В этом коротком вступлении он вдруг затронул глубинное чувство тысячелетней народной общности. «Братья и сестры» — так обращались к православным русским людям. Этими тремя словами Сталин отбрасывал партийный догматизм и как бы говорил: «Русские люди! Речь идет о том, быть нам или не быть».
Он признал трагическую реальность: враг захватил Литву, часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины (на самом деле положение было еще хуже).
В его речи сочетались явная пропаганда (лучшие дивизии немцев уже разбиты, немцы хотят восстановить власть царя и помещиков) и предельно ясная установка на тотальную освободительную отечественную войну (отрешиться от благодушия и беспечности, мобилизовываться на военный лад, отстаивать каждую пядь земли, всемерно помогать Красной армии, при отступлении применять тактику выжженной земли, в оккупированных районах создавать партизанские отряды).
Сталин также назвал союзников в войне — Англию и США, показав, что Советский Союз не одинок.
Впечатление от его речи было колоссальным. Было слышно, как он волнуется и как тяжело пьет воду — все вдруг ощутили, что у микрофона в тот момент находится человек, который думает и чувствует так же, как и все население. Страна испытала облегчение. Что ж, самое страшное уже случилось. Значит, будем стоять насмерть. Именно в этом заключались и главная мысль, и главное чувство сталинской речи.
Хотя он не прямо просил прощения за ошибки власти, большинство населения, руководствуясь интуицией, поняло, что никакого другого руководителя, кроме Сталина, у него в этой войне нет и надо идти за ним. Война приобретала народный характер.
В этот же день Политбюро решило отпустить Исполкому Коминтерна «один миллион долларов для оказания помощи ЦК Компартии Китая»412. Все три события находятся в прямой связи: создание ГКО, выступление Сталина на радио, решение Политбюро, которое должно было содействовать отвлечению Японии от советских границ. Теперь наш герой полностью оправился от шока.
Здесь мы отметим, что до речи Сталина руководитель Русской Православной Церкви митрополит (впоследствии патриарх) Сергий (Старгородский) уже 22 июня в праздник Всех Святых, в земле Российской просиявших, выступил с обращением ко всем православным: «Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы — православные, родные им по плоти и вере… Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, что каждый имеет»413. Митрополит Сергий взывал к памяти Александра Невского, Дмитрия Донского, историческому сознанию народа.
Сталин выразил то, что уже осознавалось, придав этому более жесткую форму.
На следующий день, 4 июля, был арестован командующий Западным фронтом Павлов и другие генералы. Как свидетельствует Судоплатов, арест Павлова поддержал Жуков. Герой Советского Союза (за Испанию), участник «зимней» войны Павлов фактически был демонстративно принесен в жертву для острастки других.
Пятого июля было принято решение о создании в НКВД диверсионной группы под командованием Судоплатова, что явится первым шагом в организации массового партизанского движения. Именно в этой группе прошла подготовку внучка погибшего во время Тамбовского восстания священника Петра Космодемьянского — Зоя Космодемьянская. Вскоре она будет повешена немцами в деревне Петрищево.
Десятого июля противник начал наступление на Смоленск и Ленинград. А за Смоленском была Москва.
В этот день постановлением ГКО Ставка Главного командования была преобразована в Ставку Верховного главнокомандования, были назначены главнокомандующие по направлениям: Ворошилову подчинялись Северный и Северо-Западный фронты, Тимошенко — Западный, Буденному — Юго-Западный и Южный. Членами Ставки остались те же, за одним исключением: адмирала Кузнецова заменил маршал Шапошников. Сталин стал главнокомандующим. 13 июля командующим Московским военным округом был назначен генерал-лейтенант П. А. Артемьев, командир Особой дивизии НКВД им. Дзержинского. Таким образом, этот огромный внутренний округ был поставлен под контроль чекистов.
Шестнадцатого июля были возвращены в армию военные комиссары.
Семнадцатого июля Третье управление HКГБ (контрразведка) было преобразовано в Управление особых отделов по борьбе со шпионажем (СМЕРШ), его возглавил В. С. Абакумов.
Четырнадцатого июля под Оршей были впервые применены реактивные минометы «катюша», выпущено 320 ракет за 25 секунд. Вскоре немецкие солдаты окрестили этот миномет «сталинским органом».
Из всех кадровых решений видно, как Сталин создавал дополнение к чрезвычайным органам власти.
Еще одним удачным кадровым решением вождя явилось назначение 38-летнего И. В. Ковалева начальником управления военных сообщений Генштаба. Назначение состоялось, как вспоминал Ковалев, 8 или 9 июля. Ранее Иван Владимирович был заместителем начальника Южно-Уральской, начальником Западной железной дороги, начальником военного отдела Наркомата путей сообщения, в мае 1941 года был назначен заместителем наркома государственного контроля по железнодорожному транспорту. Маршал Жуков называл Ковалева одним из самых выдающихся руководителей военной экономики СССР. Именно Ковалев ввел в работу железных дорог железный контроль, отодвинув от управления фронтовыми поставками таких крупных деятелей, как нарком путей сообщения Каганович и маршал Кулик. Службы Ковалева вели 11 тысяч маршрутов поездов, и лучше него никто не знал, что делается на железных дорогах, где сталкивались два потока: на запад — войска, на восток — эвакуируемые предприятия.
Сталин сразу понял, что Ковалев — уникальный работник. Тот отличался от многих руководителей тем, что выезжал на самые опасные участки и благодаря этому имел собственное представление о делах. Однажды, выехав в Смоленск после бомбежки, он понял причину столь результативных для немцев авиаударов: они знали, что в 18 часов заканчиваются учетные сутки для железнодорожников и к этому времени на узловых станциях скапливается много грузовых составов. Он добился, что к 18 часам грузы рассредоточивали на промежуточных станциях. Противник продолжал бомбежки по графику, но грузов не уничтожал.
Именно Ковалев добился, что в Смоленск наконец были доставлены 16-я армия под командованием генерала Лукина и 19-я армия генерала Конева, застрявшие в пути.
В ноябре 1941 года, когда по крохам собирались резервы для наступления под Москвой и Сталину предложили передать в пехоту железнодорожные войска, Ковалев назвал это решение «пораженческим». Он аргументировал удивленному Сталину, что без железнодорожных войск нечего будет и думать о наступлении на запад, ибо некому будет восстанавливать железные дороги. И Сталин внял его доводам414.
В общем, ко времени немецкого наступления под Ленинградом и Смоленском в советской управленческой системе произошли большие перемены.
Девятого июля немцы заняли Псков. Сталин назначил Ворошилова в Ленинград командующим фронтом, надеясь, что старый соратник сможет удержать положение.
В это время под Смоленском разгорелось решающее сражение. Сильно продвинутые вперед 2-я и 3-я танковые группы противника имели на флангах крупные части Красной армии, которые не позволяли развивать наступление. Кроме того, немцы подверглись сильным, в том числе и танковым, фронтальным атакам.
Большой неожиданностью для немецких генералов оказалось число советских дивизий резерва (на 23 июля немецкой разведкой было установлено 93), тогда как на 8 июля германское командование считало, что у русских остается всего 40–60 боеспособных дивизий.
Ожесточенность боев привела Гитлера к решению, которое он высказал 4 июля на военном совещании в белорусском городе Борисове: о полном уничтожении Москвы вместе с ее жителями. Город следовало затопить. Этот план в сочетании с приказом об уничтожении военнопленных коммунистов, политработников, евреев переводил военные операции вермахта в сатанинские деяния.
Сопротивление под Смоленском, жертвенные, без артиллерийского и авиационного обеспечения, контратаки советских дивизий, контрудар 21-й армии генерала Ф. И. Кузнецова и упорная оборона других армий задержали наступление немцев. Вечный ресурс русских, решение нерешаемых задач за счет колоссального перенапряжения и жертвенности, проявился здесь во всей полноте.
Двенадцатого августа Гитлер предупредил генералов Кейтеля и Йодля, что дальнейший ход всех операций зависит от ликвидации сил русских, которые находятся на флангах немецких частей, «особенно на южном фланге группы армий „Центр“». Вскоре танковые части группы армий «Центр» были развернуты в направлении северного и южного флангов, что вызвало протесты их командующих Гудериана и Гота, которые считали это стратегической ошибкой.
Впрочем, среди германского военного руководства было и иное мнение. Так что решение «дилетанта» Гитлера, «который отнял победу», базировалось на авторитетах других генералов. К тому же еще во время штабной игры по плану «Барбаросса» в декабре 1940 года рассматривался вариант, когда группа армий «Центр» опережала группу «Юг», и тогда командующий «Юга» просил командующего «Центра» повернуть войска на юг. В июле 1941 года эта ситуация воплотилась на практике. Для того чтобы обеспечить захват Москвы, Гитлеру надо было взять Киев.
Маршал Василевский называет Смоленское сражение, которое «включало в себя целую серию ожесточенных операций, проходивших с переменным успехом», «отличнейшей» школой «для советского бойца и командира, до Верховного главнокомандования включительно». «Задержка наступления врага на главном — московском направлении явилась для нас крупным стратегическим успехом»415.
Ценой потери Смоленска 16 июля, частичного окружения частей 20-й и 16-й армий было выиграно время. А поскольку, несмотря на быстрые скорости германских танковых групп, советская система успевала сделать за каждые сутки больше, чем германская, СССР становился сильнее, а Германия слабее. К тому же к сере