Глава 20«Вы, т. Троцкий, уже три часа над нами издеваетесь…» высылка опального вождя в Алма-Ату
1 января 1928 г. В.В. Осинский (Н. Оболенский) направил И.В. Сталину записку с протестом против высылки на север В.М. Смирнова: «В свое время Ленин выпроводил Мартова за границу со всеми удобствами… Все это потому, что Мартов когда-то был революционером. Высылаемые теперь бывшие наши товарищи по партии – люди, политически грубо ошибающиеся, но они не перестали быть революционерами – этого отрицать нельзя… Спрашивается поэтому, нужно ли загонять их на север и фактически вести линию на их духовное и физическое уничтожение? По-моему, нет… Высылки такого рода создают только лишнее озлобление среди людей, которых пропащими считать еще нельзя и к которым партия и в прошлом частенько была мачехой, а не матерью. Они усиливают шушуканья о сходстве нынешнего нашего режима и старой полицейщины, а также о том, что “те, кто делал революцию, в тюрьме и ссылке, а правят другие”…»[1305]
Здесь нужно пояснить, что Г.К. Орджоникидзе и А.А. Сольц, по свидетельству Серго, «возились с Владимиром Смирновым целую неделю, чтобы он отказался от того недопустимого заявления, которое он сделал на заседании ЦКК, и тем дал нам возможность отменить постановление МКК и оставить его в партии. Таким порядком мы восстановили почти 90 % всех исключенных, за что получали тогда упреки: “Что же, мы тут боремся с оппозиционерами, исключаем их из партии, а ЦКК всех их восстанавливает”. Так было с некоторыми районами, например с Закавказьем, когда исключенных было порядочное количество (и они безусловно были достойны исключения), а мы почти всех их восстановили»[1306]. После того, как Орджоникидзе и Сольц, истратив на Смирнова неделю своего драгоценного времени, так и не уговорили Владимира Михайловича сложить оружие, что бы удивляться, что Сталин и слышать не желал о подобном «пострадальце»?
3 января генсек направил Осинскому злобный ответ: «Если подумаете, то поймете, должно быть, что Вы не имеете никакого основания, ни морального, ни какого-то ни было, хулить партию или брать на себя роль супера между партией и оппозицией. Письмо Ваше возвращаю Вам, как оскорбительное для партии. Что касается заботы о Смирнове и других оппозиционерах, то Вы не имеете оснований сомневаться в том, что партия сделает в этом отношении все возможное и необходимое»[1307].
На следующий день, прибегнув к язвительной иронии, Валериан Валерианович написал грубияну: «Товарищ Сталин, мне не нужно ни много, ни мало раздумывать над тем, могу ли я быть арбитром между партией и оппозицией или кем бы то ни было. Вы мою точку зрения и психологию понимаете в корне неверно… Моя психология состоит в том, что я считаю себя вправе иметь самостоятельное мнение по отдельным вопросам и это мнение высказывать (иногда – в самых острых случаях – только лично Вам, или Вам и Рыкову, как Вы помните, – во время съезда). За последнее время я получил по этой части два урока. Насчет хлебозаготовок Рыков сказал, что мне надо “залить горло свинцом”, Вы мне возвратили письмо. Ну что ж, если и этого нельзя, буду с этим считаться. А ведь чего проще: отпустите меня за границу поработать год над книжкой – и совсем от меня не будет докуки…»[1308] Без последнего предложения Валериан Валерианович мог бы и обойтись. Он припомнил Сталину постановление Политбюро ЦК ВКП(б), принятое на заседании 30 ноября 1927 г. Политбюро тогда отклонило «…предложение американской комиссии о поездке в Америку Осинского в январе 1928 г.»[1309]. Вообще-то Валериан Валерианович был человеком не обидчивым, не амбициозным и принципиальным – абсолютным антиподом Сталина. Однако здесь невольно вспоминается русская пословица о том, что «на обиженных воду возят».
В любом случае, в отличие от Ленина, Сталин не был готов тратить время и деньги на высылку бывших соратников за границу (популярный в стране и мире Троцкий станет исключением из правила). Осинский, правда, напомнил о своей несостоявшейся командировке, а не высылке, но Сталин ему не доверял, прекрасно понимая, что нет ничего более постоянного, чем нечто временное.
После «смирновской преамбулы» перейдем к высылке из столицы Л.Д. Троцкого. В научной литературе выдвинуто предположение о том, что решение Политбюро ЦК ВКП(б) по вопросу о высылке оппозиции в отдаленные регионы СССР и об удалении Троцкого из Москвы было принято 23 декабря 1927 г. – без занесения в протокол заседания[1310].
Л.Д. Троцкий поведал об имевших место переговорах с ним относительно высылки из Москвы в своей записке в ЦК ВКП(б) от 4 января 1928 г.: «Тов. Богомолов обратился ко мне по телефону – очевидно, от имени ЦК – с предложением ехать в Астрахань “на плановую работу”. На вопрос мой, есть ли это предложение или постановление – в духе постановлений об административной ссылке ряда товарищей, с которым я действовал рука об руку, – т. Богомолов ответил мне, что дело идет о предложении. В таком случае я вынужден отклонить его. Причины таковы: 1) если речь действительно идет о деловой работе, то наиболее подходящими пунктами считаю Москву и Ленинград (Троцкий прекрасно понимал, что с такими предложениями записку в ЦК писать не обязательно. – С.В.); 2) отправление меня в Астрахань на плановую работу есть по существу ссылка. Пусть же ссылка будет открытой, без маскировки (Троцкий в очередной раз мешал Сталину явить себя партийным бонзам “либералом” во внутренней политике. – С.В.); 3) даже как против места ссылки я возражаю, однако, против Астрахани, климат которой вреден для меня, а особенно для моей жены; 4) если мне предоставлено будет выбрать место ссылки, то я – по соображениям здоровья – выберу Гагры или Кисловодск»[1311].
Такое место «ссылки» с радостью выбрал бы почти любой советский гражданин, причем на пожизненный срок, однако данная записка еще более походила на очередную издевку (каковой в действительности и являлась) Л.Д. Троцкого над теперь уже бывшими товарищами по ЦК РКП(б) – ВКП(б) потому, что именно в Кисловодске в 1923 г. Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и другие цекисты, недовольные сосредоточением власти в руках И.В. Сталина, проводили свои печально знаменитые фракционные совещания, вошедшие в историю по месту их проведения – «пещерными». Однако Политбюро решило отнестись к попыткам Л.Д. Троцкого «поторговаться» совершенно серьезно: вместо Гагр и Кисловодска он получил даже не Астрахань, а Алма-Ату.
Л.Д. Троцкого проинформировали, что он будет депортирован на основании 10‐го пункта 58‐й статьи УК РСФСР, в соответствии с которым «за контрреволюционную агитацию и пропаганду» можно было получить даже высшую меру социальной защиты. Части оппозиционеров наказание оформили в виде ссылки, части – высылки с правом на выбор места жительства (тут самое время припомнить старую русскую пословицу о том, что один овощ не слаще другого). Меньшевистские эмигранты из «Социалистического вестника» окрестили происходящее «сухой гильотиной»[1312].
Высылку организовали через голову председателя ОГПУ. В.Р. Менжинский признался Л.П. Серебрякову: «…он, несмотря на то, что является руководителем ГПУ, не имеет ни малейшего влияния на весь ход кампании ни в смысле переговоров, ни в смысле как [высылать] и куда. Надо полагать, что он теперь уже скоро уйдет…»[1313] Прогноз оправдался лишь отчасти, поскольку Менжинский занимал пост руководителя органов государственной безопасности СССР до конца своих дней (он скончался в 1934 году. – С.В.), однако все ключевые решения принимались в последние годы жизни Вячеслава Рудольфовича Г.Г. Ягодой и его кадрами. Что характерно, единственный опубликованный документ о технической организации высылки – записка в ЦК ВКП(б), которую публикатор справедливо атрибутировал как подлинник (исходя из места хранения – он отложился в фонде Центрального Комитета партии), несмотря на отсутствие автографа В.Р. Менжинского. На документе лишь напечатано: «Председатель ОГПУ (Менжинский)»[1314].
Именно Г.Г. Ягода направил 12 января членам Политбюро ЦК ВКП(б) следующую записку: «Сейчас ОГПУ предложило Троцкому явиться в ОГПУ для получения назначения в Алма-Ату, он заявил, что в ОГПУ не явлюсь, знаю, что Вы меня ссылаете на 3 года, обязуюсь уехать через 7 дней, то есть 19/I, в чем и дал расписку. Считаю, что при такой записке явка его к нам не обязательна, срок сократить до понедельника, то есть до 16/I – [19] 28 г.»[1315]. Из данного заявления Льва Давидовича и партийное, и чекистское руководство не могло не сделать вывод о наличии в рядах органов государственной безопасности «агентов» Троцкого. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) первым указал на записке: «За предложение ОГПУ.И. Сталин». Далее члены ПБ расписались: «За. Ворошилов», «Согласен. Н. Бухарин», «Согласен. М. Томский, В. Куйбышев», «За. А.И. Рыков, Я. Рудзутак». Со своим особым мнением, как водится, выполз никаких ключевых решений не принимавший председатель ЦИК СССР и ВЦИК: «Предлагаю дать Троцкому право выехать 19/I. Калинин»[1316]. Как водится, «всесоюзного старосту» никто из товарищей по Политбюро ЦК ВКП(б) услышать не пожелал. Не исключено, что напрасно, поскольку Л.Д. Троцкий, получивший меньшую отсрочку, чем он запросил, устроил из своей высылки настоящий политический спектакль – с прологом, содержательной основной частью и мемуарным эпилогом. Впрочем, не исключено и иное: воспрянув духом в случае удовлетворения всех его требований, Троцкий мог стать еще менее сговорчивым.