Чуйков взглянул на Жолудева. «Ты прав, верно мыслишь, – сказал командарм. – Мы должны не дать им ворваться на «Баррикады». Он повернулся к Крылову: «Можем ли мы где-нибудь сформировать линию обороны?» Крылов пристально изучал карту и затем указал на железнодорожные пути между двумя заводами. «Если немцы продолжат атаку этой ночью, у них не будет времени, чтобы вырыть траншеи, – сказал он. – Мы могли бы выстроить линию из железнодорожных вагонов и попытаться собрать некоторые силы вокруг нее. Это все, что мы можем сделать».
Эти временные меры не могли удержать крупное немецкое наступление. В 21.00 внезапно стал нарастать гул. Загрохотала артиллерия, начали взрываться бомбы. Враг продолжал атаку. Чуйков оглядел всех, кто был вокруг: «Вы думаете, они ввели новую дивизию?» У Паулюса была свежая дивизия, 79-я, которую он еще не ввел в атаку. У 62-й армии не оставалось ничего, чтобы остановить ее.
«Внезапно нас охватило полное отчаяние, – вспоминает Ракицкий. – Мы не видели способа продержаться дальше. Большая часть из уцелевших остатков нашей 37-й гвардейской дивизии оказалась в окружении. У нас был только небольшой, составленный из разных войск батальон, сражавшийся на нижнем уровне Тракторного завода, и не было резервов. При этом вся наша линия обороны подвергалась столь интенсивному немецкому натиску, что, если бы мы попытались взять кого-нибудь оттуда, это ослабило бы ее настолько, что враг прорвался бы еще в одном месте. Максимум, чем могли воспользоваться Чуйков и Крылов, это небольшим батальоном морских пехотинцев с некомплектом состава. Ситуация была безнадежной».
Чуйков повернулся к Жолудеву. «Я прошу тебя, – сказал он просто. – Пожалуйста, попытайся создать хоть какую-то линию обороны. Не позволяй им войти в «Баррикады». Я пошлю тебе все, что смогу».
Эти слова тронули Ракицкого. «Чуйков обратился к Жолудеву на «ты», – вспоминает он, – с той интонацией, как если бы говорил с ним не как командарм, а как брат и друг». Жолудев направился к двери. «Я возьму автомат и сам все организую», – ответил он. Жолудев даже нашел в себе силы пошутить: «Я высокий парень, поэтому люди, конечно, соберутся вокруг меня». Чуйков выглядел удивленным, потом он сделал шаг вперед, обнял и поцеловал Жолудева. «Я верю в тебя», – сказал он, смеясь. «Несмотря на наше общее уныние, – вспоминает Ракицкий. – Это был замечательный миг».
Но после того как Жолудев и Ракицкий ушли, положение еще более ухудшилось.
«До нас дошли плохие новости о наших полках, – рассказывает Ракицкий. – Мы надеялись, что кто-нибудь из их бойцов сможет прорваться из окружения под покровом темноты и соединиться с нами. Но они были в самой гуще врага. Батальон морских пехотинцев, очевидно, не реагировал на команды армейского КП. Мы не могли вместе составить линию обороны».
Дневник боевых действий 62-й армии отмечает, что в последний раз кратковременная связь с полками дивизии Жолудева установилась вскоре после 21.00. 118-й полк держался в здании школы. Ему противостояли двенадцать вражеских танков и несколько рот пехоты, а в нем самом оставалось лишь двадцать бойцов. Немцы ворвались на командный пункт 109-го полка, и состав КП вступил в рукопашный бой. 114-й полк не был обнаружен. Дневник боев заключал: «Бомбардировка не прекращается с наступлением сумерек. Враг вводит новые силы и развивает наступление на юг. Наши передовая и тыловые позиции подвергаются постоянному артобстрелу и бомбардировке».
Наступил кризис командования, о котором умалчивается во всех отчетах о ходе битвы. То, что Чуйков остается на западном берегу Волги, было аксиомой обороны Сталинграда. Наличие его КП здесь было жизненно важным доказательством сопротивления армии. Как выражает это ветеран Анатолий Козлов: «Было запрещено пересекать Волгу без разрешения. Пребывание на западном берегу стало символом нашей воли отстоять город. Перебраться на дальний берег означало капитулировать».
Данный пункт был столь чувствительным, что однажды Чуйков, покрытый копотью от горевших нефтяных баков, даже отказался пересечь реку со своим КП, чтобы сходить в баню и сменить одежду. «Соблазн был очень велик, но я отказался, – писал Чуйков. – Что подумают бойцы армии, увидя командарма, в такой тяжелый момент переплывающего на левый берег?»
Но теперь, возможно, сказалось накопившееся напряжение. «Мы боролись за выживание каждый час, каждую минуту», – говорил Чуйков Василию Гроссману. Ему с трудом удавалось поддерживать связь с армией и координировать ее оборону в крайне отчаянных условиях. Чуйков признавался Гроссману в полнейшей беспомощности, которую он ощущал как командующий, когда телефонные кабели были нарушены артиллерийским огнем, люди, отправлявшиеся их восстанавливать, погибали, и за этим следовали отчаяние и страх: «Это было самым гнетущим ощущением. Везде вокруг были огонь и грохот. Ты отправляешь офицера связи, чтобы он разобрался, что происходит, он погибает. И тогда тебя все больше трясет от напряжения… Самым ужасным было, когда сидишь, как идиот, везде вокруг тебя кипит битва, но ты ничего не можешь сделать».
В 21.40 Чуйков отправил неотложное сообщение в штаб Сталинградского фронта. Сегодня его содержание может быть приведено: «Армия разрезана надвое. Наш КП в восьмистах метрах от врага. Контроль за ходом боев поддерживается только через радиопередатчик на левом [восточном] берегу реки. Телефонные кабели остаются перерезанными. Наши линии связи нарушены. Я прошу вашего разрешения переместиться на запасной командный пункт на левом [восточном] берегу сегодня ночью, в противном случае командование [армией] невозможно».
Запрос был отклонен категорически: «Резолюция начальника штаба КП фронта: командующий фронтом приказывает оставить командный пункт 62-й армии на западном [правом] берегу Волги».
Позже в этот вечер с Чуйковым по телефону связался Хрущев. Хрущев и Еременко, безусловно, назначали Чуйкова исключительно на условиях, что он сможет защитить город или погибнет, защищая его. Хрущев звонил на армейский КП и однажды до этого, в другой критический момент битвы, вечером 27 сентября. Теперь, 14 октября, согласно записям Чуйкова, они обсуждали угрожающую немецкую позицию на Тракторном заводе, после чего Хрущев снова выделил стратегическую и политическую важность Сталинграда, подчеркивая, что его нужно удержать любой ценой.
Чуйков говорил о хронической нехватке боеприпасов «и жаловался на сложность управления армией в ситуации, когда телефонные линии в огне выходят из строя, а радиооборудование уничтожается вместе с командными пунктами».
В рукописных мемуарах Чуйкова телефонный разговор окончился взаимным согласием. Хрущев признал, что Чуйков не располагает ресурсами для того, чтобы отбить захваченную немцами часть Тракторного завода, и пообещал снабжать защитников города большим количеством боеприпасов. Что интересно, Чуйков упоминает телефонный звонок как подтверждение того, что Ставка (советское Верховное командование) беспокоилась о русских позициях в городе. Звонок Хрущева представлен как попытка разобраться в истинном ходе событий в ответ на беспокойство его руководства.
Однако сегодня представляется, что запрос Чуйкова о перемещении КП на восточный берег Волги с гораздо большей вероятностью послужил причиной звонка Хрущева. Разговор мог проходить совершенно иначе, чем он передается в официальных источниках. Учитывая взрывной темперамент Чуйкова и огромное напряжение, которое он испытывал, легко представить откровенный обмен взглядами, при котором Хрущев многократно подчеркивал, что армейский командный пункт должен оставаться в городе, а Чуйков настойчиво повторял, что быстро ухудшающиеся условия делают невозможным управление армией, пока КП не будет перенесен на дальний берег.
В 1.00 15 октября дневник боевых действий 62-й армии отмечает издание военного приказа номер 205. Боевые приказы давали инструкции различным дивизиям армии и обладали стандартной формой. Они всегда издавались за подписью армейского совета: Чуйкова (командующего 62-й армией), Крылова (его начальника штаба) и Гурова (комиссара). Такая процедура была абсолютно стандартной. Тем не менее приказ номер 205 издан не за подписью Чуйкова, Крылова и Гурова, а исключительно Крылова и двух офицеров его оперативного штаба Елисаева и Зализюка. Этот приказ был одним из самых важных за всю битву. Согласно ему устанавливалась организация линии обороны, которая южнее Тракторного завода вдоль железной дороги и определяла местоположение, которое надлежит занять отдельным частям. Также согласно приказу все командиры дивизии должны были находиться в полной боевой готовности, чтобы к 5.00 их части могли отразить крупное немецкое наступление. Непостижимо, чтобы подобные распоряжения не были изданы за подписью Чуйкова, если бы он оставался командующим армией.
205-й приказ может многое прояснить в нераскрытой последовательности событий, происшедших после телефонного разговора. Хрущев и Еременко решили освободить Чуйкова от должности командующего 62-й армией и заменить его Крыловым. Подобное решение зеркально повторяло происшедшее с предшественником Чуйкова Лопатиным, который также был отстранен от руководства во время битвы командованием Сталинградского фронта за несанкционированное отступление войск в связи с военной целесообразностью (6 сентября 1942 года), и на его место также назначался Крылов.
Мы, вероятно, никогда не узнаем полную историю событий 14 октября 1942 года. Однако приведенные выше новые доказательства уверенно подтверждают, что к концу тяжелейшего дня Сталинградской битвы, когда защитники города противостояли столь масштабному немецкому наступлению, вдохновлявший их командующий был на короткое время смещен со своего поста.
Решающий день
Утром 15 октября немцы продолжили наступление. Они преследовали три цели: сохранить натиск на группу Горохова в Спартановке, до конца очистить от защитников города Тракторный завод и, что самое важное, развить наступление к югу вдоль Волги по направлению к заводу «Баррикады». Паулюс теперь уже находился в Сталинграде, встречался с дивизионным руководством и лично следил за ходом штурма.