[47].
Упорнейшие бои развернулись в тот день в районе Мамаева кургана, на берегу Царицы, в районе элеватора и на западной окраине пригорода Минина. Стремясь во что бы то ни стало добиться успеха, враг применял самые коварные методы борьбы. Он менял направления своих ударов, пытаясь ввести нас в заблуждение, перекрашивал свои танки под цвет советских и изображал на них пятиконечные звезды.
Во второй половине дня отдельные группы вражеских автоматчиков из района высоты 112.5 по оврагам просочились к городу к к 17 часам вышли к вокзалу Сталинград-I. Завязались напряженные уличные бои. К наступлению темноты гитлеровцы уже держали под ружейно-пулеметным огнем центральную переправу через Волгу. Особо ожесточенное сражение произошло в районе Мамаева кургана; ценою неимоверных потерь врагу удалось овладеть господствующей над городом высотой 102.0 (Мамаев курган).
Все тяжелее становилось положение в городе. Резервов по-прежнему не было. Центральной переправе через Волгу угрожала непосредственная опасность. Немцам казалось, что еще одно усилие, последний напор – и они овладеют Сталинградом, а нас опрокинут в Волгу.
В этот сложный и тяжелый период боевых действий под Сталинградом пришлось освободить командарма 62‑й генерал-лейтенанта А.И. Лопатина от занимаемой должности. В армии произошел из ряда вон выходящий случай.
Я знал Антона Ивановича давно, еще в мирное время. Он два раза был у меня в подчинении: командовал 6‑й Чонгарской дивизией в мою бытность командующим 6‑м кавалерийским корпусом и позже, перед войной, когда я был командующим 1‑й Отдельной Краснознаменной армией на Дальнем Востоке, он командовал корпусом. Это был способный генерал, хорошо подготовленный, энергичный, храбрый.
Товарищ Лопатин в должности командующего 62‑й армией под Сталинградом провел почти полтора месяца самых напряженных боев. И если сейчас мы славим воинов 62‑й армии, ее бойцов, офицеров и генералов, то нельзя забывать и А.И. Лопатина; его заслуги несомненны. Учитывая, что 62‑я армия уже трижды попадала под удар главных сил противника, терпела в связи с этим серьезные неудачи и под ударами его превосходящих сил отступала, я все время уделял этой армии самое пристальное внимание. Вместе со своим командным пунктом я почти постоянно находился на участке этой армии, КП которой располагался позади моего в районе высоты 102.0; мой же был поближе к переднему краю на реке Царица. Этим я поддерживал моральный дух войск, укреплял в них веру в успех нашей борьбы за Сталинград, показывая тем самым, что штаб фронта твердо остается на месте и не собирается сдавать город.
Когда же наш КП оказался под непрерывным огнем автоматчиков противника, что затрудняло подход и выход из него и вообще лишило аппарат штаба возможности работать, мы вместе с оперативной группой передвинулись на насколько сотен метров назад поближе к Волге, оставаясь при этом впереди КП 62‑й армии.
С генералом Лопатиным установили две линии связи: одну прямую, другую – через центральную станцию. Сам факт расположения штаба фронта (вернее, двух фронтов) на участке 62‑й армии способствовал прочности и непрерывности нашей связи. Управление было повседневным и твердым, если не сказать жестким. Так длилось много дней. Мне казалось, что мы тесно связаны с 62‑й армией, что я хорошо знаю ее положение, характер ее борьбы и т. д. Так оно и было. Но 6 сентября произошел случай, вероятность которого даже трудно было себе представить. Во исполнение решения Ставки Верховного Главнокомандования мной был издан приказ «Ни шагу назад!», который был нарушен генералом Лопатиным – он самолично отвел 28‑й танковый корпус (корпус был, по сути дела, без танков, а усилен противотанковым батальоном) на 3 километра на новые позиции без давления со стороны противника, чем тот сразу воспользовался и на наших плечах продвинулся вперед. Отвод с подготовленных в течение 12 дней позиций поставил наши войска в невыгодное положение. Наше оперативное положение серьезно ухудшилось, так ранее, находясь в районе разъездов Конный и Древний Вал, войска занимали выгодное положение, создавая угрозу флангам противника, прорвавшимся в район Латашанка, Рынок. Удерживая этот район, мы были близки к тому, чтобы в ближайшем будущем соединиться с войсками Сталинградского фронта, действовавшими с севера, и замкнуть кольцо вокруг немецко-фашистских войск, прорвавшихся к Волге в районе Латашанка.
И вдруг это неожиданное, совершенно ненужное, прямо-таки вредное оставление таких важных позиций. Нам был дорог каждый метр сталинградской земли, а тут отдаем такой большой участок. Правый фланг и центр 62‑й армии, в особенности те войска, которые действовали на Орловском выступе, теперь были зажаты с трех сторон. Тем самым враг получил возможность обстреливать Сталинград артиллерийским огнем.
Такое нарушение приказа нельзя простить никому. Посоветовавшись с Н.С. Хрущевым, мы вынуждены были освободить генерал-лейтенанта Лопатина от должности и допустить к исполнению обязанностей командующего 62‑й армией начальника штаба этой армии генерал-майора Н.И. Крылова, о чем тут же было доложено в Ставку. Наше решение утвердили.
Конечно, это была крайняя мера, однако в условиях войны необходимо принимать подобные решения немедленно не только с чисто правовой или уставной стороны, а главным образом для того, чтобы дать почувствовать войскам, как строго карают виновных за неисполнение приказа, за нарушение воинской дисциплины. Дружба дружбой, а принципиальные вопросы государственной важности должны быть всегда на первом плане.
После выбытия товарища Лопатина мы стали тщательно присматриваться к генералу Крылову, временно вступившему в командование армией. Сначала даже предполагалось просить Ставку оставить его командармом: будучи хорошим штабным работником, он, бесспорно, имел такие данные, которые позволили бы ему значительно вырасти в оперативно-боевом отношении и достойно занимать пост командующего. Однако нас удержало соображение, что такого начальника штаба, как Крылов, с его огромнейшим опытом борьбы в Одессе и Севастополе, подобрать в 62‑ю армию будет очень трудно. Обстановка же в Сталинграде усложнялась. Решили сохранить товарища Крылова на должности начальника штаба.
Пристально занимаясь подбором достойной кандидатуры на должность командующего армией, я оценивал и взвешивал качества многих известных мне командармов, их заместителей, других генералов. Выбор пал на заместителя командующего 64‑й армией генерал-лейтенанта В.И. Чуйкова. Ему были свойственны многие положительные качества: решительность и твердость, смелость в принимаемых решениях и большой оперативный кругозор, высокое чувство ответственности, сознание своего долга и многое другое. По мирному времени товарищ Чуйков был хорошо мне известен, да и сам он хорошо знал меня. Кроме того, он находился недалеко и мог немедленно вступить в командование.
Все эти соображения были немедленно (по ВЧ) доложены И.В. Сталину; мы просили назначить товарища Чуйкова командующим 62‑й армией. И.В. Сталин, всегда относившийся к подбору кадров очень строго, спросил меня, достаточно ли хорошо я знаю товарища Чуйкова.
Такой вопрос был задан не случайно: в Ставке о Чуйкове сложилось не совсем правильное мнение, причем обусловленное не недостатками Чуйкова, а главным образом предвзятым отношением к нему со стороны некоторых в то время старших начальников.
Я ответил товарищу Сталину, что Василия Ивановича знаю хорошо, изучил его как военачальника, продумал целесообразность его назначения, уверен, что на него можно положиться и что назначение его в данных условиях наиболее целесообразно. Я просил утвердить наше совместное с Хрущевым решение. Товарищ Сталин не сразу согласился с нашим предложением.
Конечно, в тот период у Василия Ивановича Чуйкова имелись недостатки. Он, например, с трудом соглашался с решениями высших штабов, подчас даже пренебрегал ими. Порой выдвигал нереальные планы, несоразмерные с силами, средствами и временем, которыми он располагал. Все это я знал, но не это было главным в руководящей и военной деятельности товарища Чуйкова. Вскоре он стал не только освобождаться от подобных своих слабостей и «болезней», но и прекрасно «лечить» других.
Как только вопрос о назначении Чуйкова командующим армией был решен, я немедленно вызвал его из 64‑й армии. Василий Иванович прибыл очень быстро.
Сейчас точно не помню, но, кажется, часов около 10 утра я шел в палатку позавтракать (наш командный пункт в это время находился в маленьком леске около деревни Ямы). На полпути меня остановил генерал Чуйков, доложивший:
– Товарищ командующий, генерал-лейтенант Чуйков по вашему приказанию прибыл.
Поздоровавшись, я предложил вместе позавтракать, Василий Иванович отказался – уже успел перекусить у начальника штаба фронта. Почти час мы беседовали, прогуливаясь возле землянки, иногда, правда, задерживая шаг – мешали гитлеровские снаряды, которые ложились рядом с командным пунктом.
Я расспросил о делах в 64‑й армии, задал ряд общих военных вопросов. Мы говорили о технике и ее применении, о характере борьбы на нашем фронте и ее особенностях.
Признаюсь, что я «прощупывал» Чуйкова в отношении его взглядов на перспективы войны, выяснял его мнение о тактике врага, по ряду других вопросов. К моему удовольствию, Василий Иванович, далекий от какого бы то ни было пессимизма, был настроен положительно. Меня радовала его твердая уверенность в нашей победе над врагом, в наших преимуществах перед ним.
О конечной цели нашей встречи Чуйков не догадывался.
– Василий Иванович, я вызвал вас затем, чтобы предложить новую должность… – начал было я и остановился, пристально взглянув на него.
Всегда сдержанный Чуйков слегка встрепенулся, ответив мне таким же пристальным взглядом.
– …должность командующего 62‑й армией. Как вы на это смотрите?
– В этом отношении, конечно, неплохо, – спокойно ответил Чуйков, употребляя свое излюбленное словосочетание «в этом отношении».