не время для похорон, мы продолжим сражаться!» Его слова были восприняты без энтузиазма. Но тут Щербину охватил счастливый порыв вдохновения. Его новая шутка прошлась по беспомощному политработнику: «Ты будешь доволен. Все последние две недели мы старались увильнуть от твоих чертовых лекций. Но теперь ты заполучил публику, которая никуда не денется».
«Мы все расхохотались, – рассказывал Щербина. – И в этот миг мы решили, что не можем позволить себе задохнуться, что должны выстоять. Мы начали петь:
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить…
Звук собственного пения заставил нас понять, что и под обломками мы все еще живы».
Время радости от того, что Жолудев и его товарищи были спасены из разрушенного бункера, было недолгим. Ракицкий продолжает: «Я проговорил со Щербиной несколько минут, когда мы услышали треск пулемета. Несколько немцев появилось на вершине оврага. Враг подступал, чтобы покончить с нами. Вокруг творилась полная неразбериха: раненые отползали за кустарники, чтобы найти убежище, другие бойцы карабкались вверх по оврагу, чтобы разобраться с немцами. Мы услышали предостерегающий крик: «Их все больше!»
Жолудев, еще отчасти потрясенный, подозвал меня. «Ракицкий, – сказал он, – возьми Сутырина [начальника штаба], сформируй штурмовую группу и разберись с этим. Вы должны выгнать их отсюда!»
Было 15.25. Небольшой отряд был собран из состава дивизионного штаба и роты охраны армейского КП.
«Мы оказались на вершине оврага как раз вовремя, – рассказывает Ракицкий. – Немцы находились лишь в тридцати метрах от нас. Их было три группы: около двадцати в центре и по пять с флангов. Сутырин быстро скомандовал нам: «Стреляйте на ходу! Вперед, гвардейцы!» Мы сосредоточили весь наш огонь на флангах, затем устремились к центральной группе, соревнуясь с ними в скорости. Я помню, как Сутырин рядом со мной выхватил винтовку у солдата, проткнул немца штыком и отбросил его назад. Шел свирепый бой, но мы сумели покончить с ними».
Сутырин был тяжело ранен. «Он отполз в овраг, и наши медики пытались спасти его, – вспоминает Ракицкий. – Но это не принесло результата. Умирая, он, казалось, был уже где-то далеко от нас. «Товарищи, – сказал он тихим голосом. – Я желаю вам счастья».
Оборона больше не была сколь-либо эффективно согласованной. Когда Жолудев был засыпан в своем блиндаже и его узлы связи вышли из строя, армейский КП пытался связаться с разбросанными частями его дивизии. Но это оказалось почти невыполнимой задачей. Одна из телефонных линий была на короткое время восстановлена, позволив Чуйкову соединиться с одним из окруженных полков. Он остался без командира, но продолжал сражаться. Чуйков связался с офицером, принявшим командование. Командарм говорил медленно, тщательно подбирая слова. Он знал, что не осталось резервов и он не мог ничем помочь. Но он хотел достучаться до своих людей, подбодрить их. Его простые слова брали за сердце: «Ты сдержал их атаку. Ты командовал полком в адских, неслыханных условиях. Спасибо, мой друг. Обнимаю тебя и желаю удачи».
Бойцы, избежавшие окружения, отступали к Тракторному заводу. У них не было приказа поступать так, это было чисто инстинктивной реакцией. Бойцы 112-й дивизии, сражавшиеся бок о бок с дивизией Жолудева, собрались перед Тракторным заводом.
«У нас осталось несколько противотанковых орудий, – вспоминает Александр Фортов. – Мы знали, что внутри Тракторного завода нет линии обороны и немецкие танки попытаются прорваться. Их нужно было остановить. Поэтому мы расположили нашу артиллерию прямо у заводских ворот».
Вскоре к Фортову присоединились другие, и была сделана последняя решительная остановка.
«Наша дивизия пополнилась, – продолжает Фортов. – У нас теперь насчитывалось почти две тысячи бойцов, что, как я считаю, было роскошью по сталинградским меркам, но большинство из этих ребят погибло на подступах к Тракторному заводу.
Мы отбили первый штурм. И был один момент, который я всегда буду помнить. С нами был маленький ребенок, сирота по имени Ваня. Мы прозвали его сталинградским Гаврошем, потому что он напоминал нам уличного мальчишку из романа Виктора Гюго. Ваня выполнял для нас разведывательную работу и помогал подносить боеприпасы. Когда в бою наступила передышка, он подошел к нашему командиру Очкину и подарил ему вещь, привлекшую его внимание среди обломков боевой техники. Это был сверкающий обломок металлического зеркала. Скорее всего, он отломался от немецкого танка, а Ваня посчитал его удивительно прекрасным. Очкин рассеянно опустил его в свой нагрудный карман. Наш малыш погиб при следующей атаке. Был поражен и Очкин, но кусок стали в его кармане остановил пулю. Детский подарок спас жизнь нашему командиру».
В 16.20 немецкие танки и пулеметчики ворвались на территорию Тракторного завода.
Военный совет
Остатки штаба Жолудева перегруппировались около оврага. Из нескольких блиндажей были извлечены остатки оборудования, и телефонная связь с армейским КП была восстановлена. Ракицкий рассказывает: «Я сидел рядом с Жолудевым, когда появился Чуйков. Мне запомнились нотки облегчения в его голосе. Он спросил: «Как вы, ребята?» Чуйков и Жолудев разговаривали несколько минут. «Подходи ко мне с докладом», – сказал Чуйков. «Можно, я сначала разберусь в ситуации, а потом доложу?» – ответил Жолудев. Однако теперь это было непростой задачей. Мы не имели ни малейшего представления о том, в какой ситуации оказались наши бойцы».
«Сначала мы не смогли получить ответа ни от одного из наших полков, – продолжает Ракицкий. – В качестве одного из трофеев мы захватили немецкий радиопередатчик и теперь использовали его, перебирая различные частоты и пытаясь установить связь. Я сидел с картой рядом с Жолудевым, чтобы отметить их позиции, если мы сумеем их найти. Мы искали хоть кого-нибудь, кто еще держится: батальоны и даже роты. Мы отправляли закодированные сообщения, в которых просто спрашивали: «Где вы? Где вы?» – снова и снова.
Наконец, мы начали получать ответы. Первый поступил от 109-го полка. Полковой командный пункт был вынужден переместиться назад, в здание, известное как Дом профессуры. Они были полностью окружены, немцы направили против них танки, все сражались. Затем отозвался 118-й полк: «Мы окружены на хлебозаводе. Командир полка сражается на передовой вместе со своими бойцами». Кроме того, мы услышали, что и 114-й полк до сих пор продолжает борьбу где-то в районе Силикатного завода, также окруженный немцами».
37-я гвардейская дивизия понесла огромные потери. Враг смог прорваться через ее линии обороны, и не осталось резервов, чтобы заткнуть образовавшуюся брешь. Один слабый полк, 524-й, ждал на запасной линии обороны. Теперь он вступил в рукопашный бой на улицах рабочего поселка. В 17.00 началась отчаянная контратака от стадиона Тракторного завода, которая должна была позволить соединиться с остатками полка. Но для нее было найдено только восемь солдат, которые не смогли сколь-либо серьезно продвинуться: немецкие самолеты быстро открыли по ним огонь из пулеметов и сбросили бомбы.
Немецкие танки и пехота оказались внутри Тракторного завода. Части Жолудева были разбиты и отрезаны, но они все еще продолжали сражаться.
В начале вечера Жолудев и Ракицкий отправились на армейский КП. Пока они двигались вдоль Волги, продолжались беспощадная бомбардировка и артобстрел. Они нашли временный блиндаж, в котором расположился Чуйков. Жолудева позвали внутрь, а Ракицкий остался стоять у двери, которая представляла собой просто брезентовую занавеску. Благодаря этому он мог видеть и слышать все, что происходило в блиндаже, и, таким образом, стал свидетелем одного из самых важных армейских советов за всю битву. «Чуйков сидел за небольшим столом, – вспоминает Ракицкий. – Крылов и Гуров стояли по обе стороны от него. Вызвав Жолудева, Чуйков спросил его, что он может доложить о ситуации. Жолудев развернул перед ним карту и указал местоположение различных частей войск нашей дивизии.
– Я проверил, что мог, – заключил он. – Наши солдаты подготовлены к боям в окружении. Они продолжат сопротивление. Нашим принципом остается: ни шагу назад!
Чуйков поднял глаза на него:
– Что с Тракторным заводом? – спросил он. – Немцы ворвались внутрь или нет?»
Тракторный завод был разделен на две части – верхний и нижний уровни. Немцы сломили отчаянное сопротивление у заводских ворот и стремительным натиском взяли верхний уровень. «Враг внутри, – ответил Жолудев. – Бой еще идет». Но внутри завода было лишь несколько небольших русских частей: горстка людей из 524-го полка, небольшой отряд НКВД и батальон рабочих с некомплектом численности. Немцы бросили против них около сотни танков, сопровождаемых пехотой. Их войска успешно продвигались вперед, поддерживаемые бомбившими с малой высоты пикировщиками. Было ясно, что они достигнут Волги и разрежут 62-ю армию на две части.
Жолудев закончил доклад, и на несколько мгновений повисла тишина. Его бойцы сражались с ошеломляющей храбростью, и тем не менее их шансы были слишком ничтожны. 37-я дивизия была разбита немецким натиском, но отдельные ее бойцы продолжали сопротивление.
«Волнение в комнате было практически осязаемым, – вспоминает Ракицкий. – Гуров уже не мог сдерживать себя. Растроганный, он подошел и обнял Жолудева.
– Хорошие ребята, хорошие ребята, – повторял он. – Одна дивизия против пяти, ты знаешь, вся армия говорит об этом.
Неожиданно Чуйков встал из-за стола. Он оттеснил Крылова и Гурова в сторону и заключил в объятия Жолудева.
– Я искренне верю в твою дивизию, – сказал командарм. – Я знаю, вы будете держаться молодцом».
Затем подтвердилось то, чего каждый боялся. В дневнике боевых действий 62-й армии об этом написано прямо: «Враг достиг Волги около Тракторного завода. Передовые позиции армии расколоты».
Все собрались вокруг карты города. «Как ты думаешь, что немцы будут делать дальше?» – спросил Чуйков. Жолудев указал на пригород Спартановки: «Я думаю, они пошлют часть войск на север, вдоль Волги. Они знают, что у нас там недостает бойцов. Они будут надеяться покончить с группой Горохова. Однако свои основные силы немцы направят на юг, чтобы прорваться на территорию завода «Баррикады». Чуйков внимательно слушал. Жолудев продолжал: «Я думаю, что они применят для этого две танковые дивизии, 16-ю и 24-ю, и поддержат их пехотой из 305-й дивизии. Они попытаются покончить с нами».