Требования военной цензуры не позволяли Гроссману вдаваться в специфические детали. Но, используя журнал боев 308-й дивизии и новые свидетельства очевидцев, сегодня вполне возможно восстановить описываемые им события во всей полноте. 17 октября немцы успешно осуществили окружение двух полков в рабочем поселке завода «Баррикады». Дивизионный журнал боев отмечает: «Враг отрезал от войск полковой командный пункт. Окруженные части вступили в ожесточенный бой. В течение ночи ни солдаты, ни офицеры не оставляли свои позиции. Они уничтожали фашистов, не заботясь о собственных жизнях». Но к 18 октября большинство окруженных бойцов погибли. Превосходящие силы немцев ворвались на завод «Баррикады». Против них был брошен батальон, составленный из нескольких сотен рабочих и небольшого количества работников НКВД. Но всего через несколько часов от него осталось лишь пять человек. Враг сосредоточивал войска для последнего рывка, после которого завод будет взят.
Немецкая стратегия на 19 октября обусловила начало наступления с жестокой бомбардировки. Предполагалось, что это, с одной стороны, расчистит путь для немецких войск, а с другой – уцелевшие остатки бойцов будут напуганы настолько, что не смогут продолжать сопротивление. Иными словами, это была тактика сокрушительного и устрашающего удара, и предполагалось, что в результате завод удастся быстро захватить. Но, вопреки ожиданиям, выжившие защитники завода вылезли из своих блиндажей и убежищ и контратаковали. Потрясенные немцы отступили. Слова Гроссмана о мужестве тех русских бойцов стали по праву знаменитыми, они высечены на мемориальном камне, посвященном всем защитникам Сталинграда, на Мамаевом кургане: «Железный ветер бил в лицо, и они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они? Да, они были смертны, и мало кто уцелел из них, но они сделали свое дело».
После захвата завода «Баррикады» немцы планировали нанести удар в точку соединения дивизий Смехотворова и Людникова и прорваться через линию обороны русских. Но русские ринулись вперед, отбили у врага три заводских цеха, продвинувшись почти на километр, и полностью нарушили ход немецкого наступления. Гроссман отмечал: «Только здесь, в Сталинграде, знают, что такое километр. Это – тысяча метров, это сто тысяч сантиметров». Бои шли за каждый клочок земли.
Происшедшее кажется почти невероятным. Как же удалось добиться этого?
Предыдущей ночью, 18 октября, когда немцы стягивали свои войска для широкомасштабного наступления, комдив Гуртьев и сам Чуйков прибыли на командный пункт на передовой. Константин Казарин, командир роты 339-го полка, вспоминает, как он увидел их, когда пришел на КП с докладом: «Чуйков стоял в простой черной шинели с двумя бойцами из роты охраны. В этом аду наши главные командиры были с нами!»
Казарин сделал доклад, и Гуртьев спросил его о состоянии его роты пулеметчиков, настроениях бойцов и как много у них боеприпасов. Казарин продолжает рассказ: «Мы по-настоящему уважали полковника Леонтия Гуртьева. Он всегда был внимателен к людям, он знал сильные и слабые стороны своих офицеров, и одно из его величайших умений проявлялось в том, как он распределял обязанности: каждый получал ту работу, с которой он мог справиться. Однако мне было сложно дать ему жизнерадостный отчет: боеприпасов у нас оставалось не так уж много, большая часть полка погибла, а оставшиеся в живых находились на пределе своих сил».
Затем заговорил Чуйков. «Сначала он дал мне совет, – вспоминает Казарин. – Я откровенно рассказал о том, каким было внутреннее состояние бойцов: мы были слишком подавлены немецким техническим превосходством, точностью их бомбардировок и артобстрелов, их танковыми атаками. Все это крайне угнетало наших людей. Чуйков сказал: «Постарайтесь установить свои пулеметы на позиции, откуда вы будете видеть врага и потери, которые ему нанесете. Поднимите ваши огневые позиции. Боевой дух твоих бойцов изменится, когда вы увидите своими глазами, что уничтожаете немцев».
Затем Чуйков заговорил о своей собственной философии командования: «Я всегда ставлю себя на место врага и пытаюсь представить, о чем он думает, что чувствует и чего меньше всего ожидает. Прямо сейчас он готов к тому, что оттеснит вас с последних рубежей обороны. И последняя вещь, которой он ждет, это контратака. Это может казаться тебе невыполнимым, когда твои бойцы находятся в таком состоянии. Но я убеждался снова и снова: когда солдаты начинают отчаиваться, контратака может восстановить их моральный дух».
Чуйков посмотрел прямо на Казарина: «Покажите этим чертовым фрицам, на что вы способны. Вспомни, какими непобедимыми они казались вам, а выяснилось, что они боятся рукопашного. Если ты почувствуешь, что твои люди больше не могут держаться, напомни им, что эти бандиты причинили нам, а потом ставь перед ними задачу».
Чуйков сжал кулак с неожиданной, невероятной злобой: «Мы покажем этим гадам!»
Казарин продолжает: «Я вернулся в свой полк и рассказал бойцам, что командарм был у нас и то, о чем он говорил. Эффект был электризующим. Тотчас несколько бойцов вызвались пойти на разведку вражеских позиций. Мы разработали план атаки на следующее утро».
В 4.00 19 октября бойцы 339-го полка атаковали. Это совершенно застало немцев врасплох. Три заводских цеха (3, 21 и 26-й) были отбиты у врага. Отступая, немцы подожгли секции завода, облив их горючей жидкостью, но русские продолжали продвигаться через пламя. Рота Казарина установила свои пулеметы в цеху под номером 3. «Я помнил совет, данный мне Чуйковым, – продолжает Казарин. – Поэтому мы карабкались по руинам, чтобы разместить наши пулеметы на втором и третьем этажах здания. Он оказался прав: теперь мы могли видеть, как мы уничтожаем немцев. Враг направил против нас танки и пехоту, и когда мы отбрасывали их назад, то и дело раздавались радостные возгласы моих бойцов. Однажды получилось, что танк подошел к нам на расстояние, достаточное, чтобы открыть огонь прямой наводкой. Но он не мог достать нас, его пушка не поднималась настолько, чтобы открыть огонь по нашему расположению, которое было защищено очень толстым участком кирпичной стены».
Позже, во второй половине дня, немцы подтянули тяжелую артиллерию и пробили стены под пулеметным гнездом Казарина. Он свалился вниз, на груду развалин, но смог отползти к русским позициям.
Бойцы 339-го полка были не в состоянии удерживать отбитые у немцев рубежи в течение долгого времени. В 17.00 немецкие танки и пулеметчики обрушили всю свою мощь на их позиции. Большая часть отважных войск была уничтожена, уцелело лишь несколько человек, сумевших отступить под покровом ночи. Однако с психологической точки зрения их удивительная контратака представляет собой исключительный момент битвы.
Их героизм позволил Красной Армии выиграть время. Враг ожидал прорваться через «Баррикады» 19 октября, но потребовалось еще четыре дня, чтобы сломить сопротивление 308-й дивизии. Практически каждый сражался, не отступая. 23 октября, когда большая часть дивизии была уничтожена, ее учебный батальон ввязался в последний отчаянный арьергардный бой и отбил десять немецких атак до того, как был окружен. Выжили только трое из обучавшихся и один офицер.
Такова история, стоящая за статьей «Направление главного удара». «Героизм стал бытом, героизм стал стилем дивизии и ее людей, героизм сделался будничной, каждодневной привычкой», – писал Гроссман. Этот героизм вырос из коренной перемены во взаимоотношениях между армейскими командирами и солдатами. Когда русские офицеры предложили бойцам свою дружбу и доверие, те отплатили им непоколебимой преданностью и смелостью. Военный журналист Александр верно сказал о храбрости, которую отмечал Гроссман: «Без сомнения, присутствовали и моменты животного ужаса и отчаяния, о которых в то время он не мог упоминать, но если бы подобные чувства были бы главенствующими, то результаты оказались бы иными».
Товарищество
Гроссман описывал исключительный дух товарищества, связывавший защитников завода «Баррикады», и изменения в психологии бойцов, происшедшие в связи с этим. Многие из них стали ставить жизни других выше своей.
«В армии все дурные обычаи зарождаются в верхних эшелонах и в конце концов распространяются среди всех остальных, – говорит Мережко. – У нас есть поговорка: «Рыба гниет с головы». Но та же истина верна и для положительных примеров. Люди судят о своих лидерах по их поступкам, а не по их словам. Это особенно проявлялось в Сталинграде». «Это было заметно даже в мелочах, – рассказывает Казарин. – Как офицер, я получал повышенный паек. Я забирал его с собой и делил со своими бойцами. Они были по-настоящему признательны мне за это. Однажды я принес немного селедки. Я был поражен тщательностью, с которой мои солдаты разделили эту рыбу, точно рассчитав, чтобы досталось каждому. Среди того ужаса и хаоса подобные мелочи значили чрезвычайно много».
Из бесчисленного множества моментов, подобных этому, рос дух истинного боевого товарищества. Один из величайших полководцев Советского Союза Константин Рокоссовский посетил 62-ю армию в Сталинграде и так сказал о ее бойцах: «Бои в городе были единственными в своем роде и требовали большого мужества и силы, предприимчивости и инициативы со стороны бойцов и командиров, но прежде всего твердого чувства товарищества, доходящего до самопожертвования. Завет Суворова «Сам погибай, а товарища выручай» был здесь законом. Только благодаря этому, и ничему другому, им удалось удержать узкую полоску земли вдоль Волги».
Дух товарищества расцвел среди бойцов Красной Армии, когда бои достигли наивысшего накала. Начало этому положило появление 39-й гвардейской дивизии генерала Степана Гурьева. Мережко вспоминает: «Прибытие войск Гурьева на завод «Красный Октябрь» в начале октября обозначило важный психологический момент. Говоря откровенно, наша армия в то время выглядела ужасно. Как иначе, если в сентябре бои не прекращались. Постепенно для нас стало обычным делом выглядеть обносившимися и растрепанными. День ото дня мы просто старались продержаться. Но тут появились бойцы Гурьева в своей «сибирской форме» со своими белыми шинелями. Эти крепкие солдаты оставались чистыми и аккуратными, брились и умывались даже в гуще ужасных боев. Такой же была и дивизия Жолудева. Это пробудило остальных, и наши бойцы начали беспокоиться о своем внешнем виде».