«О серьезных вещах нельзя делать поспешные заявления», – ответил Кекконен и налил себе еще.
Только после этого долговязый финн похвалил напиток, и польщенный товарищ Сталин отдал ему бутылку вина в качестве подарка. Однако Кекконен заметил, что вина в бутылке осталось маловато. Сталин ответил, что ему дадут еще этого вина с собой, чтобы финский политик выпил за его здоровье.
О буржуазии Сталин говаривал: «Торгаши никогда не отличались храбростью, ведь мертвецам деньги не нужны. А других идеалов у англичан и американцев нет. Когда над всем господствует нажива, умирать трудно, потому что не за что. Вот они и спасают шкуры».
Сталин прибегал к юмору даже в предельно деловой переписке, какой являлся, например, обмен секретными посланиями во время войны между ним и Уинстоном Черчиллем. 14 января 1944 года в очередном послании он среди прочего пишет премьер-министру Великобритании:
«Вы можете не ослаблять, а даже по возможности всемерно усиливать бомбардировки Берлина. Немцы еще успеют к нашему общему приходу в Берлин отстроить некоторые помещения, необходимые для нас с Вами».
Президент американского агентства «Юнайтед Пресс» Х. Бейли направил 23 октября 1946 г. в письменном виде вопросы товарищу Сталину и попросил ответить на них. Вождь ответил через газету «Правда» спустя несколько дней.
1. Вопрос: Согласны ли Вы с мнением государственного секретаря Бирнса, выраженным им в обращении по радио в прошлую пятницу, об усиливающемся напряжении между СССР и Соединенными Штатами?
Ответ: Нет.
2. Вопрос: Если существует такое усиливающееся напряжение, не можете ли Вы указать на причину или причины такового и каковы главные средства для его устранения?
Ответ: Вопрос отпадает в связи с ответом на предыдущий вопрос.
3. Вопрос: Считаете ли Вы, что настоящие переговоры приведут к заключению мирных договоров, которые установят сердечные отношения между народами – и устранят опасность развязывания войны со стороны бывших стран оси?
Ответ: Я надеюсь на это.
4. Вопрос: Каковы в противном случае основные препятствия к установлению таких сердечных взаимоотношений между народами, которые были союзниками в великой войне?
Ответ: Вопрос отпадает в связи с ответом на предыдущий вопрос.
Известному политику и главе первого послевоенного правительства Румынии Петру Гроза, заявившему «я очень люблю женщин», Сталин ответил: «А я очень люблю коммунистов». Думается, этот диалог в трех ипостасях – романтичном, ироничном и критичном – не уменьшил любвеобилия румынского деятеля, равно как не ослабил идейной позиции Сталина. Зато увеличил степень доверительности в их взаимоотношениях.
В начале 1947-го советский лидер встретился с лидером румынских коммунистов Г. Георгиу-Дежем, который занимал высокие посты в тогда еще буржуазном правительстве. Документ о встрече гласит:
«Деж говорит, что министерство национальной экономики ведает в Румынии всей промышленностью, а также внутренней и внешней торговлей. Все крупные мероприятия министерства… утверждаются Высшим Экономическим Советом Румынии, которому подчинены все экономические министерства страны, т. е. министерство национальной экономики, финансов, шахт и нефти и т. д… Во главе Высшего Экономического Совета стоит он, Деж.
Тов. Сталин отмечает, что Деж, находясь во главе Высшего Экономического Совета и во главе министерства национальной экономики, «сам себе подчиняется».
В воспоминаниях бывшего охранника Сталина А. Т. Рыбина сохранился такой бриллиант. Спустя несколько лет после войны Сталин принимал у себя на Кунцевской даче Первого секретаря ЦК КП Грузии А. И. Мгеладзе. Он потчевал гостя лимонами, которые вырастил сам в теплице:
– Попробуйте, здесь под Москвой выросли!
Между разговорами на разные темы, он снова и снова подчеркивал, угощая гостя собственноручно нарезанными дольками сочного цитруса:
– Попробуйте, хорошие лимоны!
Так продолжалось до тех пор, пока собеседника, уже объевшегося лимонами, не осенило:
– Товарищ Сталин, я обещаю, что через несколько лет Грузия обеспечит страну лимонами, и больше не понадобится ввозить их из-за границы.
– Слава богу, наконец-то догадался!
Сталин не раз говорил о необходимости сочетания большевистского размаха с американской деловитостью. В беседе с советским лидером 13 декабря 1931 года немецкий писатель Эмиль Людвиг спрашивал:
«– Я наблюдаю в Советском Союзе исключительное уважение ко всему американскому, я бы сказал, даже преклонение перед всем американским, то есть перед страной доллара, самой последовательной капиталистической страной. Эти чувства имеются и в вашем рабочем классе, и относятся они не только к тракторам и автомобилям, но и к американцам вообще. Чем вы это объясните?
Сталин ответил:
– Вы преувеличиваете. У нас нет никакого особого уважения ко всему американскому. Но мы уважаем американскую деловитость во всем – в промышленности, в технике, в литературе, в жизни, никогда мы не забываем о том, что САСШ – капиталистическая страна. Но среди американцев много здоровых людей в духовном и физическом отношении, здоровых по всему своему подходу к работе, к делу. Этой деловитости, этой простоте мы и сочувствуем. Несмотря на то, что Америка – высокоразвитая капиталистическая страна, там нравы в промышленности, навыки в производстве содержа нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических странах, где все еще живет дух барства феодальной аристократии.
Людвиг:
– Вы даже не подозреваете, как вы правы.
Сталин:
– Как знать, может быть, и подозреваю. Несмотря на то, что феодализм как общественный порядок уже давно не существует в Европе, значительные пережитки его продолжают присутствовать и в быту, и в нравах. Феодальная среда продолжает выделять и техников, и специалистов, и ученых, и писателей, которые вносят барские нравы в промышленность, в технику, науку, литературу. Феодальные традиции не разбиты до конца.
Этого нельзя сказать об Америке, которая является страной «свободных колонизаторов», без помещиков, без аристократов. Отсюда крепкие и сравнительно простые американские нравы в производстве. Наши рабочие-хозяйственники, побывавшие в Америке, сразу подметили эту черту. Они не без некоторого приятного удивления рассказывали, что в Америке в процессе производства трудно отличить с внешней стороны инженера от рабочего. И это им нравится, конечно. Совсем другое дело в Европе».
Командующему авиацией дальнего действия А. Е. Голованову на фронте сообщили, что к нему приехал авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев.
– А разве он не сидит в тюрьме? И без охраны?
Великолепный оптимист, Андрей Николаевич вошел, улыбаясь.
Мы поговорили о его новом бомбардировщике, о возможности его применения в авиации дальнего действия.
Вскоре Голованов был у Сталина.
…Все вопросы были решены, но Сталин чувствовал, когда ему хотят еще что-то сказать. И Голованов прямо спросил:
– Товарищ Сталин, за что сидит Туполев?
– Говорят, что он не то английский, не то американский шпион, – ответил Сталин, но в его голосе не было ни твердости, ни уверенности. – Вот болтлив был. Все хотел, чтобы о нем все знали – и немцы, и англичане, и американцы… Конструктор конструкторам!
– А что шпион, вы верите, товарищ Сталин? – спросил Голованов.
– А ты веришь? – переходя на «ты», спросил Сталин.
– Я – нет, – твердо ответил Голованов.
– Ты знаешь, и я не верю, – сказал Сталин. – До свидания.
На следующий день Туполев был на свободе.
О Сталине говорил:
– Масштаб! Размах! Хозяин.
2 февраля 1945 года в Крым специальным поездом прибыли И. В. Сталин и В. М. Молотов и сразу направились в свою резиденцию.
Точно в назначенный час в воздухе показался четырехмоторный «Си-54», на борту которого находился У. Черчилль. Он обошел строй почетного караула. Кадры кинохроники запечатлели, как тучный английский премьер внимательно вглядывался в глаза советских воинов, словно пытался разгадать, что они за люди, откуда у них такое мужество. У. Черчилля встречали В. М. Молотов и другие официальные лица.
Затем совершил посадку американский воздушный лайнер. С помощью специального лифта-кабины Ф. Рузвельта спустили на летное поле. Два рослых солдата бережно перенесли его в «Виллис», в котором он медленно объехал строй почетного караула. Американского президента приехал встречать У. Черчилль. С советской стороны Ф. Рузвельта встречали В. М. Молотов и другие члены делегации.
И. В. Сталин был в Ялте, но ни английского премьера, ни американского президента не встречал.
Говорили, что Черчилль и Рузвельт были недовольны отсутствием Сталина при встрече. Черчилль якобы сказал Рузвельту: «Выразите маршалу наше неудовольствие, гостей принято встречать».
При встрече с Рузвельтом Сталин дал понять, что с его стороны этот жест не случаен: вы, союзники, столько лет тянули с открытием второго фронта, теперь приехали, когда Советский Союз не столь уж и нуждается в вашей помощи, один может справиться с фашистской Германией, тем самым еще и вам, союзникам, оказать помощь. Красная Армия была в 60 километрах от Берлина.
И Рузвельт, и Черчилль больше этого эпизода не касались.
Известный киновед, профессор Николай Алексеевич Лебедев, работавший по ВГИКе заведующим кафедры Истории советского кино, вспоминал о том, как будучи Ученым секретарем Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства оказался в довольно-таки пикантном положении накануне окончательного утверждения списка очередных лауреатов.
Обычно утверждать список кандидатов на звание лауреатов в Кремль ездил либо Председатель Комитета Александр Александрович Фадеев, либо его заместитель Сурков Алексей Александрович. А тут Фадеев приболел, Сурков оказался в заграничной командировке, о чем Николай Алексеевич доложил курировавшему их работу Маленкову.