность второй партии», и говорилось «об идейном и организационном разоружении»[1300] подписавшихся. Двадцать три исключенных из ВКП(б) просили «вернуть» их «в партию» и предоставить возможность «участвовать в практической повседневной работе партии»[1301].
От имени президиума съезда Серго предложил верховному органу партии следующий проект постановления: «1. Не рассматривать заявление исключенных из партии тт. Каменева, Зиновьева и других […] ввиду того, что XV съезд уже исчерпал вопрос об оппозиции в резолюции от 18 декабря. 2. Предложить ЦК и ЦКК принимать заявления исключенных из партии активных деятелей бывшей оппозиции лишь в индивидуальном порядке и принимать решения по заявлениям лишь спустя шесть месяцев после подачи заявлений при условии, что: 1) поведение подавших заявления соответствует обязательствам, взятым на себя авторами заявлений; 2) самые заявления бывших оппозиционеров вполне отвечают требованиям XV съезда […] и, следовательно, исходят из отказа от платформы 83‐х, платформы, поданной 3 сентября т. г., и платформы 15‐ти (соответственно, от двух платформ «троцкистско-зиновьевского блока» и платформы сапроновцев. – С.В.)»[1302]. Предложение было принято всеми голосами против одного[1303] (жалко, что в стенографическом отчете не названо имя фрондера).
27 декабря в газете «Правда» было напечатано обширное открытие письмо Зиновьева и Каменева с заявлением об их «разоружении». Троцкий назвал поступок Зиновьева «чудовищным вероломством», отнюдь не собираясь «бороться против сталинизма в тех пределах, которые разрешит Сталин»