бъединяет их, – вопрос о Секретариате. Это странно и смешно, но это факт». Сталин верно определил основную цель Зиновьева и Каменева – добиться превращения секретариата в их послушный инструмент, а генерального секретаря – в вечно трудящегося на них исполнителя: «Что же, если превращение Секретариата в простой технический аппарат представляет действительное удобство для Каменева, может быть, следовало бы и согласиться с ним. Боюсь только, что партия с этим не согласится». (Голос: «Правильно!»).
Хотя Сталин заявил, что он «против отсечения», он тут же предупредил: «Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них – если они этого не захотят». На состоявшемся после съезда пленуме ЦК Г.Е. Зиновьев был вновь избран в политбюро. Не было произведено и «отсечение» Троцкого, который весь съезд промолчал, со злорадством наблюдая «избиение» своих недавних оппонентов. Однако статус других участников «новой оппозиции» был понижен. Л.Б. Каменев был переведен из членов политбюро в кандидаты, а Г.Я. Сокольников перестал быть кандидатом в члены политбюро. Новыми членами политбюро стали М.И. Калинин, К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов. Новыми кандидатами в члены политбюро стали Г.И. Петровский и секретарь МКН.А. Угланов.
По оценке Троцкого, как и многих других, Калинин, Ворошилов, Петровский и Угланов были сторонниками Бухарина, а поскольку Бухарина считали лидером «правого, кулацкого уклона», то Троцкий назвал это победой «национально-деревенской ограниченности». Назначение же Ворошилова на пост председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора вместо М.В. Фрунзе, скончавшегося 31 октября 1925 года во время хирургической операции, по мнению Троцкого, открывало «правым» те возможности, которыми обладал недавно он сам. Позже он считал, что по мере сдвига вправо Ворошилов или Буденный могли совершить военный переворот, который в конечном счете увенчался бы контрреволюцией. Троцкий считал Сталина лишь пешкой в руках Бухарина и не брал в расчет многолетнее знакомство Сталина с Ворошиловым и Буденным, Калининым и Петровским. Троцкий недооценивал и растущий авторитет Сталина в партии. Кажется, подобные ошибки допускал Бухарин и его сторонники. С. Коэн считал, что после XIV съезда положение Бухарина в партии не уступало положению Сталина, и писал о «дуумвирате Сталина – Бухарина», который сменил триумвират Зиновьева – Каменева – Сталина.
Впечатление о победе Бухарина подкрепляла и активная деятельность группы видных пропагандистов из так называемой школы Бухарина (А. Слепков, Д. Марецкий, В. Астров, А. Стецкий, П. Петровский, А. Айхенвальд, Д. Розит, Е. Гольденберг, Е. Цейтлин, А. Зайцев и другие). Как писал С. Коэн, эта группа помогла «Бухарину посадить своих людей как раз в тех учреждениях, где формировалась политика и идеология, готовились будущие кадры; они с большой эффективностью популяризировали и отстаивали его политику… В сотнях книг, брошюр, газетных статей и публичных выступлений – в учебных заведениях, на партийных собраниях и других общественных форумах – они пропагандировали и защищали (а иногда развивали и дополняли) политику и идеи Бухарина. Они рецензировали его книги, написали его биографию и шумно прославляли его». «Школа Бухарина» превозносила своего учителя как виднейшего теоретика партии и Коминтерна, готовясь провозгласить Бухарина главным руководителем партии и страны.
В то же время съезд несомненно упрочил позиции Сталина. Съезд подтвердил курс на построение социализма в одной стране, который отстаивал Сталин. В резолюции, принятой съездом, говорилось, что СССР «имеет все необходимое для построения полного социалистического общества», что налицо «экономическое наступление пролетариата на базе новой экономической политики и продвижение СССР в сторону социализма». На основе отчетного доклада Сталина съезд дал директиву «держать курс на индустриализацию страны, развитие производства средств производства и образование резервов для экономического маневрирования». Съезд вновь избрал Сталина в ЦК, а 1 января 1926 года пленум ЦК опять избрал Сталина в политбюро и оргбюро. Кроме того, пленум постановил продлить Сталину полномочия делегата в Исполнительном комитете Коммунистического интернационала.
Глава 36.ПРОТИВ ДВУХ ЛЬВОВ И ГРИГОРИЯ
В первые же дни нового 1926 года Сталин активно включился в работу высших органов партии, которая по решению XIV съезда стала именоваться Всесоюзной коммунистической партией (большевиков), или ВКП(б), и Коминтерна. Одним из первых решений, принятых в 1926 году, было постановление ЦК ВКП(б) «о фракционной деятельности Ленинградского губкома». Суть этого постановления Сталин изложил по телефону группе ЦК ВКП(б), прибывшей в Ленинград для того, чтобы разгромить сторонников «новой оппозиции». (В группу входили члены президиума съезда Г.К. Орджоникидзе, С.М. Киров, А.И. Микоян, Н.А. Кубяк.) В январе Сталин не раз выступал в Исполкоме Коминтерна с осуждением «правого» и «ультралевого» уклонов в коммунистическом движении.
Одновременно Сталин дал теоретическое обоснование противоборства с «новой оппозицией» в брошюре «К вопросам ленинизма». Развивая ряд положений, которые были изложены в лекциях «Об основах ленинизма», Сталин придал этой теоретической работе острую политическую направленность, написав на первой же странице: «Ленинградской организации ВКП(б) посвящаю.
И. Сталин».
Каждому теоретическому положению, которое он выдвигал, Сталин противопоставлял высказывания Зиновьева, Каменева или Троцкого, которые он старался опровергнуть ссылками на Ленина. Критика Сталиным лидеров «новой оппозиции» и троцкизма сводилась к тому, чтобы показать их неверие в возможности Советской страны. Критикуя определение ленинизма, предложенного Зиновьевым («Ленинизм есть марксизм эпохи империалистических войн и мировой революции, непосредственно начавшейся в стране, где преобладает крестьянство»), Сталин утверждал, что таким образом Зиновьев принижал международное значение Советской власти, давал «национально-ограниченное определение ленинизма».
Кроме того, Сталин осуждал Зиновьева и его сторонников за подмену понятия «диктатура пролетариата» понятием «диктатура партии». Сталин писал: «Формула «диктатура партии»… может создать целый ряд опасностей и политических минусов в нашей практической работе. Этой формулой, взятой без оговорок, как бы подсказывают: а) беспартийным массам: не смейте противоречить, не смейте рассуждать, ибо партия все может, ибо у нас диктатура партии; б) партийным кадрам: действуйте посмелее, нажимайте покрепче, можно и не прислушиваться к голосу беспартийных масс, – у нас диктатура партии; в) партийным верхам: можно позволить роскошь некоторого самодовольства, пожалуй, можно даже зазнаться, ибо у нас диктатура партии, а «значит», и диктатура вождей».
Осуждая игнорирование мнения масс под лозунгом «диктатуры партии», Сталин писал: «Нельзя не вспомнить золотых слов Ленина, сказанных им на XI съезде нашей партии: «В народной массе мы (коммунисты. – И. Ст.) все же капля в море, и мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает. Без этого коммунистическая партия не будет вести пролетариата, а пролетариат не будет вести за собою масс, и вся машина развалится». Сталин заявлял: «Правильно выражать то, что народ сознает», – это именно и есть то необходимое условие, которое обеспечивает за партией почетную роль основной руководящей силы в системе диктатуры пролетариата».
Свою критику «новой оппозиции» Сталин венчал осуждением высказываний Зиновьева относительно перспектив построения социализма в одной стране. Сталин приводил слова Зиновьева: «Под окончательной победой социализма следует понимать, по крайней мере: 1) уничтожение классов и, стало быть, 2) упразднение диктатуры одного класса, в данном случае диктатуры пролетариата»… Чтобы еще точнее уяснить себе, – говорит дальше Зиновьев, – как стоит вопрос у нас в СССР в 1925 году, надо различать две вещи: 1) обеспеченная возможность строить социализм, – такая возможность строить социализм вполне, разумеется, может мыслиться и в рамках одной страны и 2) окончательное построение и упрочение социализма, т. е. осуществление социалистического строя, социалистического общества».
Комментируя это заявление Зиновьева, Сталин писал: «Что все это может означать? А то, что под окончательной победой социализма в одной стране Зиновьев понимает не гарантию от интервенции и реставрации, а возможность построения социалистического общества. Под победой же социализма в одной стране Зиновьев понимает такое строительство социализма, которое не может и не должно привести к построению социализма. Строительство на авось, без перспективы, строительство социализма при невозможности построить социалистическое общество – такова позиция Зиновьева. Строить социализм без возможности построить его, строить, зная, что не построишь, – вот до каких несообразностей договорился Зиновьев».
Хотя критикуя неверие в возможность победы социализма в одной стране, Сталин на сей раз не упомянул имени Троцкого, он посвятил специальную главу критике теории перманентной революции в ее интерпретации Троцким и тем самым дал понять, что позиция троцкистов совпадала с позицией Зиновьева – Каменева и их сторонников. Стараясь доказать антиленинский характер «новой оппозиции», Сталин допускал очевидные логические натяжки, а его обвинения Зиновьева и Каменева в капитулянстве перед «капиталистическими элементами», основанные на их высказываниях о перспективах социалистического строительства, были сильно преувеличенными. В то же время очевидно, что стремление Сталина доказать чуждость взглядов «новой оппозиции» политике партии и принципам ленинизма было вызвано не только политической борьбой, но и тем обстоятельством, что в позициях Зиновьева, Каменева, Троцкого Сталин усматривал сходство с позициями тех своих политических противников, с которыми он боролся большую часть свой революционной жизни.