Интересно: что можно было забирать с собой раскулаченным, выгнанным из их домов? Мне рассказывали, что семью бабушки Нюси соседи предупредили о высылке и вся семья где-то скрылась. Это тогда они совершали вылазки за продуктами или позже? Я знаю, что бабушкины братья ночью залезали в собственный дом и «воровали» свое собственное имущество. А что было с раскулаченными родственниками потом? Где им приходилось спать, что они ели? А депортированные? Например, о депортации моего троюродного деда Вильгельма мне сказали только одно: там, куда его привезли, было холодно.
Из архивной справки
В документах архивного фонда Самойловской районной особой комиссии по раскулачиванию за 1930–1934 годы в списке раскулаченных хозяйств Самойловского района скрывшимися в полном составе за 1933 год значатся:
Шанины:
Василий Иванович, 51 г. – неизвестно где.
Ирина Игнатьевна, 50 л.
Николай Васильевич, 21 г.
Когда я получила и прочитала этот ответ, то не могла понять – говорится ли здесь о моих родственниках или об однофамильцах. Думала, что все-таки о родственниках, ведь они действительно сбежали. Позже получила еще одно подтверждение:
Из архивной справки
Отец Анны Васильевны, Василий Иванович Шанин, принимал участие в Первой мировой войне, был младшим унтер-офицером в составе 329-го пехотного Бузулукского полка. Василий Иванович был ранен в октябре 1914 года за рекой Вислой и находился на лечении в лазарете 83-й пехотной дивизии.
Значит, его действительно звали Василий Иванович. Отчество бабушки – Васильевна. Мать бабушки звали Ириной, это я знала. Поиск информации о родственниках – увлекательное занятие, вроде складывания пазлов. Где был бабушкин отец, профессиональный военный, в 1933 году? Мне известно, что на момент раскулачивания, когда семью прогнали из собственного дома, он уже давно не жил с ней, потому что ранее, в Гражданскую войну, был белым.
А мама выгоняла меня снова. Как-то я в очередной раз в чем-то провинилась, и она сказала: «Уходи из дома». Я поверила, что мама действительно меня выгоняет, и начала собираться. Взяла розовое детское одеяльце из своей кроватки с прутьями, сделала из него узелок, стала собирать вещи. У меня был плюшевый медведь Мишуля, и он не помещался в узелок. Я сидела на краю кровати (большой, родительской), прощалась с Мишулей, обнимала его и плакала. Мама говорила: «Целуйся со своим Мишулей, тебе все равно придется его оставить». И еще она говорила: «К бабушке с дедушкой не ходи, ты им не нужна. Будешь спать в канаве». А мне и не приходило в голову идти к дедушке Пете с бабушкой Ниной. Я готовилась спать в канаве, которая проходила по улице вдоль дороги. И даже позже, когда я школьницей мечтала уйти из дома, строила планы побега, складывала вещи в старый портфель и прятала его за дверью, у меня и в мыслях не было пойти к родителям папы, пожаловаться им. Почему? Мама всегда внушала, что они плохие люди и я им не нужна. Я фантазировала: потеряюсь, подберут меня, стану детдомовской. Даже когда в 11 лет ушла из дома, то пришла не к бабушке с дедом, а к своей классной руководительнице. Кстати, в том старом оранжевом портфельчике лежали фотографии родителей. Я воображала, как буду жить в детском доме и вспоминать их. Мне все время хотелось бежать из Заколдованного Дома. Позже я пойму, что не только мне… Когда я уехала из дома навсегда, убегать оттуда по вечерам стала мама.
Но это будет не скоро. А тогда я еще ходила в детский сад, где на прогулке всегда находила какой-нибудь закуток, чтобы посидеть там одной. Однажды во дворе детского сада зашла в деревянную избушку и села в ней на скамейку. И тут появился маленький мальчик. Он увидел, что я на него смотрю, и попытался выцарапать мне глаза. А я сидела и ждала, когда он это сделает! Нас нашли девочки и позвали воспитательницу. Помню, как они объясняли: «Это Карен из малышацкой группы». Из «малышацкой». Боже мой! Ведь я была намного старше, сильнее и крупнее. Ведь мне ничего не стоило его оттолкнуть. И вообще я могла просто встать на ноги. Сейчас мне страшно вспоминать об этом. Насколько я позволяла делать с собой все что угодно! Я вела себя как ребенок из абьюзивной семьи, усвоивший роль жертвы.
На том месте, где был мой детский сад «Малютка», потом построили новое здание КГБ. Папа любил шутить, что это те дети выросли.
Почти до семи лет я спала в кроватке с прутьями. Там давно уже было тесно, конечно. Дед Петя, папин отец, предлагал удлинить кроватку, сделав откидную платформу. Родители отказались. Мама боялась, что я скачусь и упаду на пол. Позже, когда у маленькой сестры тоже была кроватка с прутьями, она называла ее клеткой. А ведь в ней действительно находишься за решеткой. И тесно, как в клетке. В комнате, где мы жили, нормальная кровать для меня просто не поместилась бы. В дощатом полу были большие щели, а под полом жили мыши, много мышей. Папа сказал, что там живут Микки-Маус и его семья, и я бросала мышам в щели все, что могла: ломтики сыра, счетные палочки (говорила, что это будут их лыжи). Папа придумывал истории про мышей – насколько я помню, очень интеллектуальные. Так, Микки-Маус был ученым. Папа даже сочинил текст его доклада: «…И у нас тоже есть Академия наук, и тоже неизвестно зачем. Вывод: мы тоже произошли от обезьян».
Мама рассказывала об обычаях семьи отца с отвращением. Ее родители, то есть мама и отчим, не отпустили бы дочь из дома, не покормив завтраком. А папа утром уходил из дома, лишь попив кофе, потом, вернувшись, завтракал. Вечером у них был так называемый обед. «Апет», – говорила мама, передразнивая их произношение. Папа всегда произносил звонкие согласные глуховато. Я тоже так говорила. Помню, папа что-то нарисовал карандашом и дал мне. Я несу маме и говорю: «Смотри: напросок». Мама поправляет: «Набросок». Родители оба были преподавателями немецкого языка. В немецком вообще звонкие согласные произносятся глуховато. Мама объясняла: просто папу воспитывала бабушка, а она была немкой.
Сестра спросила у мамы: почему нашу тетю зовут Эмма? Мама ответила: «Ты что, идиотка? Они же немцы». Это были ее любимые слова: «Ты что, идиотка?» («Тебя нормальный человек не поймет, разве что такая же идиотка, как ты».)
На самом деле, когда папа и тетя были совсем маленькими, с ними была одна мать. Где тогда была прабабушка Катя – еще одна загадка. А произношение, скорее всего, связано не с национальностью. Просто дефект речи. У меня тоже было несколько речевых дефектов. Я не могла произносить «р» и «л», и в придачу вместо «з» говорила «с» («купили в магасине ресиновую Сину»). Папа тоже слегка картавил. Еще он начинал заикаться, когда волновался. Когда я уже была первоклассницей, к нам в класс приходила логопед и проверяла наше произношение. Проверяла не очень основательно, но, подойдя ко мне и посмотрев в глаза, сразу велела сказать: «Широка страна родная». Я очень старалась, но звук «р», конечно, не получился. О чем и сообщили моей маме. Мама меня очень стыдила за звук «р». Пугала логопедом, говорила: «Тебя никто не будет возить в Горячеводск, сама будешь ездить». Меня пугал не Горячеводск, а ее угрожающий тон. Все дефекты речи мама исправила мне лично. Из педучилища, где работала, она приносила пособия для логопедов и заставляла меня выполнять упражнения. Исправить недостатки папиной родни ей было не под силу, но моим она объявила настоящую войну. (Кстати, надо признать, сейчас дикция у меня отличная.) Кроме того, ни один зуб не выпал у меня сам. Мама периодически проверяла мои зубы, а если какой-нибудь шатался, она привязывала к нему нитку и выдергивала. Она говорила: иначе ребенок может его нечаянно проглотить. Еще она говорила, что зубы выросли бы кривые, если бы она вовремя не выдергивала каждый зашатавшийся. Точно так же решительно займется она моей фигурой. В детстве я была толстой, но тогда еще не знала об этом. Впоследствии мама часто повторяла, что шла со мной по улице и «ребенок был толще мамы». Конечно, это не соответствовало действительности, но я нередко повторяла ее фразу, рассказывая подругам как собственное воспоминание.
«На поселке» папа по ночам писал диссертацию и хранил ее в маленьком чемоданчике, чтобы не погрызли мыши. Он шутил: «Ночью из-под пола выходят мыши и грызут, грызут, грызут – папину диссертацию!» Еще помню маленький транзисторный приемник и как папа по ночам на кухне пытался в нем что-то «поймать». Ловил ли он «Голос Америки» или что-то подобное? Не исключено – такие приемники были как раз у тех, кто тайком слушал зарубежные радиостанции. И я помню, что папа ночью в кухне возился с приемником и слышались помехи.
На заборе у тети Нины были прибиты листы железа. Как-то папа нарисовал на них мелом много мышей и написал: «Не пищать!» Конечно, потом подул ветер и свалил эти листы прямо во двор дяди Яши. Может, папины слова и были адресованы дяде Яше, который их не видел. Их можно было видеть с нашей стороны и усмехаться потихоньку. Думаю, что папа дядю Яшу боялся. Когда дядя Яша подал на него в суд, папу выручил знакомый юрист, с которым он играл в шахматы. Полезно оказалось в шахматы играть. Папа сильно злился на дядю Яшу, было видно, что он просто дрожал от злости. Дядя Яша над ним смеялся: «Трусишься?» Вот папа его и ударил.
Помню, как я все время чего-то боялась. Когда мне было лет пять, я очень боялась песни «Я – Земля, я своих провожаю питомцев». Зыкина пела ее таким гулким голосом: «Долетайте до самого Солнца…» – я не знала, кто такие питомцы, зато видела в журнале огромную змею. Мне сказали, что это – питон и что он может задушить человека, обвившись вокруг него. И вот я представляла, как «питонцы» к солнцу летят и их так много, что даже темно от них. Конечно, страхи были и у взрослых. Страх жил в доме…
Рассказы бабушки Нюси о ее жизни я помню с тех самых пор. Каким-то низким голосом, почти шепотом, она говорила: «совхоз Бус». Я так и запомнила: этот «Бус» – страшное место. Бабушка Нюся хорошо помнила о набегах басмачей. Кажется, они убили местную девушку. Бабушка все время повторяла: «…и бутылку-четвертинку в … вбили». Кто это сделал: басмачи, совершавшие набеги на совхоз, или кто-то другой? Я в свои четыре-пять лет не понимала, о чем она говорит, но басмачей боялась. Кажется, они приезжали и нападали на работниц. Басмачи были против советской власти, а эти девчонки – они ведь из раскулаченных, сосланных советской властью. У басмачей, насколько я знаю, как и у семей тех девчонок, отнимали все имущество. Но, видно, для них российские крестьянки из совхоза олицетворяли эту самую власть.