Как и любой другой, сталинский политический миф не выдерживает исторической конкретики, а поэтому всеми силами избегает ее. Творцы мифа тщательно отбирают только «полезные» факты и нередко фальсифицируют документы и «доказательства». Основной упор делается на схемы и умозрительные построения. В Сталина и его эпоху предлагают просто верить. Очевидно, что добросовестные историки и читатели не могут принять такие методы конструирования прошлого. Слишком многие факты и документы опровергают практически все составляющие мифа Сталина. Что касается общих оценок и концепций, то они нуждаются в серьезном осмыслении и дальнейших исследованиях.
Не вызывает сомнений, что абсолютным приоритетом Сталина, так же как приоритетом царского правительства и большевистского руководства в 1920-е годы, была индустриализация. Без современной промышленности страна не могла существовать – эту истину осознавали все противоборствующие фракции в партии большевиков. Споры велись о том, каким образом правильнее всего развивать промышленность. Эти давние споры, оказавшие огромное влияние на судьбу страны, в определенной степени продолжаются в дискуссиях современных историков. Одни из них в основном следуют логике объяснений Сталина. Они полагают, что нэп изжил себя, а индустриализацию страны нужно было проводить только чрезвычайными, насильственными методами. Другие историки доказывают, что решение о свертывании нэпа и ставка на скачки диктовались не столько экономическими, сколько политическими причинами. Среди них можно назвать стремление Сталина к единоличной власти, его склонность к насилию, а также попытки в сжатые сроки установить безденежный государственный социализм, которые в считаные месяцы подорвали экономику. Сторонники этой точки зрения убеждены, что необходимости ликвидировать нэп не было. Во-первых, достаточно высоких темпов развития индустрии удалось достичь уже в 1920-е годы, в период расцвета нэпа. Во-вторых, кризисы, периодически охватывающие нэповскую систему, свидетельствовали лишь о необходимости ее трансформации, чем и занималось коллективное руководство Политбюро в 1920-е годы. Предложенная же Сталиным программа полного разрушения нэпа принесла больше вреда, чем пользы[957].
По разным оценкам экономистов, в 1928–1940 гг. средние темпы прироста промышленной продукции составляли от 7 до 13 процентов в год[958]. За довоенные пятилетки были созданы значительные производственные мощности, освоены современные технологии и выпуск новых видов продукции, в том числе военной. Развитие тяжелой индустрии сопровождалось важными социально-культурными изменениями. Стремительно увеличивалась численность городского населения. Почти повсеместным стало четырехлетнее образование детей, а в городах многие учащиеся заканчивали семилетку или даже десятилетку. Появилось много молодых специалистов – выпускников многочисленных вузов и техникумов.
Эти достижения советской индустриализации, сыгравшие важную роль в победе в Великой Отечественной войне, не вызывают сомнений. Но историки и экономисты, что вполне естественно, обсуждают также другие вопросы: о степени оптимальности сталинской политики, о соотношении затрат и результатов, о качестве советской индустриальной системы. В различных публикациях можно встретить самый простой ответ на такие вопросы: сталинская политика была единственно возможной и неизбежной. Однако таким декларативным предположениям противоречат многие факты. Как мы видели ранее, само сталинское правительство реализовало на практике по крайней мере две различные модели экономического курса. Основными чертами первой пятилетки стало игнорирование экономических методов управления и стимулов роста, ставка на штурмовое наращивание инвестиций в тяжелой промышленности и возрождение практики «военного коммунизма» в деревне. В годы второй пятилетки власти отказались от не оправдавшего себя левацкого курса. Более умеренное и расчетливое наращивание капитальных вложений сопровождалось активизацией экономических регуляторов, спасительными уступками крестьянам, которые получили право на личные подсобные хозяйства, и т. д. Это позволило добиться существенных результатов с гораздо меньшими издержками. Скорее всего, модели второй пятилетки можно было следовать с самого начала. Если бы не решения Сталина, первая пятилетка могла осуществляться, по крайней мере, более разумными методами, реализованными в годы второй.
К любопытным выводам могут привести сравнение советского и мирового опыта индустриализации, сопоставление сталинской и российской дореволюционной индустриализаций. Известно, что в течение целых пятидесяти лет (1860–1913 гг.) средние темпы развития российской крупной промышленности составляли около 5 процентов в год, достигая в моменты циклического подъема и более высоких показателей[959]. Хотя советская индустриализация довоенных пятилеток выигрывала соревнование по темпам промышленного прироста, общая картина экономического развития была более сложной. Форсированное создание тяжелой индустрии проводилось за счет разрушения деревни, недоразвития легкой промышленности и социальной сферы, падения уровня жизни населения. Огромные социально-экономические диспропорции, прежде всего между промышленностью и сельским хозяйством, в конечном счете отрицательно влияли на саму промышленность и тормозили технический прогресс.
В целом имеющиеся сегодня исследования позволяют лучше понять основные черты, силу и слабости сталинской модели индустриализации. С одной стороны, она позволяла мобилизовать ресурсы на решение отдельных приоритетных задач, прежде всего создание мощного военного потенциала. С другой – была недостаточно эффективна, требовала огромных материальных затрат и тяжелых жертв от народа. Созданная при Сталине сверхцентрализованная экономика была не слишком восприимчива к техническому прогрессу, в ней отсутствовали внутренние стимулы для совершенствования и гибкости. Такая система, уязвимая с самого начала и временная по своей сути, давала все более очевидные сбои еще при жизни Сталина. Осознавая необходимость срочных изменений, наследники Сталина в считаные месяцы после его смерти инициировали важные реформы, которые позволили улучшить положение сельского хозяйства, социальной сферы, добиться существенного технического прогресса. СССР вступил в высший этап своего развития, в эпоху космоса и социальной стабильности, основанной на росте благосостояния. Сравнение сталинского и послесталинского этапов истории советской социалистической системы остается важной нерешенной задачей для историков.
Если воздействие фактора Сталина на создание определенного типа нерыночной мобилизационной экономики требует дальнейшего изучения, то его решающая роль в организации массового террора уже не вызывает никаких сомнений. В многочисленных исследованиях, проведенных на основе архивных документов, показано, что именно Сталин был инициатором и руководителем основных карательных кампаний 1930-х – начала 1950-х годов. Личные качества Сталина: подозрительность, безжалостность, склонность к крайностям – сыграли определяющую роль в том, что государственный террор, очевидно являющийся неотъемлемой чертой тоталитарной власти в принципе, приобрел столь значительные масштабы и жестокость. Крайности и эксцессы террора являлись излишними даже с точки зрения потребностей диктатуры, а поэтому не только не усиливали, но ослабляли ее[960].
Вопреки тщательно культивируемому почитателями Сталина мифу, жертвами массовых репрессий были не столько бюрократы, якобы наказанные вождем за произвол, сколько многие миллионы обычных людей. Что касается чиновников, то степень их номенклатурной безопасности не следует преуменьшать. Действительно, в 1936–1938 гг. Сталин провел большую кадровую чистку, в ходе которой значительная часть старого аппарата была уничтожена и заменена молодыми выдвиженцами. Однако в дальнейшем номенклатурных работников в целом оставили в покое. В последние 15 лет правления Сталина наблюдались в основном перестановки работников с одного поста на другой в рамках устоявшейся номенклатурной колоды. Аресты среди руководителей всех уровней были сравнительно редкими[961].
Нет никаких оснований преувеличивать также успехи сталинского режима в борьбе с коррупцией. Судя по документам, такая цель никогда не входила в число политических приоритетов вождя. Главным качеством для номенклатурного работника была вовсе не моральная чистоплотность, а безграничная лояльность и способность выполнять директивы центра. Сам Сталин хорошо знал слабости человеческой натуры и активно использовал их в своих интересах. Когда Министерство государственного контроля в 1948 г. выявило массовые случаи взяточничества и обогащения руководителей в Азербайджане, Сталин однозначно встал на сторону служившего ему верой и правдой руководителя республики М. Д. Багирова. Он лишь слегка пожурил азербайджанских руководителей и существенно ограничил права Министерства госконтроля при проведении проверок ведомств и регионов[962]. Учитывая такую позицию Сталина, неудивительно, что известные массовые злоупотребления с трофейным имуществом и махинации в период проведения денежной реформы составляли лишь вершину огромного айсберга. Благосостояние советских руководителей резко выделялось на фоне крайне низкого уровня жизни основной массы населения страны. К тому же чиновники и их окружение в известной степени пользовались судебным иммунитетом – рядовые граждане и начальники не были равны перед законом.
Жизненные реалии простого советского человека в сталинскую эпоху даже приблизительно не соответствовали современным мифам, скроенным по лекалам официальной советской кинохроники. Парады, ликование, праздники составляли лишь некоторую часть действительности. Будни были заполнены тяжелой борьбой за существование. Недостаток продовольствия и промышленных товаров, постоянные очереди, ужасные жилищные условия, слабая защищенность от произвола чиновников и карательных органов, жестокость законов дополнялись многочисленными ограничениями. Значительная часть населения, прежде всего крестьяне, не имели паспортов, а поэтому были лишены права свободного передвижения. Столицы и многие крупные города являлись режимными местностями, в которых запрещалось проживать многим гражданам. За самовольный переход с одного места работы на другое отдавали под суд. Множество женщин пострадали из-за запрета на аборты, которые все равно проводились, но подпольно, в антисанитарных условиях. Устойчиво росло только о