— Сей повар, — задумчиво говорил он о Сталине, — будет готовить только острые блюда!..
И тем не менее он решился. Была установлена новая должность — генерального секретаря партии. И весной 1922 г. на эту должность был назначен Сталин. Тем самым он был намечен в наследники Ленина.
Вскоре, в том же 1922 г., Ленин заболел. Врачи сказали: «Надежд на выздоровление нет. Болезнь будет прогрессировать. Чудес в природе не бывает».
Силы, доселе связанные крепкой рукой Ленина, предвидя скорую развязку и неизбежный друг с другом бой, стали занимать боевые позиции.
Сталин только что стал тогда во главе партийного аппарата. Положение его было трудное. Почти все руководящие посты были заняты представителями «болота» либо людьми Троцкого. Люди сталинской группы были еще по преимуществу на низах, а решала верхушка. Надо было поэтому действовать хитростью, не выдавая собственных планов, идти на блок с другими, придать себе самому вид орудия чужой воли.
Троцкий сообщает, что Сталин вначале искал соглашения с ним.
— Он пытался, видимо, сблизиться со мной. Только позже я отдал себе отчет в его попытках создать нечто вроде фамильярности отношений. Но он отталкивал меня… При каждой его попытке я делал инстинктивный шаг назад — и проходил мимо. Думаю, что в этом надо искать источники холодной, на первых порах трусливой и насквозь вероломной вражды ко мне Сталина.
Корни вражды были, конечно, гораздо глубже: в разнице мировоззрения, психологии. Но то, что Сталин попробовал вначале заключить блок именно с Троцким, вполне вероятно и понятно. Троцкий психологически, по активно-революционному складу своей натуры, был для Сталина все-таки гораздо более естественным союзником, чем термидорианское, контрреволюционное болото. К тому же Сталин вовсе, вероятно, не думал долго идти одним путем с Троцким. Он хотел только заключить с ним временный союз, им побить «болото», а затем перехитрить и уничтожить его самого.
Сталин заключил соглашение с «болотом». Там с радостью приняли этот союз. Все мелкие хищники предпочитают действовать кучей. Силы, стоявшие за Сталиным, «болото» считало ничтожными. Но Сталин сам по себе был силой, которую вожди болота думали использовать против Троцкого, а потом, конечно, вышвырнуть.
Так возник, еще при жизни Ленина, строй олигархии — утвердилось всемогущество политбюро. Но за спиной политбюро, при невольном содействии Зиновьева и Каменева, Сталин и Молотов подбирали силы, подтягивали кверху своих людей. Зиновьев и Каменев видели в этом только усиление своего лагеря.
…Произошло чудо. Неожиданно для всех, силой гигантской своей воли, Ленин преодолел болезнь. Оправился не вполне, но мог приступить к работе. Он сразу рассмотрел все карты готовившейся игры. Понял, конечно, ее возможные последствия. И задумался.
Вероятно, этот период — меж первым и вторым заболеванием — был самым тяжелым в жизни Ленина. Он твердо знал уже, что дни его сочтены. Вместе с тем он знал, что сейчас еще от него многое зависит: многое он может изменить. Но в каком направлении?..
Речь шла о том, кому быть его наследником. Созданный им государственный строй был построен в расчете на диктатуру лица.
Зиновьева и Каменева он сразу же откинул. Откинул и Троцкого.
Дольше остановился на «молодых»… Пятаков. Он из нового слоя, взрощен и закален революцией. Закален и личной судьбой. Его брата замучили в Гражданской войне гайдамаки. Со спины вырезали длинные полосы кожи, потом выкололи глаза, потом у живого еще начали сверлить сердце, пока не просверлили до смерти. Это и многое другое оставило много жестких зарубок на душе Пятакова. Он упорный, твердый, тяжелый человек. Но он слишком уж администратор. Слишком злоупотребляет администрированием: люди для него машины за номерами. Он не сможет повести за собой массу. Он не сможет и уловить настроений народных душ. Не годится.
Бухарин… Больше всех любит его Ленин. Но годится ли он хоть сколько-нибудь в правители государства? Он абстрактен, он схоласт, он и жизнь и людей рассматривает только как отвлеченные категории, сквозь строчки книг и своих рукописей. И потом — он слишком мягок. Его мягкость — это то его свойство, за которое его так любят и не могут не любить. Недаром в шутку его зовут: мягкий воск. Но на этом воске может писать что угодно любой беспринципный человек, любой демагог. На самостоятельную твердую линию Бухарин не годится.
Кто же тогда?.. Остается опять один только: Сталин. Он больше всех имеет в себе данных правителя государства — и именно русского государства. Но он неизбежно приведет к расколу в партии. В силу властности своей неизбежно станет самодержцем. В душе он деспот — служащий, правда, не личным интересам, а идее, но именно поэтому особенно страшный. Что сделает он со страной?.. Он, конечно, пойдет не теми путями, что он, Ленин, не путями примирения слоев и классов в стране и примирения с Западом. Его путь — непримиримая борьба. Хуже всего то, что он деспот восточной складки, не смягченный ни одной каплей западного гуманизма. Как страшный яд, на стенках его души осела тысячелетняя традиция восточной культуры, созданной еще монгольскими властителями, складывавшейся на огромных пространствах и среди громадных человеческих масс, где отдельная человеческая личность была ничто. Годы революционной борьбы — и особенно годы Гражданской войны, беспредельной власти военного диктатора на кровавом фоне фронта — только усилили в нем действие этого яда. Он любит по своему людей вообще, особенно людей своей родины, России, но человек для него ничто: его он не любит, не уважает, не ценит. Все для него только орудия. Его деспотизм может оказаться много ужаснее революционного деспотизма Кальвина и Робеспьера… Но… может быть ход истории требует именно такой силы, как Сталин, и такого строя, какой тот, по всей вероятности, создаст? Может быть, иначе России не выбиться на путь независимости и благополучия — поскольку не будет его самого, Ленина, умевшего сочетать твердость и смелое дерзание с гибким подходом к народным интересам и силам? Может быть, только такой тупой таран, как Сталин, и сможет пробить для России дверь в будущее? Ведь был же у Франции Робеспьер, и он оказался нужным, поскольку Франция не имела своего Кромвеля, а Наполеон пришел так поздно…
Ленин не нашел ясного решения в короткие дни своего возвращения к работе. Но Сталина от власти не отстранил. Решил только пойти по пути компромисса — и сознательно укрепил режим олигархии. Вместе с тем, он попытался сделать все, что был в силах за столь короткий срок, чтоб демократизовать строй государства, демократизовать и партию. Этим он думал ограничить верховную власть лица. История, однако, пошла своим ходом…
Группа Троцкого, как ни самоуверен был ее вождь, понимала, что главной и опаснейшей для нее силой враждебного блока является Сталин. Стоило свалить Сталина — и Каменев и Зиновьев приползут мириться на животе. Понимала эта группа и то, что сейчас еще свалить Сталина легче, чем позднее. Сейчас можно еще воспользоваться авторитетом Ленина.
Вероятно, группа Троцкого улавливала те колебания, какие в отношении Сталина были у Ленина. Возможно даже, что некоторые из размышлений Ленина были в точности переданы: Троцкий имел своих агентов везде, в том числе и в секретариате Ленина. Кроме того, Троцкому удалось завербовать в свои ряды и настроить против Сталина простодушную и ревнивую Крупскую, жену Ленина.
И вот со стороны Троцкого — очень тонко, очень осторожно, чтобы не возбудить у Ленина подозрений, — начался подкоп против Сталина.
Сталин меж тем все крепче захватывал в руки вожжи власти. Поскольку с ним были Зиновьев и Каменев, поскольку его союзником был Дзержинский, поскольку аппарат оргбюро был всецело в его руках через твердого и преданного ему Молотова, сделанного вторым секретарем ЦК, поскольку, наконец, и на местах он начинал постепенно все больше опираться на своих людей, — он действовал сейчас зачастую самовластно, искренне полагая, что Ленин, ценивший инициативу в людях своего окружения, это только одобрит, Но за каждым таким шагом Сталина следили люди Троцкого — и немедленно сообщали Ленину, стараясь внушить ему, что Сталин рассматривает его уже как живой труп.
Действовали больше через Крупскую. Внушали этой недалекой женщине, что она должна держать Ленина в курсе всех дел, иначе Сталин все захватит в свои руки. Ленину меж тем становилось все хуже, и он не выходил из своей квартиры.
Крупская звонила Сталину, требуя информаций, разъяснений, все «для Ильича». Сталин, грубый по природе, возмущенный этой мелкой и придирчивой опекой, относя ее всецело на счет самой Крупской, бывал подчас с ней исключительно резок, оставлял ее запросы без ответа. Крупская тотчас бежала с жалобой к Ленину.
С другой же стороны к нему прибегали его секретари и тоже говорили:
— Сталин отказывается дать справку… У Сталина ничего нельзя добиться… Он даже не желает с нами разговаривать.
Ленин был в конце концов тоже человеком. Болезнь обострила его чувствительность. Вопрос об отношении к нему был в этот момент для него особенно болезненным. В самом деле: может быть, с ним уже совсем перестали считаться?! Для этого властного человека, привыкшего считать себя центром всего, такая мысль была непереносима.
За несколько дней до второго удара, окончательно свалившего Ленина, Сталин тоже захворал и уехал в деревню. Этот момент группа Троцкого решила использовать для решительного шага. Использовали репрессии, которыми обрушился Сталин на грузинских коммунистов-сепаратистов, во главе с тупым и упрямым Мдивани. Это были друзья и союзники Троцкого. В то же время репрессии осуществлял Орджоникидзе. Были причастны к ним и Молотов, и Ворошилов, и Дзержинский. Таким образом, Троцкий, в случае удачи, бил не только по Сталину, но и по его ближайшим людям.
Ленину изобразили дело так, что Сталин самовластничает, рассыпает партию, обманывая его, Ленина, неверной информацией.