Глупые юнцы действительно вбивали себе в голову, что они защищают родину от «азиатских орд». Выпускали из развалин фаустпатрон и тут же погибали. Стойко дрались солдаты – традиционная дисциплина была у них в крови. Но бой завершался, и уцелевшие немцы быстро трезвели. Верх брала та же самая традиционная дисциплина. Продвижение русских по Германии и Австрии везде сопровождалось белыми простынями и полотенцами, вывешенными из окон. Люди послушно шли регистрироваться в комендатуры, сдавали охотничье, коллекционное, спортивное оружие. Сдавали и своих знакомых эсэсовцев, членов нацистской партии. По всей Германии за 1945 г. было зарегистрировано лишь полтора десятка террористических актов с обстрелами или убийствами русских или союзных военных. Очевидно, срывал злобу кто-нибудь из фанатиков.
Что же касается истинной стратегии Гитлера весной 1945 г., задача ее оставалась только одна – любыми мерами выиграть время. А дальше все-таки вмешаются потусторонние силы, произойдет чудо. В ставке фюрера раз за разом вспоминали историю Фридриха Великого – он был разгромлен в Семилетней войне, балансировал на волосок от гибели. Но умерла царица Елизавета, и союз против Пруссии сразу распался, удалось заключить выгодный мир. 12 апреля умер Рузвельт – в окружении Гитлера это стало настоящим праздником. Последним всплеском бурной радости. Гитлер кричал, что долгожданное чудо все-таки произошло, сравнивал со смертью Елизаветы, велел подавать шампанское…
На западном фронте германское командование почти прекратило сопротивление, забирало на восток дивизию за дивизией. Правда, в Ялте была утверждена демаркационная линия между советской зоной оккупации и союзниками, она проходила по реке Эльбе. Но Черчилля уже обуял политический зуд. Он подталкивал американцев и своих генералов, что надо бы захватить побольше – а если получится, прибрать к рукам даже Берлин. Сокрушался, что в противном случае русские возомнят слишком много о своем вкладе в победу. Впрочем, американское руководство не спешило нарушать договоренности и ссориться со Сталиным в угоду Черчиллю. Союз с русскими оставался для США слишком важным – против Японии.
А Иосифу Виссарионовичу исправно докладывали о поползновениях Черчилля. Но действовали и иные соображения. Самому Советскому Союзу было абсолютно не интересно затягивание войны. Страна устала. Каждый лишний день войны ложился на казну и народ колоссальными издержками, экономика страдала без рабочих рук, семьи – без мужей и отцов. Надо было поскорее кончать с нацистской нечистью. К решающему удару готовились три фронта. 1-й Белорусский должен был брать Берлин в лоб по кратчайшему расстоянию, с Кюстринского плацдарма. 1-й Украинский – отсечь город от германских войск с южной стороны, 2-й Белорусский – с северной.
Враг укреплял свою столицу и подступы к ней в течение нескольких месяцев. Подготовка наших войск тоже была невиданной по масштабам. Шесть раз проводилась общая аэрофотосъемка неприятельской обороны, изучались данные разведки, размножались карты и схемы. Для штаба 1-го Белорусского фронта был изготовлен даже точный макет Берлина и его пригородов. Для беспрерывного подвоза войск и боеприпасов железные дороги до Одера перешили с западноевропейской на русскую колею. Строились мосты, паромные переправы.
С войсками проводились учения и тренировки. Распространялся полезный опыт. Например, танкисты пробовали навешивать на броню сетки, чтобы ослабить поражающее действие фаустпатронов. Это оказалось малоэффективным. Зато выработали некоторые тактические приемы. В городских условиях танки стали пускать только после того, как пройдут дозоры пехоты. Танки шли «елочкой» – по разные стороны улицы. Экипаж правой машины следил за окнами слева, левой – за окнами справа. Ну а самым надежным способом считалось остановиться метров за 200 от подозрительного дома и расстрелять его из пушки – фаустпатрон поражал только на 30 м.
14 апреля 32 батальона на разных участках провели разведку боем. А 16 апреля в 5 часов утра (по московскому времени) на Кюстринском плацдарме взревели 9 тыс. орудий, 1500 катюш. Били в темноте, за 2 часа до рассвета, но цели были заранее пристреляны. Перемалывали оборону на участке 27 км, а через 25 минут перенесли огонь в глубину, и вдруг включились 143 зенитных прожектора. Они осветили дорогу пехоте, а противника слепили и ошеломляли – немцы сочли, что русские применили какое-то новое оружие. Правда, эффект от прожекторов оказался смазанным. Артподготовка подняла в воздух тучи пыли, и снопы яркого света перепугали немцев только на переднем крае. Но передний край был и без того перепахан снарядами, пехота захватила его без особого труда.
Ко всему прочему, немцы уже хорошо знали, что такое русские артподготовки. Они держали на первой полосе мало войск. Основные силы у них развернулись на второй полосе, пролегавшей по Зеловским высотам. Причем здесь позиции строились по обратным скатам высот, укрытые от артиллерии. Они остались неподавленными. Наша пехота нарвалась на ураганный огонь и вжималась в землю, не могла больше продвинуться ни на шаг. А германское командование срочно принялось перебрасывать на обозначившийся участок наступления все оперативные резервы.
У Жукова также имелись значительные резервы, в том числе две танковых армии, 1-я и 2-я. Их предполагалось ввести в бой после того, как во вражеской обороне будет пробита брешь. Но Георгий Константинович, скрепя сердце, приказал им вступить в сражение немедленно – для самого прорыва. Это вело к большим потерям, танки вынуждены были в лоб атаковать артиллерийские батареи, их поджидали мины, фугасы, затаившиеся фаустники. Но иначе погибала пехота, оборона на Зееловских высотах была слишком уж мощной. Даже после того, как к атакам подключились сотни танков, вражеские позиции прогрызали буквально по метрам [54].
Но 16 апреля, одновременно с 1-м Белорусским, начал наступление 1-й Украинский фронт. Конечно, маршалу Коневу тоже хотелось принять участие в штурме Берлина. Хотя по первоначальному плану на него возлагались только вспомогательные задачи – отрезать защитников германской столицы от группы армий «Центр» в Южной Германии и Чехии. Тем не менее Конев приказал своему штабу прорабатывать план в двух вариантах. Основной, соответствующий директиве Ставки. Но и запасной – если все-таки понадобится повернуть на Берлин [64].
Участок у 1-го Украинского тоже был очень сложный. Предстояло форсировать реку Нейсе, а враг основательно укрепился на противоположном берегу. Однако германские войска были распределены очень неравномерно. Перед 1-м Белорусским фронтом на участке 175 км стояли 23 дивизии, из них 14 перед Кюстринским плацдармом. А когда началось сражение, они сгрудились еще уже. Перед 1-м Украинским фронтом 25 вражеских дивизий растянулись гораздо шире – на 390 км. Экспериментов с прожекторами Конев не проводил, он применил другой прием. Во время артподготовки по всему фронту была поставлена дымовая завеса. К тучам дыма и пыли от разрывов добавились клубы тысяч дымовых шашек, совсем закрыли видимость. Но артиллеристы, саперы, пехота отлично знали свои цели. Тащили к берегу понтоны, лодки, на реку вылетели бронекатера Днепровской флотилии. Мгновенно было наведено 133 переправы. Ошеломленные враги еще не пришли в себя после бомбардировки, а русские уже перемахнули Нейсе, прочесывали траншеи очередями автоматов, в уцелевшие блиндажи летели гранаты.
За день германская оборона оказалась разгромленной. Одна группировка – 52-я советская армия и 2-я армия Войска Польского – устремилась на Дрезден. Другая, две танковых и три общевойсковых армии, двинулась обходить Берлин с юга. Но Конев доложил в Ставку – если нужно, он готов повернуть часть сил на Берлин. Сталин взвесил напряженную ситуацию на Зеловских высотах и изменил план. В ночь на 18 апреля он приказал перенацелить на германскую столицу 3-ю и 4-ю танковые армии. Поставил им задачу не ввязываться в затяжные бои, вообще не входить в крупные населенные пункты. Главное – действовать стремительно, дерзко, рассекать боевые порядки врага и углубляться в его тылы [122].
Этот маневр стал окончательным приговором для защитников Берлина. Танковые армии разворачивались на девяносто градусов, на север. Ринулись вперед, преодолевая по 35–50 км за день. Неприятельское командование растерялось. Принялось перекидывать резервы с восточных обводов обороны на южные и западные. Но и армии 1-го Белорусского фронта поднажали. 18 апреля они овладели Зеловскими высотами. На двух участках стали продавливать третью, последнюю полосу обороны. А между этими остриями прорыва в клещах очутился германский 56-й корпус генерала Вейдлинга. Его обтекали, и он начал пятиться в Бердин. Завязались бои в пригородах и на окраинах.
2-й Белорусский фронт начал наступление позже, чем фронты Жукова и Конева. Он только что завершил Восточно-Померанскую операцию, брал Гдыню и Данциг. Для выдвижения на новые рубежи Ставка выделила фронту 1900 автомашин. Но дороги были разбиты в боях и передвижениях танковых колонн, размыты весенней распутицей. Машин не хватало, солдаты шагали пешком, увязая в грязи, вытаскивали из жижи застрявшие повозки и грузовики. Тем не менее маршал Рокоссовский и его подчиненные совершили, казалось бы, невозможное. За 10 дней четыре армии удалось перебросить на 350 км, развернуть на исходных позициях по Одеру.
Немцев здесь было меньше, чем у Берлина, на участке 120 км оборонялись 7 дивизий и 13 отдельных полков. Зато препятствия впереди лежали такие, что озадачили бы кого угодно. Одер в устье разделялся и впадал в море тремя руслами. При весеннем половодье они слились вместе, ширина достигла 6 км! Наши солдаты говорили: «Два Днепра, а посередине Припять» [8]. А зарубежные генералы уважительно сравнивали эту операцию с форсированием Ла-Манша. Впрочем, у Рокоссовского не было таких сил флота и авиации, как на Ла-Манше. Но русские полководцы и воины нашли решения даже для самых сложнейших ситуаций. Как раз в устье, где разлив Одера напоминал море, немцы чувствовали себя в полной безопасности, никак не ожидали нападения.