В эти дни Кольцов, что называется, нарасхват: ему приходится рассказывать о своих испанских впечатлениях в самых различных аудиториях. Но самой серьёзной из этих аудиторий была, несомненно, и самая немногочисленная из них — всего пять человек. Это были Сталин и наиболее приближённые к нему лица — Молотов, Каганович, Ворошилов, Ежов. Вопросы к Кольцову о самых разнообразных деталях военной и политической ситуации в Испании и его обстоятельные ответы заняли больше трёх часов. Наконец, беседа подошла к концу.
— И тут, — рассказывал мне брат в тот же вечер, — он стал как-то чудить. Остановился возле меня, прижал руку к сердцу, поклонился.
— Как вас надо величать по-испански? Мигуэль, что ли!
— Мигель, товарищ Сталин, — ответил я.
— Ну так вот, дон Мигель. Мы, благородные испанцы, сердечно благодарим вас за ваш интересный доклад. До свидания, дон Мигель. Всего хорошего.
— Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин!
Я направился к двери, но тут он снова меня окликнул, и произошёл какой-то странный разговор:
— У вас есть револьвер, товарищ Кольцов?
— Есть, товарищ Сталин, — удивлённо ответил я.
— Но вы не собираетесь из него застрелиться?
— Конечно, нет, — ещё более удивляясь, ответил я, — и в мыслях не имею.
— Ну, вот и отлично, — сказал Сталин. — Отлично! Ещё раз спасибо, товарищ Кольцов[385]. До свидания, дон Мигель»[386].
Вот ещё пара образцов чёрного сталинского юмора. Во время войны (!) на протяжении нескольких лет вождь донимал одного и того же маршала вопросом, почему его не арестовали в 1937 году. Тот не успевал открыть рот, как Сталин строго приказывал: «Можете идти!» И так повторялось раз за разом. Состояние маршала, думаю, описывать не нужно.
Настал День Победы. Сталин, окружённый военачальниками, произносит речь:
— Были у нас и тяжёлые времена, и радостные победы, но мы всегда умели пошутить. Не правда ли, маршал? — и называет фамилию объекта своих «шуток»[387].
Сталину очень нравилась Любовь Орлова — героиня фильмов «Весёлые ребята», «Волга-Волга». Как-то он пригласил её с мужем — режиссёром Григорием Александровым.
Сидят, разговаривают о том о сём… Вдруг Сталин спрашивает Орлову:
— А что, ваш муж часто вас обижает?
Та в шутливом тоне отвечает:
— Да нет, редко.
Сталин, без тени улыбки:
— Скажите ему (а он сидит рядом), что мы его повесим. Тоже редко. Только один раз.
Орлова уже испуганно:
— За что, товарищ Сталин?
Сталин невозмутимо:
— За шею, — ответил и рассмеялся[388].
После войны Н.А. Булганина назначили министром обороны, и он стал готовиться принимать парад — учиться ездить верхом.
Ему привели самую смирную кобылу и он тренировался в кремлёвском дворе. Вышел Сталин, посмотрел и сказал:
— Ты сидишь на лошади, как начальник военторга.
Парады после этого перестали принимать на лошадях, а стали принимать на автомобилях[389].
В первый послевоенный год министр финансов А. Зверев, обеспокоенный высокими гонорарами ряда крупных писателей, подготовил соответствующую докладную записку и представил её Сталину. Тот попросил пригласить к нему Зверева.
Когда министр вошёл, Сталин, не предлагая ему сесть, сказал:
— Стало быть, получается, что у нас есть писатели-миллионеры? Ужасно звучит, товарищ Зверев? Миллионеры-писатели!
— Ужасно, товарищ Сталин, ужасно, — подтвердил министр.
Сталин протянул финансисту папку с подготовленной им запиской и сказал:
— Ужасно, товарищ Зверев, что у нас так мало писателей-миллионеров! Писатели — это память нации. А что они напишут, если будут жить впроголодь?[390]
Однажды Сталину доложили, что у маршала Рокоссовского появилась любовница — известная красавица актриса Валентина Серова. И, мол, что с ними теперь делать будем? Сталин вынул изо рта трубку, чуть подумал и сказал:
— Что будем, что будем… завидовать будем!
Это, так сказать, народный вариант анекдота. А вот как описывает ту же ситуацию переводчик Валентин Бережков:
«У Сталина был своеобразный юмор. Рассказывали, что начальник политуправления Красной армии Мехлис пожаловался Верховному, что один из маршалов каждую неделю меняет фронтовую жену. Мехлис спросил, что будем делать. Сталин с суровым видом ничего не ответил. Мехлис, полагая, что он обдумывает строгое наказание, начал было сожалеть о своём доносе. Но тут Сталин с лукавой усмешкой прервал молчание:
— Завидовать будем…»[391]
Академик А.А. Богомолец выдвинул теорию долголетия, и Сталин дал ему под это дело институт. Однако сам академик умер в 1946 году, прожив всего шестьдесят пять лет.
— Всех надул! — сказал Сталин, узнав о его смерти[392].
При разработке послевоенного народного автомобиля «Победа» планировалось, что название машины будет «Родина». Узнав об этом, Сталин иронически спросил: «Ну и почём у нас будет родина?» Название автомобиля сразу изменили на «Победа».
Обсуждалась кандидатура на пост министра угольной промышленности.
Предложили директора одной из шахт Засядько. Кто-то возразил:
— Всё хорошо, но он злоупотребляет спиртными напитками!
— Пригласите его ко мне, — сказал Сталин.
Пришёл Засядько. Сталин стал с ним беседовать и предложил выпить.
— С удовольствием, — сказал Засядько, налил стакан водки.
— За ваше здоровье, товарищ Сталин! — выпил и продолжил разговор.
Сталин чуть отхлебнул и, внимательно наблюдая, предложил по второй. Засядько — хлобысь второй стакан, и ни в одном глазу. Сталин предложил по третьей, но его собеседник отодвинул свой стакан в сторону и сказал:
— Засядько меру знает.
Поговорили. На заседании Политбюро, когда снова встал вопрос о кандидатуре министра и снова было заявлено о злоупотреблении спиртным предлагаемым кандидатом, Сталин, прохаживаясь с трубкой, сказал:
— Засядько меру знает!
И много лет Засядько возглавлял нашу угольную промышленность…[393]
Сталин спросил у Фадеева, почему не выдвинули на соискание Сталинской премии писателя С. Злобина за роман «Степан Разин». Фадеев ответил, что Злобин не занимается общественной работой, его нигде не видно…
— А может, он в это время пишет? — спросил Сталин[394].
В одной из бесед Сталин заговорил о Ломоносове.
— Посмотрите, как трудно дышать, как было трудно работать Ломоносову, например. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами, — сказал Сталин.
И вдруг, лукаво прищурившись, прорифмовал: засранцами.
Усмехнулся и снова стал серьёзным[395].
На курорте Цхалтубо Сталин лечил ноги. Встретил рабочего, принявшего уже восемнадцать ванн, поинтересовался:
— Ну как, помогли ванны?
— Пока, дорогой товарищ Сталин, не чувствую облегчения, — пожал плечами рабочий.
— Что же, получается, это не Цхалтубо, а Цхалтуро? — улыбнулся Сталин[396].
А вот, например, любопытная история, путь создания которой можно реально проследить. Речь идёт о переговорах с «союзниками», в которых обсуждались послевоенные границы нашей страны. В частности, граница между СССР и Польшей. Вот как до короткого афоризма народная память обточила этот исторический эпизод.
Черчилль говорит:
— Но Львов никогда не был русским городом.
— А Варшава была, — возразил Сталин.
На самом деле дипломатический поединок с англичанами по поводу Львова Сталин провёл на высшем уровне. Об этом можно прочитать в книге Валентина Бережкова, который в качестве переводчика при этом присутствовал. Но перед тем, как обратиться к его интереснейшим воспоминаниям, нужно дать небольшое пояснение. На момент начала Первой мировой войны Польши не существовало. Как государство она перестала существовать в 1795 году, после так называемого третьего раздела. Польская территория по инициативе немцев была разделена между Пруссией, Австрией и Россией (каждая из стран получила часть под свою юрисдикцию). Последний передел этой ситуации, в котором участвовала Россия, случился в 1815 году. По итогам победы над Наполеоном по решению Венского конгресса в состав России тогда вошло созданное Бонапартом марионеточное Великое княжество Варшавское. Варшава с той поры была русским городом. А Львов всегда относился к юрисдикции австрияков.
В момент начала Первой мировой войны ситуация изменилась. В пропагандистских целях, чтобы привлечь на свою сторону поляков, но больше для того, чтобы ослабить своих русских противников, Германия заявила, что в случае своей победы воссоздаст после войны независимое польское государство. В ответ Николай II также заявил, что итогом победы России станет независимость Польши. В реальности всё произошло иначе. Революции в России, организованные и оплаченные Антантой, фактически вывели Россию из большой политической игры[397]. В ноябре 1918 года уже германская революция, абсолютно под копирку списанная с нашей, путем предательства своих национальных интересов кучкой политиканов приводит к крушению Германии