Однако немецкие бомбардировщики теперь разглядели свои цели. Василий Гроссман так описывал происходившее тогда: «Метрах в пятидесяти от баржи вдруг выгнало из воды высокий и тонкий голубовато-белый столб с рассыпчатой вершиной. Столб обвалился, обдав людей обильными брызгами, наплескав водой на дощатую палубу. И тотчас еще ближе вырос и обрушился второй столб, за ним – третий. А в это время немецкие минометчики открыли беглый огонь по начавшей переправу дивизии. Мины рвались на поверхности воды, и Волга покрывалась рваными пенными ранами…»
Но затем баржа, полная солдат, была поражена прямым попаданием. «Вспыхнуло пламя, баржу окутал черный дым, и тут же до нас донесся грохот взрыва и протяжный крик, который был словно порожден этим грохотом. – Иван Щилаев никогда не позабудет этот момент. – Баржа продолжала маневрировать, но затем огонь охватил ее верхние палубы, и сила взрыва потрясла Волгу. Когда дым рассеялся, на месте баржи мы увидели одни лишь только расходящиеся волны. От такого зрелища кровь стыла в жилах».
Но другие плавсредства продолжали движение. Приближаясь к городу, сидевшие в них солдаты все отчетливее слышали грохот взрывов и треск тяжелых пулеметов. Враг усиливал огонь. От разрывавшихся в воде снарядов и бомб брызги высоко взмывали в воздух. Альберт Бурковский видел, как свежие войска приближались к набережной: «Мы лежали на земле. Все было в огне, везде был дым. На лодки сбрасывали бомбы, в них попадали снаряды. Я видел большую баржу, полную солдат в шинелях, с гранатами, саперными лопатками, боеприпасами и пулеметами, утонувшую прямо у меня на глазах. Бомба угодила и в лодку самого Родимцева, большинство находившихся в ней людей погибло, но она как-то дошла до берега. Я не знаю, как мы сумели выжить, наверное, исключительно благодаря силе воли. Позднее Родимцев говорил мне: «Я не мог себе позволить оказаться убитым, я должен был осуществлять командование войсками». Та переправа была столь ужасной, что, я думаю, во время нее больше людей погибло, чем достигло другого берега».
13-я гвардейская дивизия понесла ужасные потери. «Больше половины бойцов, переправлявшихся тогда, погибло, – подтверждает Анатолий Козлов. – Но остальные продолжали прибывать в город».
Немцы удерживали большую часть набережной и открывали по баржам минометный и пулеметный огонь. «Не оставалось времени, чтобы высадиться на берег, – вспоминает Иван Щилаев. – Солдаты выпрыгивали в воду и сразу начинали атаку». Отчаянная ситуация побуждала бойцов к действию. «Гвардейцы были настроены предельно решительно, – вспоминает Бурковский. – Собравшись вместе, они закричали «ура» и, не останавливаясь, пошли вперед. У немцев была господствующая позиция, но, я думаю, они не были готовы к столь свирепой атаке».
Шедшие в атаку гвардейцы были полны воли не отдать Сталинград врагу. «Тяжело найти слова, чтобы описать бой, который я видел, – рассказывает Гамлет Даллакян. – Один солдат остался совершенно безоружным, рана на его голове кровоточила, и его гимнастерка была покрыта кровью. Несмотря на это, он подбежал к немцу и свернул его шею голыми руками. Он перебросил тело врага через плечо так легко, словно в нем открылся источник какой-то невероятной силы, и, не оглядываясь, ринулся к следующему. Гвардейцы в буквальном смысле слова бросали себя в битву. В ушах разрозненных защитников береговой линии словно звучало в ушах: «Держитесь, держитесь! Мы идем на помощь!»
Немцы заняли высокую речную набережную и встретили продвижение русских подавляющей огневой мощью. Казалось невозможным, чтобы советским бойцам удалось выстоять, и тем не менее они сумели это сделать. В свирепом рукопашном бою солдаты Родимцева отбили у немцев один из ключевых опорных пунктов – Мельницу, возвышавшуюся над Волгой, и обеспечили защиту речной переправы. Новые тысячи бойцов дивизии получили возможность переправиться на западный берег в течение ночи. К концу этого ужасного дня защитники Сталинграда сумели удержаться в городе.
В последующей советской историографии битвы многие события 14 сентября замалчивались и говорилось, что все гвардейцы пересекли Волгу в ночное время. Упоминание о массовой панике, которая вынудила Чуйкова и Родимцева вводить в битву свежие войска при свете дня, было слишком болезненным для советских властей. Считалось, что даже упоминание возможности поражения под Сталинградом порочит коммунистический строй. Как отмечал Гамлет Даллакян: «Мы не имели права говорить, что город мог быть сдан врагу».
Сегодня мы можем отдать дань таланту руководства Чуйкова, отваге Родимцева и героизму его солдат. Положение защитников города оставалось по-прежнему отчаянным. Но, оглядываясь на события 14 сентября, Иван Ерофеев ощущал громадную разницу: «Генерал Родимцев подвергался той же опасности, что и его бойцы, и успешно организовал оборону волжской набережной. Порою мне кажется, что именно с ним мы начали защищать Родину по-настоящему. Именно тогда мы стали, не жалея себя, сопротивляться немцам и держаться за родную землю. «Ни шагу назад!» с того момента стало реальностью для нас в Сталинграде».
Глава пятая. Мужество, рожденное отчаянием. Сентябрьские бои
14 сентября 1942 года Красная Армия удерживалась в Сталинграде с громадным трудом. Чуйков и состав его КП впоследствии много размышляли об этом судьбоносном дне. Врагу оставалось сделать последний рывок, чтобы захватить центральную паромную переправу. Командный пункт 62-й армии стоял абсолютно не защищенным на расстоянии всего шестисот метров от наступающих немцев. У русских не осталось резервов (отчет НКВД показывает, что 14 сентября даже заградотряды сражались на передовой). И тем не менее они смогли выстоять. Свою роль в этом сыграли решительное руководство и истинное мужество.
При этом становилась очевидной знаменательная слабость немецкого командующего Паулюса, заключавшаяся в его приверженности к методичным боевым действиям и неспособности пойти на риск, чтобы нанести решающий удар. Имея в виду события 14 сентября, Чуйков сказал: «Историки утверждают, что в великих сражениях у выдающихся полководцев нередко не хватало только одного батальона, чтобы добиться решающей победы. Я думаю, что у Паулюса в эти дни было много лишних батальонов, чтобы разрезать 62-ю армию пополам и выйти к Волге».
Русские получили шанс удержаться, но сколь отчаянным был этот шанс! Бои в Сталинграде в сентябре 1942-го оказались истинно героическими. Ряд знаменитых описаний тех боев создает обманчивое впечатление, будто город к тому моменту уже превратился в скопление неприступных крепостей и боевой дух немецкой армии таял на глазах от огромных потерь при попытках взять эти крепости. Однако реальная картина была совсем другой. Русские из последних сил пытались сформировать единую линию обороны и помешать широкомасштабному продвижению немцев. При этом враг был уже готов нести значительные потери ради достижения главных целей операции. Позиция защитников города оставалась исключительно сложной. Но именно в этих обстоятельствах они обретали несравнимое мужество, и становилось ясно, что легкой победы в Сталинграде немцам не видать.
Элеватор
С продвижением немцев к Волге южный Сталинград стал представлять для них весьма заманчивую цель. Без сомнения, это была наиболее уязвимая часть города. Достигнув реки у Купоросного и отрезав 62-ю армию от соседней 64-й, враг получил возможность воспользоваться своим прорывом для того, чтобы отбросить защитников города к балке реки Царицы и уничтожить их.
Михаил Серебряков подчеркивает, что речные балки, впадавшие в Волгу от западной степи, позволяли врагу проникать в глубь позиций русских:
«Для немцев оказалось крайне удобным расположение речных балок, поскольку они представляли собой нечто вроде серии дорог, ведущих к Волге. По ним могла ориентироваться авиация противника, через них просачивались пехота и танки».
Элеватор возвышался над южным Сталинградом и представлял собой легко распознаваемый объект, поэтому, когда Паулюс разрабатывал памятный знак для своих войск, который должен был быть приурочен к захвату Сталинграда, он собирался сделать фоновым изображением именно элеватор. По иронии судьбы, данное сооружение стало одним из примеров героического сопротивления немецким войскам.
Вечером 17 сентября отборный отряд, в котором было около пятидесяти гвардейцев и морских пехотинцев, занял здание для обороны против врага. Лейтенант Андрей Хозяинов, командир взвода морских пехотинцев, так описывает тяжелый бой, который за этим последовал: «В элеваторе горела пшеница, в пулеметах вода испарялась, раненые просили пить, но воды близко не было. Так мы отбивались трое суток – день и ночь. Жара, дым, жажда, у всех потрескались губы. Днем многие из нас забирались на верхние точки элеватора и оттуда вели огонь по фашистам, а на ночь спускались вниз и занимали круговую оборону. Наша радиостанция в первый же день боя вышла из строя. Мы лишились связи со своими частями».
Мережко подчеркивает, что удержать врага у элеватора было чрезвычайно важно: «Немцам требовались высокие точки, с которых можно было бы контролировать маршруты переправы через Волгу. С крыши элеватора как раз просматривались Волга и центральная паромная переправа. Враг хотел установить там тяжелые пулеметы и легкую артиллерию. Существовала и другая причина, из-за которой здание было столь значимым. Оно лежало в середине коридора, которым немцы разделили 62-ю и 64-ю армии. Они стремились создать мертвую зону, отбросив 64-ю армию дальше на юг, и тем самым усилить изоляцию защитников города».
Важно отметить, немцы хотели захватить элеватор невредимым. Это позволило бы им организовать в нем опорный пункт и воспользоваться хранившимися там запасами зерна. Они направили туда несколько танков и пехоту численностью около батальона.
15 сентября защитники элеватора отступили: немецкие танки вытеснили их с элеватора до того, как туда успел подойти гарнизон русских. Однако немецкая пехота не поспешила немедленно занять здание, и это давало Чуйкову шанс побороться за него. Мережко описывает решительные ответные меры, предпринятые командующим: «Скорость немецкого продвижения в этом секторе шокировала нас. Мы понимали, что они собираются сделать – отрезать нас от остального фронта и перекрыть поступления, которые наша армия получала через реку. Их армия прорвалась так быстро, что мы почти потеряли элеватор. К счастью, существовала серия подземных ходов, ведущих от Волги к элеватору, и Чуйков ею сразу воспользовался, направив солдат занять здание позади немецких позиций. Это было самоубийственной боевой задачей. Мы знали, что боеприпасы и вода очень быстро иссякнут, поэтому мы послали туда группу особо отобранных бойцов из наших лучших гвардейцев и морских пехотинцев, в которых мы были уверены, что они сумеют удержаться».