Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии — страница 48 из 62

Несколько минут командующий 62-й армией смотрел, как лодки разгружались у береговой линии. Затем Чуйков отозвал Ткаченко в сторону. «Почему у вас так мало пехоты?» – спросил он с тревогой. «Не беспокойтесь, товарищ командующий, – ответил Ткаченко. – Мы загрузили лодки боеприпасами и провиантом. Пехота переправляется по понтонному мосту». 37-я гвардейская дивизия использовала альтернативную переправу через Волгу, известную как 62-я переправа, место высадки которой находилось позади завода «Красный Октябрь». Она была дополнена понтонным мостом, пересекавшим реку в районе Зайцевского острова. После того как немцы вывели из строя центральную переправу, это было последним уцелевшим водным путем 62-й армии, связывавшим восточный и западный берега Волги.

Чуйков, очевидно под впечатлением, несколько мгновений стоял безмолвно. Затем он улыбнулся: «Продолжайте двигаться так же быстро. Не буду отвлекать вас больше, капитан. Твои ребята великолепны. Усильте оборонные позиции в рабочем поселке Тракторного завода».

Небольшие эпизоды, подобные этому, много говорят о том, как действовала 62-я армия. Как уже описывалось, днем раньше армейское командование чуть не сгорело, когда его КП, расположенный у нефтяных баков позади завода «Красный Октябрь», был залит морем горящей нефти. Немцы определили место нахождения командного пункта, начали бомбардировочный налет по нему и ударили по нефтяным бакам, которые оставались до половины заполненные топливом. Чуйков сказал просто: «Окруженные огнем, мы остались на месте и тем самым сохранили управление войсками. Пожар длился несколько суток, но подготовленного запасного командного пункта армии у нас не было – все части, в том числе и саперные, были в бою, поэтому пришлось работать пока в уцелевших блиндажах, щелях, ямах, под обстрелом. Не спали по несколько суток».

Это было настоящим адом. Командование Сталинградского фронта то и дело связывалось с КП по радио, пытаясь убедиться, существует ли еще управление войсками в городе. Периодически раздавался вопрос: «Где вы находитесь?» Чуйков и Крылов отвечали одно и то же: «Сидим там, где больше всего огня и дыма». В гуще всего этого хаоса они продолжали управлять армией, встретили прибывшую 37-ю гвардейскую дивизию, отдавали команды и шутили с солдатами.

Вскоре генерал Жолудев установил командный пункт 37-й гвардейской дивизии в рабочем поселке Тракторного завода. Он расположился в опасной близости к немецким позициям. Чуйков и Крылов пытались убедить Жолудева переместить его КП ближе к волжской набережной. Жолудев отказался. Он хотел находиться рядом со своими бойцами.

От Жолудева теперь зависело очень многое. Александр Ракицкий вспоминает: «Он был умен, и его авторитет выглядел естественным. Его офицеры старались подражать ему. Он не кричал и не ругался на людей, но если что-то было не так, всегда проявлял решимость и разбирался с этим безотлагательно. С некоторой манерностью он подзывал провинившегося к себе и говорил низким голосом: «Это неправильно, нам нужно это обсудить». Он не унижал людей в присутствии других, и наши солдаты уважали его за это. Но он не терпел, чтобы что-то было выполнено иначе, нежели наилучшим образом. Его стиль руководства был сдержанным, но чрезвычайно влиятельным».

Вскоре 37-я гвардейская дивизия начала бои с врагом. 7 октября (в день, когда Орловский выступ окончательно пал) ее бойцы отбили немецкую атаку на Тракторный завод. Сочетание решительной обороны с точной огневой поддержкой артиллерии с восточного берега Волги остановило немецкое наступление. Фабричные трубы были использованы в качестве укрытий для корректировщиков огня артиллерии.

Установки «катюша», укрепленные на грузовиках, были размещены поблизости от передовой и вели огонь по скоплениям немецких войск. Один залп полностью уничтожил целый батальон.

Марк Иваникин, полковник 79-го полка «катюш», описывает, как это произошло: «Каждый комдив и командир полка хотел обладать частью «катюш» – они были чрезвычайно популярны среди войск. Зрелище вылетавших из них ракет было по-настоящему волнующим и поднимало боевой дух. Но в октябре у нас было не слишком много «катюш» в городе, и они пользовались дурной славой за неточные попадания. 7 октября наша разведка обнаружила немецкий батальон, ждущий сигнала, чтобы пойти в атаку на Тракторный завод. Мы беспокоились, что не попадем по батальону. Пять отдельных частей «катюш» целились по нему с различных участков передовой, и, к счастью, один из наших залпов угодил точно в цель».

На следующую ночь Чуйков посетил дивизионный КП. Ракицкий вспоминает: «Он хотел, чтобы мы выпрямили линию фронта и захватили несколько ключевых опорных пунктов. Он призвал нас использовать штурмовые группы и дал советы, как применять гранаты в бою. Прежде всего, он хотел объяснить нам смысл активной обороны. Я до сих пор помню, что он говорил нам: «Враг пытается захватить рабочие поселки и прорваться к Волге между Тракторным заводом и «Баррикадами», разделив 62-ю армию и уничтожив нас по частям. Ваша задача – помешать немцам достигнуть Волги, используя методы активной обороны: продолжать контратаки и заставить врага истекать кровью. Я желаю вам успеха!»

Здесь мы видим, сколь разные методы применяли противоборствующие стороны. Немцы упорно продолжали применять тактику окружения, желая разбить силы врага на несколько частей, изолировать их друг от друга и уничтожить. Русские ответили на это более гибкой тактикой, положившись на контратаки небольших групп, пытаясь с помощью них изнурить нападавших. Но хотя план Паулюса был предсказуем, на его стороне была огромная военная мощь.

«Мы знали, что собирается предпринять Паулюс, – отмечает Мережко. – Баланс сил был очень неблагоприятным для нас. Мы надеялись получить больше пополнений и боеприпасов. Мы были совершенно не уверены, что сможем удержаться с тем, что у нас было».

Несколько дней в Сталинграде продолжалось тревожное затишье. 12 октября Чуйков вернулся на командный пункт Жолудева, несомненно обеспокоенный.

Ракицкий продолжает: «С возвращением Чуйкова в воздухе повисла напряженность. Он сказал Жолудеву, что, согласно самой последней разведывательной информации, Паулюс готов бросить в атаку все свои силы: немцы решили, не откладывая, штурмовать Сталинград. Их главный удар должен быть направлен на Тракторный завод. Если они прорвутся, то разорвут наш фронт, нанеся удар южнее, вдоль волжской набережной. Чрезвычайно мощная ударная группа создавалась специально для этого. Она состояла из пяти дивизий. Около 30 000 немецких солдат прибывало в Сталинград для наступления.

Чуйков сказал нам, что удар намечен на 14 октября. Затем командующий замолк, оглядел нас и добавил просто и от сердца: «У меня не осталось резервов. Я отдал вам все, что мог. Используйте инженерные полки для укрепления ваших оборонительных сооружений. Ваши линии должны быть удержаны».

В тот вечер Чуйков на самом деле послал 37-й гвардейской дивизии все, что сумел сберечь. Он приказал перегруппировать всю линию обороны, опасно ослабив другие сектора, чтобы дать Жолудеву хоть какой-то шанс в бою. На левый фланг дивизии Жолудева он добавил один полк (90-й) из 95-й дивизии Горишного; на правый – другой (117-й), из 39-й дивизии Гурьева. Оба полка значительно недосчитывались бойцов. Скрепя сердце армейский совет позволил отрядам рабочих заводов влиться в 62-ю армию в качестве регулярных подразделений в последнем отчаянном усилии увеличить количество бойцов. Но эти части были слабы против немецкой пехоты и танков.

Ракицкий вспоминает спешные приготовления: «Следующие два дня мы работали без остановки. Мы все понимали, что это был решающий момент. Жолудев по совету Чуйкова приблизил к врагу нашу линию обороны, насколько это было возможным. Мы устанавливали мины, делали запасы взрывчатых веществ, пробивали в зданиях ячейки для противотанковых орудий. На каждой улице были сооружены баррикады и заграждения, замедляющие продвижение танков. Вся наша артиллерия была подготовлена к огню прямой наводкой, когда мы столкнемся с врагом лицом к лицу. И везде были вырыты специальные окопы. Мы прозвали их «ласточкиными гнездами». Такой окоп был около двух метров в глубину, один метр в ширину сверху и полметра внизу. Они располагались в двух шагах друг от друга. Идея состояла в том, чтобы наши солдаты могли быстро запрыгивать в них и выпрыгивать наружу, таким образом получая хоть какое-то убежище в случае ожидаемой немецкой бомбардировки».

Бешеный натиск

Мережко вспоминает: «Утром 14 октября стало не видно солнца, на его месте маячило печальное коричневое кольцо, выглядывающее из облаков. Комья земли, огонь и дым застилали нам глаза. Было уже невозможным слышать звуки отдельных выстрелов, был лишь звенящий, грохочущий шум. Сидя в окопе, среди этого громыхания, ты чувствовал, что никто не может остаться в живых – и вокруг тебя, и позади тебя, что все истреблено этой страшной бомбардировкой».

Сначала немецкая авиация выход за выходом отбомбилась по русским позициям, затем по ним заработали их артиллерия и минометы. «Был солнечный день, – вспоминал Чуйков, – но дым и пыль были видны на сотни метров. Наши блиндажи тряслись и обрушивались, подобно карточным домикам».

Это должно было стать окончательной проверкой на прочность для защитников Сталинграда. Джон Эриксон описывал грозное начало этого дня: «Наступление, ознаменовавшееся самым колоссальным напряжением боев, которое видел Сталинград, началось в 8.00 в понедельник 14 октября 1942 года: пять немецких дивизий, три пехотные и две танковые, триста танков с мощной воздушной поддержкой продвигались сплошной стеной из стали и огня к Промышленному району, чтобы прорваться к Волге всей своей сокрушительной массой и покончить с 62-й армией раз и навсегда».

Ракицкий отмечает: «Мне запомнилась атмосфера на дивизионном КП. Мы готовились всю ночь. Солдаты собирали различные типы гранат, раскладывали бутылки с зажигательной смесью и точили ножи. Жолудев сказал нам: «Нам пришлось выдвинуть нашу передовую вплотную к врагу, в ста пятидесяти метрах от немецких позиций. Но будет жарко: нам нужно быть еще ближе. Мы подготовили передовые позиции в пятидесяти метрах от немцев. Когда начнется бомбардировка, я собираюсь приказать нашим полкам снова идти вперед. На таком расстоянии они не поразят нас ни бомбами, ни снарядами из страха попасть по собственным войскам. Нам нужно защитить наших ребят».