нем хуже не будет, ибо хуже уже быть не может. Народ даже в такую грозную минуту не сможет забыть всех своих унижений и бед. Каждый ждал минуты, которая сейчас наступила, чтобы выявить свое отношение к режиму и сделать своим девизом измену и сдачу в плен»[624]. В поражениях обвиняли правительство, с горечью отмечая: «Сколько было пятилеток, животы у нас всех были подтянуты, думали, что создали мощную армию, а все оказалось пустяком»[625]. Однако подобные брожения умов, характерные для всех этапов советской власти, представляли незначительную угрозу. В первые месяцы войны Берия привычно докладывал Сталину об арестах «врагов» и «шпионов», о раскрытии антисоветских организаций и групп. Сталин слишком хорошо знал цену этим сообщениям, чтобы не воспринимать их как серьезную опасность. С начала войны по 1 декабря 1941 г., докладывал Берия, по политическим мотивам были арестованы 45,7 тыс. человек[626]. Вполне обычно по сталинским меркам.
Созданная до войны жестокая система террора, с одной стороны, способствовала сдаче в плен и коллаборационизму на территориях, занятых врагом, но с другой – позволяла контролировать ситуацию в армии и тылу. Однако было бы неправильно объяснять заметную социальную стабильность исключительно карательными мерами. Сложная смесь патриотизма, нараставшей ненависти к фашистам, чувства долга и привычки к повиновению сплачивали людей во имя победы. Немногочисленные массовые волнения, информацией о которых сегодня располагают историки, были вызваны в основном паническими действиями властей и чувством незащищенности у населения.
Московские беспорядки середины октября – наиболее яркий пример таких волнений. По московскому сценарию развивались события и в Ивановской области[627]. В связи с угрозой прорыва немецких войск началась подготовка эвакуации ивановских текстильных предприятий. Распространялись слухи о предстоящем взрыве фабрик, вывозе запасов продовольствия, бегстве ответственных работников. Рабочие опасались, что их бросят на голодную смерть. 18–20 октября на ряде предприятий собирались стихийные митинги. Рабочие препятствовали демонтажу оборудования, избили некоторых руководителей и активистов. Из толпы неслись выкрики: «Оборудование увезут, а нас оставят без работы», «Все главки бежали из города, а мы остались одни», «Нам работать все равно, что на Гитлера, что на Сталина». Путем уговоров и арестов власти сумели стабилизировать ситуацию. Тем более что положение на фронте улучшилось и необходимость эвакуации ивановских предприятий отпала.
К концу октября советские войска сумели остановить продвижение врага на центральном направлении. Свою роль сыграли, с одной стороны, героическое поведение бойцов и многочисленные жертвы Красной армии, а с другой – истощенность немецких войск и осенняя распутица. Важнейшей задачей было закрепить эти результаты, предотвратить новые атаки на Москву. Сталин много занимался вопросами наращивания вооруженных сил вокруг столицы, контролировал формирование новых подразделений, выпуск военной техники, особенно танков и самолетов. Во многих случаях он брал на себя диспетчерские функции, решая прямо из Кремля вопросы снабжения, кооперации между предприятиями, транспортного обеспечения и т. д.
Так же осуществлялось и верховное руководство войсками. Как и в предыдущие месяцы, Сталин внимательно следил за ситуацией на фронте, вникал в детали проводившихся операций, давал указания по самому широкому кругу вопросов, вплоть до частностей. Заметным было тяготение Сталина к проведению наступательных операций, пусть и недостаточно подготовленных, но быстрых. Он явно рассчитывал на эффект внезапности, напора и опережения врага, растянувшего свои силы на огромном фронте. В начале ноября на этой почве у него возник конфликт с командующим Западным фронтом Жуковым. Сталин потребовал немедленно нанести контрудары в районах Волоколамска и Серпухова с целью срыва готовившегося наступления немцев. Жуков возражал. Он пытался объяснить Сталину, что у фронта недостаточно сил и для подготовки обороны, и для наступления. Однако недовольный Сталин прекратил разговор: «Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером». Тут же Сталин позвонил члену военного совета Западного фронта Булганину и пригрозил ему: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!»[628] Срочно организованные под давлением Сталина наступления не дали существенных результатов. Жуков, стремившийся сохранить резервы в преддверии нового немецкого наступления, скорее всего, был прав.
Куда более эффективно Сталин действовал в привычной для него политико-пропагандистской сфере. Воспользовавшись относительной передышкой первой половины ноября, Сталин приказал провести в Москве традиционные мероприятия в честь годовщины Октябрьской революции. Он понимал, что привычное проведение торжеств в условиях приближения немцев к столице даст огромный эффект. 6 ноября на станции метро «Маяковская» состоялось торжественное заседание в честь праздника. На одном из путей вдоль платформы поставили состав метро с гардеробами и буфетами для приглашенных активистов и военных. После официальной части провели концерт. Однако центральным событием мероприятия было, конечно, выступление Сталина, второе публичное выступление вождя после речи 3 июля. Сталин понимал, что от него ждут объяснения причин поражений и хотя бы намеков на возможные перспективы. Когда закончится война? – таким был вопрос вопросов для миллионов людей. Сталин признал, что опасность, нависшая над страной, «не только не ослабла, а, наоборот, еще более усилилась». Однако в целом он был оптимистичен. Приведя огромные (на самом деле выдуманные) цифры немецких потерь, Сталин заявил, что людские резервы Германии «уже иссякают», в то время как резервы Советского Союза «только теперь разворачиваются в полном объеме»[629].
Для усиления эффекта праздника в осажденной столице на следующий день, 7 ноября, решили провести военный парад. Это было рискованное мероприятие. Всего за несколько дней до того, 29 октября, немецкие самолеты сбросили на Кремль большую бомбу. Пострадали 146 человек, из них 41 был убит[630]. Возможность неблагоприятного развития событий принималась во внимание. Одновременно с московским парадом был запланирован парад-дублер в Куйбышеве – в столице в эвакуации. В случае налета немцев на Красную площадь в радиоэфир должна была выйти прямая трансляция из Куйбышева, а московский парад отменялся. Поскольку налета немецкой авиации не случилось, прямой репортаж провели с Красной площади[631].
Сталин обратился к параду с короткой речью с трибуны мавзолея Ленина[632]. Он напомнил о славных победах дореволюционных полководцев и большевиков в годы гражданской войны. В очередной раз предрекая скорое поражение Германии, Сталин решился назвать его конкретные сроки: «Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений». Такие обещания, похоже, отражали сталинское понимание военно-стратегической ситуации. Уже в ближайшей перспективе они обернулись упорными и упрямыми требованиями наступления на всех фронтах.
Торжественные мероприятия в Москве, и прежде всего речи Сталина, легли в основу пропагандистской кампании, проводившейся всеми доступными тогда средствами. Парад на Красной площади снимали кинооператоры. Однако речь Сталина снять не удалось. Тогда было принято решение повторить съемку в импровизированной студии. В одном из залов Большого Кремлевского дворца построили макет мавзолея Ленина, на котором 15 ноября состоялась запись выступления Сталина[633]. В декабре на экраны кинотеатров вышел фильм «Парад наших войск на Красной площади в Москве 7 ноября 1941 г.», включавший в себя и перезапись речи Сталина. За неделю с 4 по 11 декабря только в Москве фильм посмотрели 200 тыс. зрителей. Сотни копий фильма были разосланы по всей стране[634].
15 ноября, в день, когда Сталин повторял свое выступление на Красной площади на кинокамеру, все еще преобладающие силы вермахта после подготовки начали новое наступление на Москву. Немцам удалось сильно продвинуться. На отдельных участках они вплотную подошли к городу. Однако Красная армия, опираясь на постоянно поступавшие резервы, сумела нанести врагу поражение. В момент, когда немцы, исчерпав последние резервы, остановились, Красная армия от обороны почти без паузы перешла в неожиданное контрнаступление. К началу января 1942 г. противник был отброшен от советской столицы на 100–250 км. Это была замечательная и долгожданная победа.
Поражения 1942 г.
Наступление советских войск под Москвой, а также успехи на других фронтах необычайно воодушевили советский народ и все антифашистские силы в мире. Однако эти победы показывали, что Красная армия пока недостаточно сильна, а вермахт все еще не утратил своих преимуществ. Советские войска продемонстрировали волю к борьбе, но не смогли достичь целей, поставленных советскими лидерами. Немцы оборонялись и готовились к контрнаступлению.
10 января 1942 г. в подразделения Красной армии было отправлено директивное письмо об опыте действий и предстоящих задачах. Многие фрагменты письма, судя по стилю и языку, были лично написаны Сталиным[635]. В письме в целом критически оценивался опыт прорыва немецкой обороны в декабрьском контрнаступлении. Неправильными объявлялись рассредоточенные действия Красной армии, растянутой цепочкой вдоль всей линии фронта. «Наступление может дать должный эффект лишь в том случае, если мы создадим на одном из участков фронта большой перевес сил над силами противника», – говорилось в письме. Вторым крупным недостатком, по мнению Ставки, было плохое использование артиллерии. «У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет против обороняющегося и окопавшегося противника […] Это не наступление, а преступление – преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы», – говорилось в письме. Верховное командование требовало обеспечить постоянную артиллерийскую поддержку наступающих частей, а не только артподготовку перед наступлением. И тут главный упор делался на действие ударными группами, на сосредоточение артиллерии в поле наступления основных сил.