Каждый день, каждый час
Крепнет мужество в нас,
В бой идут молодцы-пехотинцы…
С черной свастикой гад
Не вернется назад,
Получив из винтовки гостинцы.
Если будет приказ,
Все готово у нас –
С неба смерть понесем оккупантам,
Мы тряхнем стариной
И порою ночной
Обернемся воздушным десантом.
Мы с отвагой дружны,
Потому и сильны.
Мы железною спайкой гордимся.
Нас ведет за собой
Командир и герой
Наш товарищ, полковник Родимцев.
История о двух Павловых
Одна из самых странных историй, которую рассказывают о сержанте Павлове, гласит, будто он впоследствии стал христианином и постригся в монахи: «Яков Павлов, Герой Советского Союза, после войны постригся в монахи, принял имя Кирилл и стал архимандритом в Троице-Сергиевой лавре под Москвой. Многочисленные прихожане ничего не знали о его славном боевом прошлом в Сталинграде. На сегодняшний день его здоровье очень пошатнулось».
Так писал Энтони Бивор в 1998 году (этот «факт» неизменно воспроизводился последующими историками битвы). «Все это очень интересно, – резко возражает вдова Павлова. – Но, насколько я могу знать, мой муж оставался коммунистом до того, как я его похоронила в 1981 году». Бивор спутал сержанта Якова Павлова с другим ветераном Сталинградской битвы, рядовым Иваном Павловым. Последний среди руин города наткнулся на страницы, вырванные из Евангелия, поднял их и начал читать. «Они стали утешением для меня в то ужасное время, – вспоминал он. – Я начал смотреть на вещи по-другому». Он сохранил эти страницы у себя до конца войны, впоследствии принял обет и был пострижен в монахи в Троице-Сергиевой лавре под именем Кирилл.
В фундаменте дома укрывалось несколько семей, попавших в гущу боев. Среди них была мать с двухмесячной дочкой. Девочка – ее звали Ксенией Селезневой – была очень слаба, но у бойцов не было никаких медицинских средств, чтобы помочь ей. «Это казалось невозможным, но нам хотелось вы́ходить ее, – рассказывает Потанский. – Когда мы разрушили часть стены дома, чтобы сделать огневую позицию, Илья Воронов нашел деревянную шкатулку с маленькой иконкой внутри. Мы повесили ее на шею девочке. Невероятно, но она выжила».
Сталинградские улицы были усеяны телами жителей и бойцов, и защитники города постепенно привыкли к этому. Но борьба за жизнь младенца среди ужаса битвы затрагивала струны души даже у самых очерствевших солдат. Щилаев вспоминает: «Мы все слышали о той маленькой девочке и об иконе, и это произвело величайший эффект на нас. Она стала символизировать нечто, что давало надежду всем нам. Она боролась за свою жизнь, и мы решили бороться вместе с ней. Наши солдаты самоотверженно работали, несмотря на огонь противника, и прорыли глубокие ходы к Дому Павлова. После этого мы смогли доставить ее в безопасное место».
Крылов был прав, говоря, что Дом Павлова стал символом сталинградской стойкости. Лозунг, прозорливо сказанный Чуйковым: «Каждый защитник города – непреодолимая преграда на пути врага!» – стал реальностью.
Глава седьмая. Михаил Паникаха. Анализ подвига
1 октября 1942 года в рабочем поселке завода «Красный Октябрь» молодой солдат по имени Михаил Паникаха, погибнув, проявил выдающуюся смелость. Охваченный пламенем от разбившейся бутылки с зажигательной смесью, он схватил другую, оставшуюся невредимой, бросился на немецкий танк и остановил его, сгорев вместе с ним. Этот самоотверженно отважный поступок стал одним из самых знаменитых сталинградских подвигов.
Солдаты узнавали о Паникахе из листовок с пометкой «Прочти и передай другому», которые вскоре начали ходить по армии. Они были озаглавлены «Бессмертный подвиг моряка-краснофлотца». На них был изображен охваченный пламенем боец, ринувшийся на немецкий танк. А под рисунком шел рассказ о судьбе Михаила Паникахи, переданный короткими, лаконичными фразами: «Его позицию атаковали танки. Морские пехотинцы встретили врага яростным огнем противотанковых ружей и гранатами. Немцы обладали численным преимуществом и продвигались вперед. Их танки стремились сровнять с землей окоп, в котором был Паникаха. У него закончились гранаты. Оглядевшись, он увидел две бутылки с горючей смесью. Ринувшись из окопа, он попытался поджечь одну из них, но бутылка разбилась. Воспламенившаяся смесь превратила его в живой факел, но он бросился к танку. Он осознавал, что не выживет. Одна последняя мысль двигала им – уничтожить немецкий танк. Когда машина была рядом, Паникаха, превозмогая адскую боль, разбил вторую бутылку о моторный люк».
Листовка заканчивалась призывом: «Товарищи, уничтожайте врага! Пусть честь, мужество и выдержка этого бойца будут примером для вас в борьбе с фашистскими гадами».
Паникаха проявил отчаянную смелость. Его поступок произвел глубокий эффект на армию и вдохновил других солдат жертвовать своими жизнями ради того, чтобы уничтожить как можно больше врагов. «В Сталинграде было много Паниках», – просто говорит Мережко. Распространение подобных подвигов стало значимой характеристикой битвы.
Каждый подвиг содержит свою историю исключительной смелости. Однако официальные источники зачастую не отдавали должной чести героям, излагали их поступки с излишне напыщенной риторикой и в то же время удивительно обезличенно. Чтобы понять, как Красная Армия обрела свое мужество в Сталинграде, мы должны заглянуть в глубь того, что стояло за подвигами отдельных бойцов, и понять, как они влияли на изменение боевого духа защитников города.
Боевая ситуация
То, в какое время происходили подвиги, служит ключом к пониманию многих из них. Истории о них распространялись по армии в критические моменты битвы, когда падал боевой дух. Несколько раньше, но тоже в сентябре, на окраине Сталинграда солдат 154-й бригады Илья Капланов также уничтожил немецкий танк, бросившись на него, когда его самого охватило пламя из бутылки с зажигательной смесью. Но именно подвиг Паникахи, а не Капланова, захватил воображение защитников города.
193-я дивизия, в которой был Михаил Паникаха, была направлена остановить продвижение немцев в северный Промышленный район Сталинграда 28 сентября 1942 года. Днем раньше враг начал очередное наступление на 62-ю армию, направив свои силы на север города и обойдя дивизию Родимцева, закрепившуюся в центральном Сталинграде. Интенсивные бомбардировки заставили войска Горишного отойти с вершины Мамаева кургана. Они закрепились на его северо-восточном склоне. Затем массированному немецкому наступлению удалось прорвать северные линии обороны 62-й армии, отбросив русских на километр. Защитники Сталинграда удерживали все меньше территории.
Анализируя события 27 сентября, Чуйков с печалью отмечал: «Еще один бой, подобный этому, и мы оказались бы в Волге». В этот кризисный момент, когда враги атаковали его собственный КП и линии связи с войсками были оборваны, он предпринял смелый и характерный для него шаг: решил, что руководство 62-й армии должно поднять дух солдат, появившись среди них в непосредственной близости к врагу. Его комиссар Гуров был направлен на КП противостоявшей страшнейшему натиску врага танковой бригады, его начальник штаба Крылов – на КП 95-й дивизии Горишного, а сам Чуйков – в 284-ю дивизию Батюка.
Чуйков шел на значительный риск, ведь армейский КП не мог функционировать в его отсутствие. Но он чувствовал, что в этот момент гораздо важнее показать бойцам пример смелости перед лицом врага. Мережко подчеркивает: «Эти действия продемонстрировали решимость нашего командующего продолжать бои за Сталинград. В особенно сложные периоды Чуйков, Крылов и Гуров оставляли наш КП и отправлялись в сектора, где угроза победы врага была особенно сильной. Это было практически инстинктивной реакцией».
Русские держались, но уже из последних сил. Чуйков был серьезно обеспокоен, что немцы сумеют прорваться и захватят завод «Красный Октябрь», разрубив 62-ю армию на две части. К счастью, у него появились свежие боевые силы. Ночью 27 сентября 193-я дивизия генерала Федора Смехотворова достигла реки, готовая занять позиции в рабочем поселке завода «Красный Октябрь».
Виктор Каташев вспоминает, как войска собрались на переправе через Волгу: «Город горел, и от этого огня не было видно ни луны, ни звезд. Только яркие полоски трассирующих пуль прорезали небо, похожие на причудливых разноцветных светлячков. Прожектора рыскали по небу, выискивая жертву».
Затем немцы обнаружили их. «Неожиданно вокруг стало светло, как днем. Дюжины осветительных ракет на парашютах зависли в ночном небе, освещая Сталинград и переправу».
За время переправы через Волгу 193-я дивизия подверглась плотному артобстрелу и бомбардировке (теперь немцы бомбили реку даже ночью) и потеряла много бойцов, офицеров и важного оснащения. Кроме того, ряд частей высадились не в том месте. После этого дивизия должна была найти назначенные ей рубежи обороны. Смехотворов прямо говорил об этом: «Занять оборону в незнакомом городе, ночью, без предварительной рекогносцировки – дело трудное».
Смехотворов разместил свой КП в бойлерной Дома специалистов неподалеку от волжской набережной. Там его штаб сразу же стал копировать на кальку выданную им карту Сталинграда, чтобы можно было вручить свои карты каждому из командиров полков. Смехотворов был особенно озабочен 883-м полком капитана Максима Насеко, которому нужно было удерживать левый фланг линии обороны от Зуевской улицы в рабочем поселке до Банного оврага. С другой стороны оврага размещались войска 284-й дивизии Баткжа. Немцы почти несомненно должны были нанести удар в стык дивизий, чтобы нарушить целостность линии обороны.
Баржа с батальоном связи была потоплена немецкими бомбардировщиками. Все радиооснащение пошло ко дну, что лишило Смехотворова возможности установить связь с соседями. Допрос нескольких захваченных военнопленных предвещал тревожное развитие событий: три немецкие пехотные дивизии и одна танковая дивизия соединились у завода «Красный Октябрь». Грандиозная атака была запланирована на следующее утро. «Их намерения были предельно ясны, – мрачно комментировал Смехотворов. – Завтра с утра они обрушатся на нас, чтобы сделать то, чего не удалось им сделать в центре города, – сбросить советские войска в Волгу».