Немцы знали, где находится Кунцевская дача и не раз пытались разбомбить ее. Рядом с террасой дачи стоял спаренный зенитный пулемет. Однажды над головой промелькнул одиночный вражеский самолет. Оказавшийся на даче Василий Сталин подбежал к бойцам, возмущаясь, почему они не стреляют, и выпустил вслед самолету длинную очередь. Услышав стрельбу, И. В. Сталин спросил у охраны:
– Кто там палил?
– Василий.
– Ну и как, попал?
– Нет.
– Тоже мне, «ворошиловский стрелок»!
Однажды писателя Николая Вирту вызвали в Кремль по какому-то делу. Сталин усадил гостя, а сам стоял и курил. Гость поднялся и сказал, что ему неудобно сидеть, когда товарищ Сталин стоит. Вождь тихо, но со значением произнес:
– Не беспокойтесь, Сталин выстоит.
На совещании в Ставке обсуждаются текущие вопросы снабжения фронта. Кто-то из выступающих народных комиссаров говорит:
– Делаем все возможное, товарищ Сталин.
На что Сталин замечает:
– Мы вас не ограничиваем, делайте и невозможное.
Летчик-истребитель Борис Ковзан во время Великой Отечественной войны совершил 4 (четыре!) воздушных тарана и остался жив. После вручения ему Звезды Героя он был приглашен к Сталину. В конце беседы вождь поинтересовался, чем дальше собирается заниматься ас.
– Вернусь в свою часть, буду продолжать воевать.
Сталин возразил:
– Думаю, Вы уже достаточно повоевали. А вот подучиться не мешало бы. В академии. Нам нужны не только храбрые, умелые, но высокообразованные летчики.
– Я не потяну, товарищ Сталин.
– Нет, Вы дайте мне слово, что будете учиться!
Пришлось Ковзану взять под козырек и пообещать, что он выполнит наказ товарища Сталина, хотя ему очень не хотелось учиться. Очень.
По возвращении в часть он был вызван вышестоящим начальством: «Каковы Ваши планы?» – «Служить», – ответил летчик. – «А какое слово Вы дали товарищу Сталину?». Ковзан понял, что теперь «спасти» его может только провал на экзаменах. Летчик хорошо знал тактику воздушного боя и плохо – стратегию Верховного Главнокомандующего. В академии на вступительных экзаменах он не ответил ни на один вопрос, и был… принят.
Во время визита в Москву гитлеровского министра иностранных дел Риббентропа Сталин на приёме неожиданно провозгласил тост:
– А теперь выпьем за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича! Он неплохо поработал в этом году.
Сам Каганович вспоминал: «Я же еврей, понимаю, какой ход сделал Сталин! Он не мог ко мне дотянуться через Риббентропа, встал из-за стола, подошел и чокнулся. И Риббентроп вынужден был сделать то же самое. Сталин дал понять, что договор-то мы подписали, но идеологию не меняем».
Сталин поддел немецкого визитера-антисемита не только Кагановичем.
Культурная программа пребывания Риббентропа в Москве включала посещение Большого театра. Само собой разумеется, в тот вечер давали оперу «Валькирия» композитора Рихарда Вагнера; нацисты и лично фюрер его обожали. Риббентроп был приглашен в Большой театр на «Валькирию» в постановке С. М. Эйзенштейна, который всем более известен как кинорежиссер. Сталин, представляя постановщика Риббентропу, сказал германскому министру:
– Я слышал, что среди нацистов много неверующих, и Вы тоже принадлежите к их числу. Однако какого вероисповедания были Ваши родители?
– Мой отец был лютеранин.
– О, как приятно Вам тогда познакомиться с лютеранином товарищем Эйзенштейном.
Риббентроп с кислой миной жал руку выходцу из зажиточной семьи рижских евреев, принявших лютеранство.
Актриса Ольга Аросева вспоминала:
«Это было 12 июня 1935 года: в подмосковном Тушино в честь Дня авиации проходил парад. Трибун тогда не было, и все вожди стояли на земле в чистом поле. Отец привел нас с сестрой Леной и встал, естественно, не в первых рядах, а где-то сзади: в это время появился человек в расстегнутой шинели, который быстро шел сквозь толпу, потому что все перед ним расступались, – это и был Сталин. Возле нас он вдруг остановился и произнес: «Как не стыдно – большие встали, а маленьким детям ничего не видно». Взял нас за руки и вывел вперед. Помню, такое огромное небо открылось, поле до горизонта…
Он спросил: «Сколько тебе лет, девочка?». – «21 декабря будет 10», – ответила я (почему и запомнила точно год). Вождь усмехнулся в усы: «Ты смотри, оказывается, мы ровесники. Я тоже 21 декабря рожден – приходи, вместе праздновать будем». А в это время прыгали парашютисты и дарили членам Политбюро цветы. Свой букет Сталин протянул мне: «Вот тебе наперед с днем рождения». Я отсалютовала: «С пионерским приветом».
21 декабря, ничего не сказав отцу, я купила горшок с высоченной гортензией (так как дело было зимой, мне ее упаковали, как следует) и направилась в Кремль через Боровицкие ворота. Подхожу к сторожевой будке со свертком наперевес, а меня караульные окликают: «Ты куда?». – «К товарищу Сталину на день рождения», – говорю, а они уже обертку рвут на подарке: «Это что такое?» (завернутая гортензия, такая длинная, выглядела, как автомат). «Осторожнее, – прошу их, – там цветы, они могут замерзнуть». Как уж я ни орала, охранники все распотрошили, вынули горшок, потом удалились куда-то… Вскоре слышу оттуда хохот… выходят они: «Девочка, мы позвонили. Иосиф Виссарионович очень тебя благодарит, но он сейчас занят. Цветы мы ему передадим, а ты иди домой».
Имя Аркадия Райкина знакомо, без преувеличения, каждому, кто застал СССР. Он рано схватил за хвост птицу славы. Театр миниатюр, которым Райкин руководил почти полвека, носит сейчас его имя. В 1939 году Аркадий создал танцевально-мимические музыкальные номера «Мишка» и «Чаплин», с которыми стал в ноябре того же года Лауреатом 1-го Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Вскоре после обретения первой громкой славы Райкин неожиданно для себя попал на юбилей к Иосифу Сталину.
Накануне 21 декабря артиста вызвали в Большой театр и сообщили, что он должен участвовать в концерте к 60-летию Сталина. После двух репетиций артистам объявили в день юбилея, что выступления не будет – именинник не захотел присутствовать. Райкин поехал на концерты в Доме актера и Доме архитектора, вернувшись домой после полуночи. Артист узнал, что его искали по всей Москве, поскольку концерт перед Сталиным всё же состоялся в Георгиевском зале Кремля. Аркадию поручили связаться с дежурным Комитета по делам искусств, и тот сообщил, что концерт окончен и можно ложиться спать.
В пять часов утра Аркадия разбудил телефонный звонок. Артист услышал приказ: «Быстро одевайтесь. Едем в Кремль», оделся, вышел и буквально через две минуты его доставили на автомобиле в Кремль. В центре Георгиевского зала стояли столы, за которыми сидели 60 человек – по числу лет Сталина. Райкин узнал, что его вызвали на второй, уже не запланированный концерт, поскольку первый давно завершился, а гости не разошлись. Аркадию поручили выступать не на эстраде в конце зала, а в двух-трёх метрах от центрального стола, где сидел Сталин.
Райкин начал читать миниатюру «Мишка»: «Быстрое изменение внешности, и появляется первый персонаж – докладчик, пользующийся набившими оскомину штампами. Сталин, по-видимому, решил, что на этом мое выступление закончилось. Он наливает в фужер вина, выходит из-за стола, делает два шага в мою сторону и подает мне фужер. Пригубив, я ставлю бокал и продолжаю номер. В моем „человеке с авоськой“ присутствующие усматривают сходство с Дмитрием Мануильским. Это вызвало оживление. Сталин у кого-то спрашивает, что это у моего персонажа за сетка: ему объясняют – для продуктов», – рассказывал Аркадий Райкин в книге «Без грима».
После окончания номера Сталин усадил 28-летнего Райкина перед собой. Около трёх часов, до восьми утра, артист сидел напротив главы СССР. По одну сторону от Сталина сидел Молотов, по другую – Микоян и Каганович. Аркадий вспомнил, что в какой-то момент Сталин вынул из кармана стальные часы, давай понять, что пора завершать вечер, но Микоян ответил ему: «Сегодня ты не имеешь никакого права. Мы празднуем здесь твой день рождения, мы решаем». Ворошилов произнёс тост за великого Сталина, на что виновник торжества не отреагировал. Следующий тост глава СССР произнёс в адрес Аркадия Райкина: «За талантливых артистов, вот вроде вас!»
Перед завершением торжества Аркадий Райкин увидел рядом с Иосифом Сталиным Никиту Хрущева. Выходя из зала, Хрущев обнимал Сталина за талию. Артист отмечал, что увиденное не произвело на него сильного впечатления – страха или восторга перед Генералиссимусом он не испытал. «Позднее я несколько раз видел Сталина в ложе на правительственных концертах, где мне доводилось участвовать. Однажды меня привезли к нему на дачу для выступления. Он ждал гостей. Был в том же костюме, что и на дне рождения, – китель, сапожки, галифе. Я читал басенки в прозе, показывал финского генерала Около-Куоколо, заводил патефон и разговаривал с ним», – вспоминал Райкин.
«Летом 1942 года наш театр вернулся в Москву из поездки по Дальнему Востоку. Нас попросили выступить для воинских частей, охраняющих Кремль. После некоторого колебания я послал Сталину записку с приглашением посмотреть наш спектакль. Обещал, что он увидит и смешное, и серьезное. На следующий день мне принесли ответ в розовом конверте. В нем лежала моя записка. Поверх ее от руки было написано: «Многоуважаемый товарищ Райкин! Благодарю Вас за приглашение. К сожалению, не могу быть на спектакле: очень занят. И. Сталин», – вспоминал артист.
Другим любимцем вождя был кукольник Сергей Образцов. Наблюдая за его номерами, Сталин никогда не мог сдержать смеха. Более двадцати раз артиста приглашали на обеды и приемы в Кремль. Сталин обожал его номера, особенно «Хабанеру». Как-то вождь опоздал на выступление Образцова, войдя в зал, когда сцену заняли другие артисты – и потребовал, чтобы Образцов исполнил «Хабанеру» на бис. Вождь хохотал до слез, глядя на танец Кармен и Хозе, и, отбросив сдержанность, кричал «Молодец! Люблю!»