[623]. Но и это ещё не всё: первым поздравил Василевского по телефону сам Верховный главнокомандующий…[624]
А вот история из разряда «Сталин и деятели культуры», которая тоже показывает, что можно было достаточно вольно вести себя в общении с Иосифом Виссарионовичем. Фёдор Фёдорович Волькенштейн, пасынок А.Н. Толстого, однажды вместе с отчимом попал в гости к Горькому. «В этот вечер к писателю приехали Сталин и Ворошилов. Сталин попросил Горького рассказать о литературе, поскольку, будучи занят другими делами, отстал в этом вопросе. Горький охотно выполнил просьбу гостя. В конце вечера Фефа (так звали в доме Толстого Ф.Ф. Волькенштейна) расхрабрился и решил произнести тост.
— Вот тут Иосиф Виссарионович сказал, что он отстал от литературы. Так я предлагаю выпить за Отсталина!
За столом повисла тишина. Обстановку после бестактной выходки разрядил сам Сталин. Он покачал головой и сказал, обращаясь к А. Толстому: «Скажи-ка, какой мужик-то у тебя!»[625]
Сталин не обиделся, а просто посмеялся. Эту историю рассказывал сам Фефа, уже в 70-е годы XX века. Ничего с ним не случилось. И ещё важный момент. Между прочим, с этой писательской посиделки все разъезжались на одной машине. В которую набились все гости Горького, включая и Сталина, так что бестактный Фефа сидел на коленях у Алексея Толстого…
Честно делать свое дело, честно служить родине — именно в сталинское время эти слова не были пустым звуком. Даже в самых сложных ситуациях честность была гарантией от неприятностей. А неприятности в те сложные времена были очень серьёзными. Например, генерал Ф.А. Астахов несколько месяцев скрывал, что он, выходя из окружения, зарыл в землю свой партбилет. Платя ежемесячно партвзносы, он ссылался на то, что забыл партбилет дома. Через несколько месяцев правду узнали. Доложили Сталину, поставив вопрос о пребывании Астахова в партии и на занимаемом им посту. Сталин долго ходил, покуривая трубку, и не торопился с ответом. Наконец спросил докладывавшего: «А вы что бы сделали на месте Астахова?!» Не получив ответа, Сталин продолжал: «Плохо не то, что Астахов закопал свой партбилет, а плохо то, что побоялся об этом сказать. В этом суть». Астахов продолжал работать, но несколько лет спустя был снят со своего поста, и, несмотря на большое количество ходатаев, так работы больше и не получил. Пословица: «Кто старое помянет, тому глаз вон» — всегда дополнялась Сталиным: «А кто старое забудет, тому оба долой»[626].
Крайне интересна история, происшедшая с будущим генерал-лейтенантом Максимом Алексеевичем Пуркаевым, который после заключения Договора о ненападении с рейхом стал в августе 1939 года военным атташе в Германии. Ехать туда он не хотел. Но пришлось. Ну а дальше произошла вот какая история. Квартиру где он жил, убирала привлекательная немка. А через некоторое время Пуркаеву позвонили из германского генштаба и попросили принять. Пришедший на приём капитан немецкой армии прямо предложил советскому военному атташе работать на немецкую военную разведку. И получил отказ. Тогда, уходя, капитан бросил на стол запечатанный пакет на стол и сказал, что он ещё позвонит. Когда генерал Пуркаев вскрыл пакет, он был ошеломлен. Внутри была целая серия фотографий. Он и красивая немка. Сами понимаете, какого рода были эти фото. Что делать?
Могло быть лишь два решения: или принять предложение капитана и стать предателем, или отправиться в Москву и доложить о происшедшем. Наконец, приняв решение, генерал послал телеграмму в Москву и попросил вызова. Занимаемая им должность была тогда столь важна, что вызов последовал немедленно. Забрав пакет с фотографиями, генерал улетел в Москву. Явившись к начальству, он был принят с распростертыми объятиями, но, собрав всё свое мужество, генерал сказал: «Я просил вас не посылать меня на эту работу, посмотрите, что из этого получилось», — и положил пакет с фотографиями на стол. Начальник, взяв фотографии и посмотрев их, на какое-то время лишился дара речи. Через некоторое время он сказал: «Хорош, нечего сказать!» — «Ну что же, если я виноват, меня и судите, а предателем я не буду», — ответил генерал и рассказал, как его вербовали в немецкие агенты. Ему предложили выйти и подождать в коридоре. Вскоре явилась и охрана. Прошёл день, а затем и вечер. Никто ему не приносил ни попить, ни поесть. Менялась лишь охрана. Ночью за ним пришли незнакомые люди и предложили следовать за ними. «Ну, вот и всё», — подумал генерал.
Куда его везли, он не обратил внимания, но когда вылезал из машины, увидел, что двери здания не похожи на тюрьму. Несколькими минутами позже он оказался в кабинете, и к нему навстречу шёл Сталин: «Спасибо вам за вашу честность. Отправляйтесь в Берлин и продолжайте свою работу. Мы вам верим. Всего хорошего».
Не успев сказать ни слова, генерал вышел. Здесь уже был его начальник, встретивший его как ни в чём не бывало. Через несколько часов генерал отправился в обратный путь, напутствуемый всякими добрыми пожеланиями. Явившегося к нему гитлеровского капитана он вышвырнул с особым удовольствием. А немка пропала, как в воду канула. Её кипучая деятельность не принесла на этот раз ожидаемой пользы фюреру[627].
Между прочим, «смелый» обличитель «агрессивного» Сталина писатель Резун-Суворов, будучи сотрудником советской военной разведки в Швейцарии, был точно так же пойман на «медовую ловушку». То есть на женщину. Только не немецкой, а британской разведкой. Были и пикантные фотографии. Но Резун не обратился к своим, не рассказал правду, а предпочёл предать. То есть поступил диаметрально противоположно генералу Пуркаеву, который не побоялся быть честным и никогда об этом не жалел[628]. Об этом стоит задуматься тем, кто читает произведения пресловутого Суворова…
В 1944 году Сталин назначил наркомом нефтяной промышленности Николая Байбакова, который оставил после себя мемуары. Назначение предварительно не обсуждалось — назначили, и всё. Через три месяца после этого Сталин пригласил Байбакова к себе.
В Кремле, в приёмной Сталина, заведующий секретариатом А.Н. Поскребышев попросил меня немного подождать, так как Сталин был занят в своём кабинете поиском какой-то книги. Дважды Поскребышев заходил к нему и, возвращаясь, вновь просил меня подождать, а когда вернулся в третий раз, сказал:
— Товарищ Сталин, видимо, нашёл нужную книгу и читает, стоя на стремянке. Вы войдите, кашляните, чтобы он услышал.
Не без волнения вошёл я в кабинет. Сталин действительно стоял на стремянке спиной ко мне и читал какую-то книгу. На нём был серый френч и — что особенно бросалось в глаза — худые шевиотовые сапоги. Меня это буквально сразило. Генеральный секретарь, Верховный главнокомандующий — в дырявых сапогах. Конечно, известно, в каком тяжёлом положении находилась страна, но дырки на сапогах, во всяком случае, можно было залатать. Я постоял с минуту, затем кашлянул в кулак.
Сталин оглянулся.
— А, это вы, молодой человек, товарищ Байбаков, — проговорил он, сделав ударение на первом слоге фамилии. Поставив книгу на стеллаж, Сталин спустился по стремянке, пожал мне руку, предложил сесть за стол и, закурив трубку, начал ходить по кабинету.
— Товарищ Байбаков, мы назначили вас наркомом нефтяной промышленности…
…Я набрался смелости и сказал:
— Товарищ Сталин, перед моим назначением никто даже не поинтересовался, сумею ли справиться?..
Сталин, попыхивая трубкой, ответил:
— Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначить. Вы коммунист и должны помнить об этом.
…Затем Сталин задал вопрос, который меня несколько озадачил:
— Товарищ Байбаков, вы думаете, союзники не раздавят нас, если увидят возможность раздавить?
— А как они смогут нас раздавить?
— Очень просто, — ответил Сталин, — мы создали и танки, и самолёты, и машины. Много у нас захваченной техники. Но они же останутся без движения, если не будет нефти, бензина, дизельного топлива. Нефть — это «душа» военной техники, а я бы добавил, и всей экономики[629].
Идёт обсуждение того, что нужно для увеличения добычи нефти, для развития новой нефтяной базы, для создания «второго Баку». Целый час идёт обсуждение, и под конец Сталин вдруг спрашивает:
— Какими свойствами должен обладать советский нарком?
— Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, опора на свой коллектив…
— Всё верно, товарищ Байбаков, это очень нужные качества, но какие всё-таки наиважнейшие?
Помню, что назвал ещё несколько и смолк.
— Ещё что? — покуривая, спросил Сталин.
— Товарищ Сталин, я весь арсенал качеств наркома назвал. Буду рад, если вы мне что-нибудь подскажете.
— Всё правильно, товарищ Байбаков, — сказал он, подойдя ко мне, — но главного вы не сказали.
Я встал со стула, но он, коснувшись чубуком трубки моего плеча, посадил меня на место.
— У советского наркома должны быть «бичьи» нервы плюс оптимизм, — тихо проговорил он, заканчивая беседу.
Должен сказать, что я на всю жизнь запомнил эти слова Сталина. «Бичьи» нервы и оптимизм особенно мне были нужны, когда в течение 22 лет я находился на посту председателя Госплана СССР. Требовались здесь даже не «бичьи», а стальные нервы, причём из легированной стали. Ну, а без оптимизма совсем пропал бы. Когда я вышел из кабинета Сталина, поинтересовался у Поскребышева, почему Верховный главнокомандующий ходит в худых сапогах.
— А вы заметили, где эти дырки? — спросил Поскребышев и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Товарищ Сталин сам сделал эти дырки, чтобы не досаждали мозоли…