освещена в советской печати. Журналистское желание упростить факты в сочетании с работой коммунистической пропаганды создало версию происшедшего, всегда повторяемую на Западе.
Джон Эриксон в «Дороге на Сталинград» описывает, как «из Дома Павлова контролировались подступы по всему периметру… В течение сорока восьми дней Павлов отражал каждый штурм». Вильям Крэйг в книге «Враг у ворот» пишет, что общая численность гарнизона дома составляла двадцать четыре человека, «случайно собранных со всех регионов Советского Союза: Грузии, Казахстана, Узбекистана и Украины». Описывая дальнейшее сопротивление Дома Павлова, Крэйг добавляет: «На всех боевых картах 62-й армии дом на нейтральной территории теперь обозначался как Дом Павлова. Павлов упивался значимостью, которую он обрел».
Энтони Бивор обо всем этом рассказывает так: «Одним из самых знаменитых эпизодов Сталинградской битвы стала оборона Дома Павлова», которая длилась пятьдесят восемь дней. В конце сентября взвод автоматчиков из 42-го гвардейского полка русских овладел четырехэтажным домом, выходившим окнами на площадь, примерно в трехстах метрах от западного берега Волги. Командир взвода лейтенант Афанасьев в бою был ранен, и командование принял сержант Яков Павлов».
«Тем не менее многие ветераны хотят, чтобы дом именовался иначе, – говорит Анатолий Козлов. – Поскольку то, что пишут о нем многочисленные источники, не соответствует действительности». Что же произошло на самом деле?
Командир
Якову Павлову через некоторое время после битвы было присвоено звание Героя Советского Союза, и официальная история обороны Дома Павлова сделала его ее центральным героем. Советские источники всегда называют его руководителем небольшого гарнизона. Но Павлов не был командиром обороны дома. Мережко вспоминает: «Он возглавлял оборону лишь несколько дней, пока для этой цели не были присланы вышестоящие офицеры. Поскольку опорный пункт был крайне важен для нас, мы нуждались в ком-то, обладавшем большим боевым опытом руководства, в ком-то, кто уже командовал на уровне роты или батальона».
Георгий Потанский, один из ныне живущих защитников Дома Павлова, добавляет: «Павлов был самым младшим в командовании гарнизона нашего дома. Нами руководил капитан Наумов. Он был истинным героем нашей обороны».
Пятьдесят восемь дней
Поскольку в центре истории был поставлен Павлов, из этого следовало, что дом должен был удерживаться пятьдесят восемь дней: ночью 24 ноября Павлов был ранен при атаке соседнего опорного пункта «молочного дома» на площади 9 Января (так его называли бойцы за белую окраску, на его месте сегодня стоит Дом офицеров) и вывезен из Сталинграда. «Я был рядом с ним, когда это случилось, – рассказывает Потанский, – и видел, как его уносили. Он не принимал дальнейшего участия в битве. Но оборона дома продолжалась».
«Каждый повторяет – пятьдесят восемь дней, пятьдесят восемь дней, – говорит Иван Щилаев. – А что же произошло потом? Битва за Сталинград продолжалась, и нельзя сказать, что на этих пятидесяти восьми днях существование дома закончилось».
Настоящий командир дома, Наумов, погиб в атаке 24 сентября, и командование домом принял капитан Драган, который ранее сражался за железнодорожный вокзал и «гвоздильный завод». Драган осуществлял командование до 10 января 1943 года. В этот день подчиненные ему войска в составе семидесяти человек были переброшены вместе с 13-й гвардейской дивизией на завод «Красный Октябрь». Лишь небольшая группа солдат осталась в Доме Павлова. Когда Драган вновь вернулся туда 30 января, дом снова был захвачен немцами: «Они были в доме и в подвалах. Нам пришлось снова очистить его от фашистов».
Гарнизон
Гарнизон дома обычно описывают состоявшим из двадцати четырех бойцов, собранных со всех республик Советского Союза. Это совершенно неточно: «У нас никогда не было меньше семидесяти участников обороны, а порой их число доходило до сотни, – с уверенностью говорит Потанский. – И гарнизон состоял преимущественно из русских».
Название дома
Опорный пункт не назывался Домом Павлова во время битвы и тем более не был отмечен под таким названием на картах 62-й армии. Его всегда упоминали как дом на Пензенской улице. «Я был на Мельнице, когда мы услышали, что Дом Павлова отбит у немцев, – продолжает Потанский. – В течение нескольких часов мы отправили туда еще семь бойцов, а на следующий день еще тридцать. Потом направили туда отряд из пятидесяти человек, а вскоре из семидесяти. Наша часть полевых инженеров соорудила стометровый тоннель, соединявший подвал мельницы с Домом Павлова, и по нему туда поступало пополнение: пулеметчики, бронебойщики, пехотинцы и наводчики артиллерии. Я был в доме одним из наводчиков артиллерии. Ночью 28 сентября я прошел с офицером связи в дальний конец Дома Павлова, забрался на его верхний этаж и проделал дыру на крышу, чтобы разместить там свою позицию. Нам приходилось работать, не привлекая к себе внимания, поскольку немцы были как раз в квадрате под нами».
Потанский отмечает, сколь несправедливым было выделение советскими источниками двадцати четырех защитников Дома Павлова: «Пропагандисты всегда наступают себе на пятки. Наша оборона дома была героической, но не в том смысле, в каком ее описали они. Они хотели создать впечатление, будто врагу противостояла небольшая группа бойцов, и решили, что картина будет выглядеть более впечатляющей, если сказать, что гарнизон состоял из одних лишь пехотинцев. Но это означает исключение наводчиков, которые сражались бок о бок с остальными и вызывали огонь артиллерии на атакующих немцев. Наше участие в обороне дома было крайне важным. За участие в ней я был лично награжден Чуйковым».
Потанский убежден, что двадцать четыре имени были целенаправленно отобраны из многочисленного гарнизона в пропагандистских целях, чтобы показать, что защитники дома были небольшим отрядом, собранным со всех советских республик, и дружно сражались плечо к плечу. Однако подобное единство выглядит не слишком реалистичным. «На самом деле наш гарнизон состоял преимущественно из русских, – вспоминает Потанский. – А отношения с бойцами из других республик зачастую были крайне нелегкими. Командиром нашей артиллерийской части был армянин Николай Саркисян. Квадрат перед домом был усеян телами, и однажды ночью Саркисян приказал мне выйти из дома и убрать трупы. Это было совершенно бестолковым приказом: немцы постоянно запускали осветительные ракеты и меня очень быстро заметили. Раздалась пулеметная очередь, но я укрылся за грудой трупов. Я слышал, как в них врезались пули, но вскоре все затихло. Враг явно решил, что я мертв. Я пополз к окопу возле нашего дома, меня окликнули, и тут я понял, что Саркисян не подумал сказать мне пароль». «Мне повезло, – продолжает Потанский. – Если бы часовым оказался узбек или татарин, я был бы застрелен: они так плохо понимали по-русски, что было невозможно им что-либо объяснить. По счастью, часовой оказался русским. Он отвел меня к Наумову. «Потанский, – сказал он удивленно, – какого черта ты делаешь здесь?» Когда он услышал о приказе, отданном армянином, он тут же снял телефонную трубку: «Саркисян, е…ный умник! Какого черта ты послал парня на задание, не сказав ему пароля? Его чуть не убили!»
Солдатам Красной Армии импонировало то, как Павлов захватил дом, но при этом они также восхищались умением Наумова удержать его. Пропагандистское решение раздуть роль Павлова в его последующей обороне и совершенно вычеркнуть из нее Наумова стало значительной исторической несправедливостью.
«Отражая немецкие атаки, Наумов сражался плечом к плечу с остальными бойцами, – отмечает Потанский. – Он был истинным героем». Иван Щилаев соглашается: «Наумову даже не нужно было кричать: «За Родину!» Он сам был олицетворением этого призыва. Он всегда был в гуще боев, и его смелость передавалась остальным». Писатель Константин Симонов провел много времени с 13-й гвардейской дивизией в период битвы, и его повесть о боях за дома в Сталинграде «Дни и ночи» точно передает суть подобного руководства: «Пожалуй, сказать, что в эти часы он ими командовал, было бы не совсем верно. Он был рядом с ними, а они и без команды делали все, что нужно. А нужно было лишь оставаться на месте и при малейшей возможности поднимать голову, – стрелять, без конца стрелять по ползущим, бегущим, перепрыгивающим через обломки немцам».
Наумов отважно вел себя в боях, и его гибель произвела впечатление на каждого. 24 ноября гарнизону Дома Павлова было приказано развернуть атаку через площадь и отбить у немцев соседний опорный пункт «Молочный дом». «Это было очень сложной задачей, – рассказывает Щилаев. – Они сумели взять его, но у них не было достаточной огневой поддержки, и немцы быстро начали контратаку. «Молочный дом» представлял собой совершенно иное здание, и большая часть нашего гарнизона была убита и ранена. В ходе этого ужасного боя Павлова унесли на носилках, рядом с Ильей Вороновым, другим знаменитым защитником Дома Павлова, взорвался снаряд, в его теле обнаружили двадцать один осколок, но каким-то чудом он остался жив. Наумов пытался организовать действия бойцов, но был убит на глазах у всех».
Израненные остатки перегруппировались и отступили в Дом Павлова. Наумов погиб на дальнем конце площади, который теперь контролировали немцы. Но бойцы не могли бросить своего павшего командира. «Мы поклялись, что не оставим его тело, – вспоминает Потанский, – даже если погибнем все ради того, чтобы его забрать». Каждый выбрался наружу и медленно пополз через площадь. Когда немцы открывали огонь, бойцы прятались за телами убитых. Наконец они нашли Наумова. Потанский продолжает: «Охватившая нас радость тут же сменилась отчаянием. Мы не могли поднять его тело и оттащить его обратно к дому, не став при этом легкой мишенью для врага. Мы находились прямо у них под носом. Но одному из бойцов пришла в голову замечательная идея: использовать веревку. Мы обвязали Наумова несколькими длинными отрезками веревки и начали медленно и осторожно тащить его на нашу сторону площади. В конечном итоге мы внесли его в Дом Павлова. Мы положили его тело на шинель и отнесли в подвал, мы вырыли ему могилу и устроили надлежащие похороны. Солдаты стояли и плакали».