Груз, доставленный в Ленинск, перевозили оттуда на грузовиках и лошадях к западному берегу Волги, а затем через реку на разнообразных плавсредствах доставляли в Сталинград. Зачастую поезда шли один за другим буквально нескончаемым потоком.
Строительство секретной железной дороги, несомненно, обнаруживает положительные аспекты сталинского правления: его умение мобилизовать экономику, его дальновидность и его знаменательное внимание к деталям. Ветераны убеждены, что, оставаясь в столице, Сталин вполне контролировал ход битвы. Из этого логично заключить, что попытки принизить его роль в происходящем нелепы. Тем не менее данный вопрос весьма сложен и вызывает эмоциональные дискуссии, как и все сталинское наследие. Высказывая разные точки зрения, исследователи подвержены влиянию той или иной политической идеологии, и тем сложнее увидеть истинную картину.
Так или иначе, Сталинград был городом Сталина в полном смысле этого слова. Вождь способствовал его индустриализации и восстановлению и понимал лучше, чем кто-либо другой, его экономическое и политическое значение, а также возможные последствия его перехода в руки врага.
Стремительное немецкое продвижение в глубь России и Украины летом 1942 года привело в напряжение советскую экономику. Многие заводы были эвакуированы за Урал, однако они не могли на новом месте сразу начать производить продукцию в прежних объемах. Ужасная нехватка ощущалась буквально во всем. Это резко снижало возможности и волю к сопротивлению у русских во время их отступления к Сталинграду. Однако к моменту начала боев в городе советская экономика была уже полностью мобилизована, и картина начала меняться.
Говоря об этом, Фортов отмечает: «Сталин отдал приказ построить секретную железную дорогу, и то, ради чего она строилась, значило для нас чрезвычайно много. Мы отстаивали свою тяжело давшуюся победу в индустриализации страны, которую немцы хотели отнять у нас. Мы все знали, что это был вопрос жизни и смерти: если бы немцы смогли захватить Баку и наши нефтяные месторождения, последствия оказались бы катастрофическими. Я был лейтенантом и в силу этого оставался весьма далек от большой политики, но, будучи патриотом, я не мог смотреть без боли на то, сколько земли и ресурсов мы оставляем немцам. Нужно было прекратить отступать, и Сталинград представлялся как раз тем местом, где следовало переломить ход войны. Но только построив железную дорогу, Сталин сделал такой перелом возможным».
Анатолий Козлов развивает эту мысль: «Сталин сделал много ошибок, но он обладал истинным даром предвидения. Возводить укрепления вокруг Сталинграда он начал еще в декабре 1941-го. Я диву даюсь: неужели еще тогда вождь предвидел, что именно это место может стать полем решающей битвы с фашизмом».
Летом 1942-го Сталин бросил все силы, чтобы сдержать немецкий натиск. После поражения его армии под Харьковом, когда около четверти миллиона русских войск были окружены и разбиты врагом, он сделал серьезные перестановки в руководстве Южного фронта: Тимошенко был заменен Горловым, а когда немцы достигли Донского бассейна, был назначен новый командующий – Еременко.
Казалось, что возможности обороны страны уже исчерпаны и ничто не остановит немецкое наступление. Тем не менее Козлов уверенно говорит: «Я глубоко убежден, что Сталин, даже оставаясь в Москве, лично контролировал все происходящее на Сталинградском фронте. Это был его город, у него был опыт боев в этой местности, и он хорошо ее знал. Сталин послал в Сталинград многих своих ключевых руководителей (Маленкова, Жукова, Василевского, Устинова), чтобы они напрямую докладывали ему о ситуации. Для него был крайне важен исход битвы».
Слова ветеранов вполне резонны. Однако наивно полагать, что подобная уверенность в значимости битвы (даже если сам Сталин обладал ею в полной мере) могла быть с легкостью передана рядовым бойцам. С первых дней неимоверного натиска немцев на город у многих возникли серьезные опасения, что Сталинград сдастся или погибнет.
В решимости Сталина была и ужасающая обратная сторона – его пренебрежительное отношение к человеческой жизни и безопасности мирного населения Сталинграда. Жители города были оставлены на произвол судьбы на передовой развивающейся битвы. Тем не менее Козлов подчеркивает: «Когда мы отступали к Волге, то все ожидали какого-то жесткого волевого решения, которое спасет ситуацию».
Что примечательно, Сталинград имеет давнюю боевую историю. Город начал свою жизнь как пограничная крепость и стал суровым полем битвы во время Гражданской войны в России. Даже предания старины здесь пронизаны ратной мифологией. Так, название Мамаева кургана, который во время Сталинградской битвы оказался возвышенностью, господствующей над основной частью города, как гласит легенда, связано с именем татарского военачальника Мамая. Если же посмотреть кинохронику Сталинградского сражения, мы увидим на месте города руины, в которых, однако, каждое разрушенное строение превратилось в крепость, достойную битвы с татарами. Но нельзя забывать, что совсем незадолго до этого город был крайне уязвим для противника. Сталинград, распростершийся вдоль западного берега Волги, с его широкими улицами, проспектами и практически не защищенными окрестностями, выглядел беззащитным и словно приглашал немцев к вторжению.
Уязвимость города
Генерал Николай Крылов, начальник штаба 62-й армии, позднее писал: «Враг пошел на штурм города, предварительно овладев грядою отделяющих его от степи, господствующих над местностью высот. Город, растянувшийся вдоль Волги, лежал перед ними узкой полосой: нигде не шире трех километров, а во многих местах гораздо у́же. Насквозь простреливаемый, он пересекался к тому же прямыми, ведущими к волжским откосам улицами».
Но Крылов отмечал: «И тем не менее грозная ударная сила, нацеленная на то, чтобы с ходу, и не в одном месте, пробить эту узкую полосу города, смогла лишь врезаться в нее».
Создание хорошо укрепленной линии обороны среди городских руин стало ключевым фактором окончательного успеха Красной Армии. В начале битвы город, напротив, был крайне уязвим. Мережко вспоминает об этом: «Рельеф местности вокруг Сталинграда давал немцам громадные преимущества. Западные окрестности города значительно возвышались над его восточной частью, поэтому враг со своих позиций мог легко обозревать нашу линию обороны, причем не только передовую, но даже заглядывать в глубь позиций. Кроме того, речные притоки, впадавшие в Волгу с возвышенностей, открывали широкие тактические возможности для противника: там могли укрыться их танки и пехота».
Когда немецкие войска пробились к Рынку 23 августа 1942-го, это также создало им дополнительные тактические преимущества: гитлеровцы получили возможность вести прямой артиллерийский огонь по городу. Мережко так описывает эффект от происшедшего: «Наш солдатский телеграф работал довольно точно, и мы быстро узнали, что немцы достигли этой возвышенности на Волге и отбросили наших ребят. Мы контратаковали снова и снова, но наши попытки ни к чему не приводили. Немцы сумели удержать высоту до самого конца битвы. Наши огневые позиции располагались гораздо ниже, и это позволяло врагам палить по нам, как по уткам на озере».
Герберт Селле вспоминает: «Когда наши танки заняли высоту в пригороде рынка, недооценивая крутые западные берега Волги, то целая армия была полна надежд и предвкушений. После решительной победы на Дону происшедшее казалось нам веским аргументом, чтобы полагать, что Сталинград падет без особой борьбы и что серьезное сопротивление русских начнется только на восточном берегу Волги».
Значение удержания господствующей высоты в Сталинграде – и тактическое, и психологическое – в полной мере проявилось в борьбе за Мамаев курган, холм в центре города. Его широкие откосы были покрыты парковыми деревьями, а на его вершине располагались городские водонапорные башни. Обе стороны сражались за овладение курганом, не жалея себя. Для русских борьба за Мамаев курган приняла почти сакральное значение. Они верили: если потеряют курган, то потеряют и Сталинград.
К началу битвы за эту высоту немцы в полной мере господствовали в воздухе. Они проводили крайне интенсивные бомбардировки кургана. Мережко вспоминает: «Форма холма буквально каждую минуту изменялась перед нашими глазами». Это было противоборство, как признавал Чуйков, которое даже посреди ужасных сталинградских боев поражало своей жестокостью и бескомпромиссностью. Командарм вспоминает слова, ставшие священной клятвой защитников города: «Мы решили: мы удержимся на Мамаевом кургане, что бы ни случилось».
Линии обороны
Самым необычным в Сталинградской битве для военной практики было то, что она проходила в пределах главного городского центра. Почему так произошло? Надо сказать, что традиционно русские города были защищены серией дуговых линий обороны. Сталинград был окружен четырьмя линиями обороны, но они не представляли собой серьезного препятствия для немцев. Мережко комментирует это следующим образом: «Ставка издала приказ о создании четырех линий обороны для защиты города: внешняя линия протяженностью четыреста километров, средняя линия (сто пятьдесят километров), внутренняя (семьдесят километров) и городская линия. В возведении укреплений принимали участие полевые инженеры и местное население, но к моменту столкновения с врагом они были готовы процентов на тридцать».
Ситуация складывалась далеко не в пользу русских. «Мы пытались использовать естественные препятствия, – вспоминает Анатолий Козлов, – реки, лощины и овраги – и дорабатывали их. Но мы все еще рыли, когда подошли немцы. К этому моменту на наших позициях было установлено слишком мало тяжелых орудий и артиллерии. Огневой мощи было явно недостаточно».
Тамара Калмыкова, офицер связи 64-й армии, также отмечает плачевное состояние сталинградских оборонительных сооружений летом 1942 года: «Порою говорят, что в Сталинграде были сооружены прочные защитные сооружения, однако на самом деле многие наши траншеи и доты не были завершены в полной мере, когда немцы подступали к городу. Старики и даже дети работали почти восемнадцать часов в сутки под постоянной бомбежкой в последней отчаянной попытке подготовить их».