Впечатляющий карьерный рост Чуйкова в советской военной иерархии базировался не только на том, что он продолжил обучение, но и на его практическом опыте. Полковник Вайнруб служил под командованием Чуйкова в Белоруссии и впоследствии командовал его танковыми войсками в Сталинграде. Позднее он описал впечатление, которое производил на него Чуйков в 1938 году: «Проводимые Чуйковым тактические учения отличались новизной, поиском своих решений. Однажды я участвовал со своим подразделением в тактических учениях с боевой стрельбой. Чуйков требовал от наступающих вплотную прижиматься к огневому валу и врываться в окопы противника, не давая ему прийти в себя после артобстрела. Тогда это было новинкой, не у всех вызвавшей одобрение. Но как пришлась к месту такая тактика в Сталинграде».
Во время войны с Финляндией в 1939–1940 годах Чуйков продвинулся до командующего 9-й армией. Кампания началась катастрофически: несмотря на то что русские захватчики обладали численным превосходством, их наступление заглохло при столкновении с финнами, которые, отстаивая свою территорию, пользовались преимуществами знакомой местности и заставили играть себе на руку сложные погодные условия. Продвижение 9-й армии было остановлено, а затем она оказалась разбитой наголову гораздо меньшим финским формированием. Предшественник Чуйкова Духанов был обвинен в происшедшем: он расположил командный пост на слишком большом удалении от армии и в результате из-за разрыва линий связи потерял контроль над битвой.
Чуйков, который был командующим корпусом в начале кампании, предпринял решительный шаг. Он провел расследование происшедшего независимо от НКВД и направил его результаты напрямую Ворошилову, руководившему фронтом. Его критика базировалась на основополагающем принципе, которым он руководствовался во время Сталинградской битвы: общепринятые стратегические методы не срабатывают в принципиально новой ситуации. Русские развернули свои механизированные формирования в попытке уничтожить врага, однако, спрашивал он, что было причиной использования «дорожной стратегии» в регионе, где почти не было дорог? Вместо этого Чуйков предлагал изучить перспективы «битвы в особых условиях», на заснеженном севере, где «солдаты боятся леса и не могут ходить на лыжах».
В награду за откровенную оценку ситуации Чуйков получил командование 9-й армией. Духанов был отозван в Ленинград, но армейские дивизии к тому моменту были разрозненны и изнурены предыдущими боями, так что трудно было сделать большее, нежели стабилизировать их позиции.
Чуйков сделал это и взял в свои руки контроль над ситуацией. Его сын Александр показывал мне сохранившуюся в семейном архиве фотографию отца в конце войны, сделанную 12 февраля 1940 года. Под ней была гордая подпись: «Командир 9-й армии на его 40-й день рождения».
Некоторые историки полагают, что репутация Чуйкова упала в ходе неудачной Финской кампании, ставя под вопрос его соответствие пребыванию в высшем военном командовании. В качестве аргумента здесь обычно приводят то, что в декабре 1940 года Чуйков был отослан в Китай в качестве военного атташе, и, несмотря на периодические запросы о возвращении в действующую армию после 22 июня 1941 года, он оставался там до марта 1942 года, когда, наконец, был вызван в Москву. Однако он вовсе не был отправлен в «глухую ссылку». Его пост был очень значимым для того, чтобы отвлечь Японию от нападения на Советский Союз, и Чуйков лично беседовал со Сталиным перед отправкой в Китай.
После возвращения в Россию в мае 1942 года он был назначен командующим резервной армией и начал усиленно заниматься ее подготовкой. В этот период с Чуйковым приключилось несчастье: он получил серьезную травму в автомобильной катастрофе, на полное восстановление после которой ему понадобился год. В июле 1942 года его формирование было переименовано в 64-ю армию и отправлено на Южный фронт. Там Чуйков, по-прежнему передвигавшийся с помощью трости, впервые столкнулся в боях с 6-й немецкой армией.
Именно тогда Чуйков начал делать первые выводы о характере противника. С типичной для него внутренней независимостью он начал изучать повадки врага, что, откровенно говоря, требовало огромной смелости. Чуйков отмечал: «Ожидая первой боевой встречи с немецко-фашистскими войсками, я чувствовал, что мне, еще не искушенному в боях с таким сильным и опытным противником, прежде всего нужно изучать его тактику, сильные и слабые стороны». Работая над этим, он нашел свой путь достижения поставленной цели: «Я понимал, что в штабе армии мне не изучить противника. Поэтому старался чаще бывать в войсках, чтобы учиться у бывалых командиров, использовать опыт солдат». Чуйков отчетливо осознавал масштабы угрозы, с которой пришлось столкнуться. Он писал: «Наблюдать врага, изучать его сильные и слабые стороны, знать его повадки – значит драться с ним с открытыми глазами, ловить его промахи и не подставлять свои слабые места под опасный удар».
Чуйков быстро разглядел, что одной из причин успехов немцев были скоординированные действия пехоты, артиллерии и танковых войск, всегда проходившие при мощной поддержке авиации. Превосходство немцев казалось непреодолимым. Чуйков позднее так писал об этом:
«В современной войне победа невозможна без согласованного управления различными войсками, которое должно быть хорошо и эффективно организовано. Немцы как раз славились слаженностью и согласованностью действий. В боях их войска не опережали друг друга, а шли единой лавиной из людей и техники. За несколько минут до генеральной атаки в небе появлялась их авиация, которая бомбила и обстреливала наши позиции, заставляя вжиматься в землю оборонявшиеся войска. Только после этого их пехота и танки, поддерживаемые артиллерией и минометным огнем, обрушивались на наши военные формирования, почти не неся потерь».
Превосходство немецкой авиации было подавляющим. «В воздухе безраздельно господствовала авиация противника, – отмечал Чуйков. – Это угнетало наши войска больше всего».
Но именно во время подавляющего доминирования гитлеровской армии Чуйков начал находить слабые стороны врага, которые, по иронии судьбы, проистекали из излишней приверженности немцев к одним и тем же методам, которые до поры до времени проявляли себя столь эффективно. Чуйкову бросилось в глаза, что немецкие танки неохотно идут в атаку без поддержки пехоты и авиации и что немецкая пехота предпочитает ближнему бою расстреливать противника издалека автоматными очередями на открытой местности. Он понял, что немцы привыкли к стандартному ходу боев. Для достижения успеха достаточно было лишь на шаг оказаться впереди врага.
Однако достигнуть этого на словах было легче, чем на деле. Мережко отмечает:
«Чуйков понимал, сколь сложной была стоявшая перед ним задача. Немцы обладали двумя бесценными козырями: большей мобильностью и значительно лучшей системой связи. Благодаря этому они могли легко упредить наши действия. Но даже если наши маневры становились неожиданными для врага, преимущества, которые мы получали, оказывались недолговременными».
Здесь Мережко приводит такую статистику: «Каждая немецкая дивизия летом 1942 года имела в своем составе около 830 грузовиков, 60 тягачей и 500 мотоциклов. Каждая наша дивизия обычно располагала лишь 150 грузовиками без какого-либо моторизированного транспорта. Пехотные роты немцев были оснащены радиостанциями, и поэтому они могли связываться с артиллерией, танками и разведывательными отрядами. Кроме того, у них были радиоприемники для связи с авиацией. Управляя наступлением, они могли согласовывать действия пехотных формирований в радиусе 50–60 километров, а танковых войск – в радиусе 300 километров. Если это сравнить с тем, чем обладали мы, можно сказать, что мы оставались в каменном веке».
Чуйков был прав, сказав: «Связь по-прежнему была нашим слабом местом на втором году войны». 23 июля 1942 года ему пришлось вылететь на самолете-разведчике «У-2», чтобы определить местонахождение войск его армии. Самолет Чуйкова был атакован немецким летчиком и после очередной атаки противника ударился о землю и разломился пополам. Только чудом Чуйков и его пилот остались живы, отделавшись незначительными повреждениями.
Вскоре после этого Чуйков был направлен на южный фланг 64-й армии, чтобы стабилизировать ее оборону. У него был лишь один радиопередатчик, который вскоре оказался уничтожен в ходе немецкой бомбардировки. Командующий остался без радиосвязи. Несмотря на столь невыгодное положение, Чуйков сумел ценой чрезвычайного волевого усилия скоординировать подчиненные ему войска и приготовиться к встрече с врагом.
Немцы начали пересекать реку Аксай, и Чуйков должен был помешать успешному развитию их наступления. Он решил нарушить привычный для них ход событий и на рассвете 6 августа нанести артиллерийский удар по скоплению войск противника на исходных позициях, а затем массированной контратакой отбросить его пехоту за реку Аксай. Неожиданный маневр заставил немцев отступить. Чуйков сумел оттеснить врага, сорвав его планы строительства переправы для танков. На следующий день он повторил тот же маневр, но уже в сумерках, когда немецкие самолеты не могли нанести ответный удар. Успех окрылил Чуйкова: «Впервые мы не только сдержали напор противника, но он при этом был крепко побит и отброшен». Смелые действия командарма остановили продвижение немцев и стабилизировали южную часть фронта.
Достижения Чуйкова произвели впечатление на Верховное командование, и вскоре он был назначен командующим 62-й армией. В его удачной тактической находке, позволившей задержать немецкое наступление, уже угадывались зародыши стратегических новшеств, которые воплотились в уличных боях в Сталинграде. Личные качества Чуйкова, его смелость, находчивость и решимость в удержании позиций положительно влияли на настроения солдат. Он проявил необычайный дар – умение найти слабые места у казавшегося непобедимым противника. Как подчеркивает Мережко, «Чуйков старался вникнуть в происходящее гораздо тщательнее, чем другие военачальники его ранга». Его способность проанализировать ситуацию на фронте и принять своевременные решения оказалась решающей в Сталинграде.