Сражение в Сталинградском котле (часть вторая) – прорыв или жертва?С 12 декабря 1942 до 2 февраля 1943 года[505]
Введение
«Как солдат, я стою там, где по приказу стою сейчас». Это одно из самых знаменательных предложений в прощальном письме к жене генерал-полковника Паулюса, ставшего незадолго до конца генерал-фельдмаршалом[506]. Есть и другие письма, написанные в Рождество, из которых понятны его переживания, когда он писал, что ему «приходится постоянно затыкать уши».
Из дальнейшего будет ясно, как он чувствовал себя связанным солдатским долгом, находясь в безвыходном положении.
Вторая и последняя фаза великой битвы в заснеженной степи между изгибом Волги и большой излучиной Дона и в развалинах огромного промышленного города на правом берегу Волги поставила – в отличие от первой фазы ноября 1942 года – вопрос о том, что является высшим законом в этот последний час, повиновение приказу или подчинение совести. Речь шла не о политической проблеме, наподобие той, какую пришлось в 1812 году решать генералу фон Йорку в Тауроггене, речь шла о солдатском вопросе, то есть о чисто военной проблеме[507]. Согласно оценке обстановки, которую фельдмаршал фон Манштейн отправил 9 декабря 1942 года начальнику Генерального штаба сухопутных войск генералу Цейцлеру[508], крепость Сталинград была окружена 21, 24, 57, 62, 64, 65 и 66-й советскими армиями. Согласно немецким оценкам, в них насчитывалось 44 стрелковых дивизии, 17 стрелковых бригад, 29 танковых бригад, 12 механизированных бригад (советские войска, окружившие армию Паулюса, уступали ей по численности (об этом подробнее далее, при описании зачистки котла после 10 января). Первоначально в советской Ставке решили, что в окружение попало 80–90 тысяч солдат и офицеров противника (а не свыше 300 тысяч, как оказалось в действительности). Это потребовало чрезвычайных мер и усилий по удержанию в капкане столь крупного зверя. – Ред.). С юго-запада внешний фронт кольца окружения обеспечивала расположенная перед немецко-румынским фронтом на Чире 5-я советская танковая армия, в составе которой были 17 стрелковых дивизий, 5 кавалерийских дивизий, 2 механизированные кавалерийские дивизии, 8 танковых бригад, 3 механизированные бригады. К югу, восточнее Дона, внешний фронт кольца окружения обеспечивала 51-я советская армия, имевшая в своем составе 4 стрелковые и 4 кавалерийские дивизии, 2 танковые бригады, 1 механизированную и 1 стрелковую бригаду. Было неясно, стягиваются ли к котлу другие моторизованные соединения.
Снабжение армии по воздуху с обоих больших аэродромов в Тацинской и в Морозовске, в 240 и 200 километрах от Сталинграда соответственно, оказалось, как и предполагали, недостаточным, несмотря на все усилия военнотранспортной авиации и ответственного за снабжение генерал-майора Карганико[509], в распоряжении которого с начала операции было около 320 самолетов. При суточной потребности 6-й армии в грузах, равной сначала 700 тоннам, а затем 500 тоннам, очень редко удавалось за сутки доставить в котел 300 тонн грузов в сутки, средняя суточная доставка грузов в период с 1 по 12 декабря составляла 97,3 тонны, в период с 12 по 31 декабря – 137,7 тонны. Начиная с этого времени объем доставленных грузов падал, в то время как потребности армии непрерывно росли[510].
На декабрь 1942 года деблокирование 6-й армии планировалось с двух направлений: от реки Чир на восток должны были наступать части III танкового корпуса, с юга, из района Котельниково, должна была наступать на Сталинград армейская группа генерала Гота (4-я танковая армия, остатки 4-й румынской армии и приданные группе свежие танковые соединения). Задача генерал-полковника Гота заключалась в том, чтобы, продвигаясь по кратчайшему пути, к востоку от Дона соединиться с 6-й армией. Задача группы армий «Дон» соответствовала директиве Гитлера: 6-я армия должна быть деблокирована, но она, по-прежнему, останется «краеугольным камнем» на Волге, откуда будут начинаться операции кампании будущего, 1943 года[511].
Генерал-полковник Гот считал, однако, что 6-я армия должна ударить изнутри котла навстречу его армиям. Для того чтобы ликвидировать нехватку горючего в танковых и моторизованных частях 6-й армии, планировалось нанести танковый удар с тем, чтобы пробить дорогу для колонны грузовиков с горючим, когда деблокирующие войска будут достаточно близко от внешнего фронта котла. В уже упомянутой оценке обстановки в Сталинграде, доложенной Манштейном начальнику Генерального штаба сухопутных сил, была высказана мысль о том, что 6-ю армию не следует оставлять на зиму в районе Сталинграда, а вывести ее из котла, как только будет пробит коридор. Для этого надо было одну за другой провести две операции: «Зимнюю бурю» – деблокирующий удар на Сталинград с целью соединения с 6-й армией, и «Удар грома» – выход 6-й армии из района Сталинграда и включение ее в состав находящегося в тяжелом положении южного участка Восточного фронта.
С самого начала оказалось, что танковые соединения на Чире вообще не готовы к проведению операции, по поводу чего Манштейн высказывал сомнения еще 9 декабря. Танковые части увязли в тяжелых оборонительных боях. Таким образом, задача проведения операции «Зимняя буря» легла на плечи одной армейской группы «Гот». Ее главной ударной силой стал LVII танковый корпус под командованием Фридриха Кирхнера[512], переброшенный из состава группы армий «А» на Кавказе. Корпус состоял из потрепанной 23-й танковой дивизии с 30 танками, но был значительно усилен переброшенной из Франции и полностью укомплектованной 6-й танковой дивизией со 160 танками и 40 штурмовыми орудиями. Позже к этим силам была добавлена 17-я танковая дивизия, также изрядно потрепанная. Таким образом, у Гота было только две танковых дивизии для того, чтобы с боями пройти 120 километров через позиции хорошо подготовленного и сильного противника! (Первоначально немцы здесь значительно превосходили советские войска – по танкам армейская группа «Гот» имела преимущество над сражавшейся здесь 51-й армией в 6 раз, по людям в 2 раза. – Ред.)
В 6-й армии после 10 декабря 1942 года в южной части котла была создана группа прорыва под командованием генерала Хубе, имевшая в своем составе около 60 танков (на большее у Паулюса, все еще имевшего 300 танков и штурмовых орудий, не хватало горючего. – Ред.). Задача группы заключалась в том, чтобы в нужный момент нанести удар навстречу группе Гота. Вследствие нехватки горючего группа Хубе была сильно ограничена в маневренности. Она могла, в случае необходимости, продвинуться не больше чем на 20–30 километров. Кроме того, группе следовало сохранить часть горючего на тот случай, если деблокирование закончится неудачей и группе придется вернуться в котел, где танки были остро необходимы в качестве «пожарной команды». Для «правильного» прорыва из котла 6-й армии, по подсчетам ее командования, требовалось около 1000 тонн горючего, боеприпасов и продовольствия. Кроме того, на мероприятия по маскировке, перегруппировке и выдвижению в котле диаметром около 40 километров надо было отвести еще не менее пяти дней.
12 декабря 1942 года Гот начал наступление с целью деблокирования 6-й армии. Решающие часы в судьбе 6-й армии пробили неделей позже. 19 декабря 1942 года 6-я и 23-я танковые дивизии, с опозданием усиленные (задержка произошла по приказу Гитлера) 17-й танковой дивизией[513], преодолевая чрезвычайно сильное сопротивление русских – 2-й и 51-й гвардейской армий (2-я гвардейская армия только выдвигалась к рубежу реки Мышковы, совершая марш в 170–200 километров. Истекающей кровью 51-й армии пришли на помощь ослабленный 13-й танковый корпус, а затем 4-й механизированный корпус, приостановивший продвижение немцев между реками Есауловский Аксай и Мышкова. – Ред.) – пробились до реки Мышковы, откуда до котла по прямой оставалось около 48 километров. (И вот здесь и произошла встреча выдохшейся к исходу 22 декабря армейской группы «Гот» с развернувшейся 2-й гвардейской армией. 24 декабря советские войска превосходили здесь немцев в людях в 1,5 раза, в орудиях и минометах в 1,6 раза, в танках в 2 раза. – Ред.)
За день до этого, 18 декабря 1942 года, направил в штаб командования 6-й армии третьего заместителя начальника своего штаба, майора Айсмана[514], причем до этого в котле, для оценки обстановки, побывали начальник штаба группы армий «Дон» генерал-майор Шульц и начальник отдела Ia полковник Буссе[515]. В своих воспоминаниях Манштейн придает миссии Айсмана[516] первостепенное значение. Этот майор должен был представить командованию армии мнение группы армий, согласно которому операция «Зимняя буря» была лишь прелюдией к завершающему этапу деблокирования. Напрашивается вопрос почему фельдмаршал фон Манштейн для подготовки операции, второй этап которой был практически актом неподчинения директиве фюрера, не вылетел в котел лично? (См. в связи с этим «Введение», с. 103, 104.)
Факт, однако, заключается в том, что – если не считать миссии Айсмана – командование 6-й армии в эти решающие декабрьские дни не было информировано ни о решениях группы армий «Дон», ни о продвижении LVII танкового корпуса, ибо (и это было необходимо) в это время в эфире царило радиомолчание относительно всех перемещений войск[517].
19 декабря 1942 года направленной в ОКХ в 14:35 телеграммой Манштейн испросил разрешения на прорыв 6-й армии из окружения, то есть на проведение операции «Удар грома»[518].
В 18:00 того же дня он телеграммой приказал 6-й армии «как можно быстрее» приступить к осуществлению операции «Зимняя буря». В телеграмме Манштейна говорилось, что LVII танковый корпус достиг рубежа реки Мышковы. 6-я армия должна занять исходные позиции и, в случае необходимости, продвинуться за реку Донская Царица, чтобы, соединившись с LVII танковым корпусом, обеспечить коридор для доставки в котел горючего. Развитие событий может вынудить к прорыву армии из котла через реку Мышкову – в продолжение операции «Зимняя буря»: «Операция «Удар грома» при благоприятных условиях должна последовать непосредственно за операцией «Зимняя буря»… Приказ вступает в силу при передаче названия «Удар грома»[519].
Можно ли назвать великим час начала прорыва – который между тем требовал перегруппировки войск в котле? Можно ли, если даже отвлечься от того, что без дополнительной доставки материалов, и прежде всего, горючего, придется оставить противнику тяжелые оружие и технику, громоздкие материалы и лазареты с ранеными? Был ли этот час, который, по мнению одного из самых проницательных фельдмаршалов, предоставлял возможность обезопасить себя от кары со стороны фюрера, так как командование 6-й армии могло обосновать свои самовольные действия – недвусмысленно запрещенные – тем, что великое событие само проистекло из события мелкого и незначительного?
Манштейн, который писал свою книгу в 1955 году и, вероятно, имел в своем распоряжении большую часть своих тогдашних приказов, приводит лишь приказ о проведении операции «Зимняя буря», отданный им в 18:00 19 декабря 1942 года. Между тем теперь известно, что ОКХ, где Цейцлер тщетно спорил с Гитлером[520], не был готов ответить на запрос Манштейна, сделанный в 14:35. В 18:15 начальник штаба группы армий «Дон» сообщил командованию 6-й армии, что оно должно выполнять прежний приказ. Паулюс спросил, может ли он уже сейчас учитывать участие корпусов в подготовке операции «Удар грома». Манштейн ответил: «Будем ждать вечерней связи»[521].
Вечерний разговор 19 декабря 1942 года, продолжавшийся с 20:40 до 21:10, между начальниками штабов группы армий и 6-й армии, не принес ничего утешительного. Шмидт объяснил: «Удар через Донскую Царицу невозможен, если в силе остается приказ удерживать крепость. Обсуждать можно только кратковременный рывок танков. Если же командование хочет удержать Сталинград, то армия сможет начать действовать только после приближения LVII танкового корпуса к Бузиновке»[522].
Все ближайшие дни обстановка оставалась прежней. Паулюс не хотел – несмотря на то что в принципе был за операцию «Удар грома» – действовать без ясного приказа из группы армий и, возможно, вопреки приказу высшего командования. Командование группы армий не хотело на свой страх и риск, без разрешения ОКХ, произносить ключевые слова «Удар грома». Между тем на Дону замаячила новая катастрофа. 8-я итальянская армия была опрокинута крупными советскими силами, советские танки прорвались далеко к югу и приблизились к Ростову-на-Дону на расстояние 170 километров. Манштейн забрал у Гота часть танков, из-за чего поколебался весь замысел деблокирования[523]. Наступило Рождество 1942 года.
Тот, кто всерьез интересуется военной историей, непременно снова и снова будет задавать вопрос: «Разве не должен был Паулюс в эти дни действовать, делать что-то для все еще сильной армии, армии, надеявшейся на прорыв, готовой драться как львы, не спрашивая больше ни Манштейна, ни Гитлера?» Мало того, Манштейн, прусский служака старой школы, скорее всего, постарался бы оправдать и защитить Паулюса. Возможно, так поступил бы шведский король Карл XII, возможно, фельдмаршал Рейхенау, возможно, фельдмаршал Модель. Эти двое лишь уведомляли фюрера о своих действиях: они руководили войсками, руководствуясь своими идеями, и отдавали те или иные приказы. Так поступил Рейхенау, когда в декабре 1941 года он, вопреки приказу Гитлера, отвел войска группы армий «Юг» к реке Миус. (Он лишь завершил отход, осуществленный фон Рундштедтом. – Ред.) Паулюс, однако, склонный холодно взвешивать каждое свое решение дважды, а то и трижды, этот «солдатский мыслитель», был вылеплен из совершенно другого теста.
Кроме того, никто не может поручиться за то, что мог удаться самостоятельный прорыв ставшей малоподвижной (в том, что касается тяжелого вооружения и танков) армии сквозь позиции грозного, усиленного мощной артиллерией противника, замкнувшего кольцо окружения. Никто не может сказать, смогла бы армия после прорыва дойти до фронта на реке Мышкове или на реке Есауловский Аксай. Никто не может судить о том, насколько быстро отреагировало бы советское командование на изменение ситуации, не направило бы оно к Азовскому морю высвободившиеся в Сталинграде большие силы для того, чтобы запереть на Кавказе группу армий «А» и полностью сокрушить германский Южный фронт. Никто не может сказать – а это тоже следует принять в расчет, – как отреагировал бы на это Гитлер, не сместил бы он во время прорыва 6-й армии Паулюса и Шмидта, заменив их фон Зейдлицем или каким-нибудь другим генералом, увеличив этим всеобщую сумятицу[524].
Ввиду первоочередной необходимости реорганизовать Южный фронт и прикрыть ставший невозможным отход группы армий «А» с Кавказа в район Ростова положение вынужденной держаться 6-й армии в течение добрых четырех недель было просто отчаянным. Главная ошибка заключалась не в тех или иных упущенных шансах прорыва, а в неправильном развертывании сил в июле 1942 года. Генерал-полковник Паулюс и его армия были поставлены в положение, когда один из лучших выучеников старого Генерального штаба был лишен возможности действовать самостоятельно. Предоставим теперь слово самому Паулюсу.
«Основные соображения по поводу операций 6-й армии под Сталинградом» (часть вторая)[525] генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса
12 декабря (1942 года) 4-я танковая армия[526] начала наступление на север из района Котельникова. В результате армии удалось приблизиться к южному фронту котла на расстояние 50 километров. Здесь наступление остановилось, а затем армия отступила.
Мои настоятельные требованиябыли главным командованием сухопутных сил отклоненыВ конце декабря стало ясно, что попытка деблокирования провалилась. К этому времени стало также ясно, что находящаяся в окружении 6-я армия сохранит боеспособность очень ограниченное время. Причина – ежедневные потери и нарастающее истощение войск из-за недостаточного снабжения. До этого времени раненых было еще возможно эвакуировать из котла. Боеспособность армии исчерпалась в первую очередь из-за отсутствия горючего[528]. По обеим этим причинам я настоятельно требовал от командования группы армий и ОКХ немедленного улучшения в снабжении горючим, продовольствием и боеприпасами (именно в таком порядке), потому что только в таком случае прорыв становился возможным.
Одновременно корпусам были отданы новые приказы[529] относительно подготовки к прорыву при взаимодействии пехотных дивизий с 6 моторизованными и танковыми дивизиями (то есть 3, 29 и 60-я моторизованные и 14, 16 и 24-я танковые дивизии, имевшиеся у Паулюса. – Ред.). При наличии большого количества сохранившихся транспортных средств была возможность перевезти весь личный состав пехотных дивизий, включая раненых. К этому моменту в армии оставалось больше 200 танков (не менее 300. – Ред.). Но непременным условием успеха была доставка в котел горючего, достаточного для прохождения 80 километров.
Ответ из группы армий гласил, что армия должна остаться на месте и ни при каких обстоятельствах не сдавать Волжский фронт. Говорилось также, что готовится новая операция деблокирования, для чего со всех фронтов будут стянуты мощные танковые силы. Будут приняты меры по улучшению снабжения армии по воздуху (силами транспортной авиации)[530].
1 января 1943 года была получена радиограмма Гитлера приблизительно следующего содержания: «Каждый солдат 6-й армии должен встретить Новый год с железной уверенностью в том, что фюрер не оставит в беде героических бойцов на Волге и что у Германии есть средства вызволить из окружения 6-ю армию».
III. Миссия генерала Хубе
8 января 1943 года с самолетов были сброшены листовки с текстом ультиматума от лица командования Красной армии. (Ультиматум подписали представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-полковник артиллерии Воронов и командующий войсками Донского фронта генерал-лейтенант Рокоссовский.) В тот момент фронт котла еще держался. Командование армии довело до сведения войск, что о капитуляции не может быть и речи. Впрочем, ни один из командиров дивизий не высказался в пользу такого решения.
Решающее значение в отклонении ультиматума имели не только отданные нам приказы, но, прежде всего, переданные по поручению Гитлера вернувшимся в котел генералом Хубе анализ и замыслы Верховного командования[531].
Генерал Хубе в деталях доложил замыслы ОКХ относительно новой операции деблокирования с запада. Из Европы, Германии и с других фронтов уже перебрасывались танковые и моторизованные соединения. Кроме того, будет по-новому организовано воздушное снабжение армии. Так же как зимний кризис 1941/42 года под Харьковом, Сталинград обернется для нас великой победой[532].
Начало контрнаступления было запланировано на вторую половину февраля, хотя изыскивались возможности ее переноса на более ранний срок. Главной предпосылкой, однако, было сокращение южного крыла Восточного фронта с возможным отводом группы армий «А» с Кавказа. Все это время 6-я армия должна была держаться, при необходимости сжав котел до территории города Сталинграда. Ни в коем случае нельзя было отдавать противнику железнодорожную линию Сталинград – Котельниково.
Хотя до сих пор на первом плане стояла задача деблокирования 6-й армии, было также обращено внимание на два решающих аспекта: стойкость 6-й армии как непременное условие создания новой линии фронта на южном фланге Восточного фронта и тем самым условие для подготовки нового крупномасштабного наступления.
Из-за страсти Гитлера к сохранению тайн меня не стали посвящать в обстановку на среднем и нижнем Дону и ничего не сказали о численности и вооружении резервов, готовых принять участие в наступлении. Мне лишь в общих чертах сказали о запланированном с 1 января 1943 года отступлении группы армий («А»?). Доклад генерала Хубе и выдержанные в том же духе инструкции командования группы армий[533]означали для меня обязанность держаться любой ценой, если я не хочу взять на себя ответственность за развал всего южного участка фронта, а значит, и всего Восточного фронта, не только перед Верховным командованием, но и перед всем немецким народом. Это понимание обстановки я довел до сведения подчиненных мне генералов.
Так как стабилизация нового южного участка Восточного фронта пока не была обеспечена, во мне крепло убеждение в том, что преждевременное прекращение борьбы и высвобождение 6 вражеских армий, а также связанный с этим захват противником важной железнодорожной линии Сталинград – Тихорецк создадут серьезную угрозу созданию новой линии фронта и сорвут отвод группы армий с Кавказа[534].
IV. Оборона в котле в ходе большого русского наступления
10 января (1943 года) началось массированное русское наступление, которого командование 6-й армии и ожидало приблизительно в это время. (К 10 января 1943 года войска Донского фронта имели 212 тысяч человек против 250 тысяч у Паулюса (1:1,2), 6860 орудий и минометов против 4130 (1,7:1), 257 танков против 300 (1:1,2), 300 боевых самолетов против 100 (3:1). – Ред.) К 13 января [германские войска] были оттеснены к реке Россошке (стоял 20-градусный мороз с сильными метелями. Можно представить, что творилось, когда замерзающих немцев выбили из их завшивленных, но относительно нагретых убежищ на обустроенных за полтора месяца позициях. – Ред.). 15 января фронт отодвинулся еще дальше, и был потерян аэродром у Питомника. У нас остались два маленьких запасных аэродрома возле Гумрака, за счет которых люфтваффе продолжали доставлять грузы. К 17 января площадь котла сократилась вдвое (с 1400 до 600 квадратных километров. – Ред.). Состояние войск было пока удовлетворительным, и бои велись в целом планомерно. Управление войсками потеряно не было.
Однако среди солдат и офицеров начал распространяться своего рода психоз[535], возникший из-за лишений и страха пленения. Этот страх командованию и войскам внушила пропаганда[536].
Именно им был пропитан прискорбный приказ по армии, изданный 20 января 1943 года. Помимо товарищеского призыва не перебегать к противнику, приказ угрожал сдавшимся неизвестностью плена, чреватой смертью от голода и холода или жизнью в невыносимых условиях[537].
До этого от некоторых штабов (LI армейского корпуса и XIV танкового корпуса) поступали предложения о прорывах группами на запад, юго-запад и юг. В основе этих предложений была мысль спасти от плена как можно больше людей. По зрелом размышлении эти предложения были отвергнуты, как невыполнимые. К тому же мы не смогли бы вывезти из котла всех раненых.
19/20 января начался развал[538] – вполне объяснимый лишениями и усталостью войск – развал фронта на решающих участках сражения. Я знал о бедственном положении войск из рапортов, но больше из личных впечатлений от поездок на решающие участки обороны. Эти тяжкие впечатления от голода, холода и бесприютности, от которых страдали мои солдаты, были таковы, что я счел своим долгом 20 января снова обратиться к командованию. В группу армий и в главное командование сухопутных сил я доложил следующее[539]: «Боеспособность войск вследствие катастрофического положения со снабжением продовольствием, горючим и боеприпасами быстро падает. Без помощи остаются 16 тысяч раненых. За исключением фронта на Волге, у нас не осталось оборудованных позиций, укрытий и дров. Происходит упадок дисциплины, и начинается дезертирство. Еще раз прошу предоставить мне свободу в ведении боевых действий, что позволит избежать окончательного распада, потери управления войсками и гибели раненых».
Такой же рапорт с дополнительными разъяснениями был передан вылетевшему из котла офицеру связи ОКХ при штабе 6-й армии[540].
Помимо этого я постоянно докладывал вышестоящему командованию о состоянии войск, основываясь на рапортах и моих личных впечатлениях.
Ответ главного командования сухопутных сил был таков: «Капитуляция исключена. Армия выполнит свою историческую задачу тем, что будет держаться до тех пор, пока не будет образован новый фронт возле и севернее Ростова-на-Дону и пока не будет отведена с Кавказа находящаяся там группа армий»[541].
21 или 22 января в расположение командования 6-й армии прибыл командир отряда транспортной авиации, чтобы сориентироваться в котле[542]. Офицер сообщил, что его соединение переброшено со Средиземноморского театра под Ростов-на-Дону и готово к выполнению задания. Объем грузов, доставленных за один вылет соединения, намного превосходил 300 тонн. В составе соединения было более 100 машин, среди них самолеты новейшего типа («Гиганты»)[543]. Вскоре должны были прибыть еще 100 машин. Но было слишком поздно. Через день был потерян последний аэродром…
Рапорт майора Тиля, командира 3-й группы 27-й бомбардировочной эскадры, о посещении генерал-полковника Паулюса 19 января 1943 года[544]Из дневника генерал-фелъдмаршала Э. Милъха, командующего авиационно-транспортными соединениями под Сталинградом
20 января (1943 года)… 16:05. Доклад майора Тиля, командира 3-й группы 27-й авиаэскадры, и капитана Мейера, командира 9-й эскадрильи 27-й авиаэскадры.
В 11 часов утра 19 января (1943 года) посадка в Сталинграде. Над крепостью множество вражеских истребителей, которые, однако, не летают ниже высоты 1000 метров. По севшей машине был немедленно открыт артиллерийский огонь. Попадание, убит бортмеханик.
Посадочную полосу в Гумраке можно использовать только днем. На южном конце полосы три выбоины, в конце полосы – две выбоины. Садящиеся на полосу машины немедленно подвергаются бомбардировке с трех У-2, которые постоянно барражируют над аэродромом.
С ухудшением погоды и видимости русские самолеты исчезли.
Руководитель полетов – обер-лейтенант Кольбеншлаг. Команды обычно выполняются плохо, так как солдаты находятся в состоянии апатии.
Сразу же по приземлении – доклад Тиля генерал-полковнику Паулюсу.
По мнению майора Тиля, аэродром годится для работы только днем, но не ночью.
Генерал-полковник Паулюс сказал буквально следующее: «Летчики не доверяют данным моего штаба, а это, по сути, измена».
Майор Тиль указал на отсутствие хорошей наземной службы. Нет постоянно действующих разгрузочных команд. Приземлившаяся в 11:00 машина не была разгружена к 16 часам! (Об этом же сообщают и другие экипажи.)
Доставлять в крепость 200–300 тонн грузов в сутки нельзя, так как посадка, разгрузка и взлет 25 машин в час невозможны по причине упомянутых трудностей. Генерал-полковник Паулюс сильно раздражен (дословно): «Вы разговариваете с покойниками. Мы остались здесь по приказу фюрера. Люфтваффе бросили нас в беде и не выполняют своих обещаний»[545].
Обсуждались три места сбрасывания грузов в тылах дивизий. Генерал-полковник Паулюс: «Самолеты должны непременно садиться. Сбрасывать грузы – это смерть для армии. Нам прежде всего нужно горючее…»
(Конец отрывка из служебного дневника генерал-фелъдмар-шала Милъха)
По мере сокращения котла бои продолжались и в следующие дни. 24 января рухнула линия обороны на западной окраине города. Штаб армии был переведен на командный пункт 71-й пехотной дивизии, а во второй половине дня 23 января перебрался в южную часть города, против которой был направлен главный удар противника.
С 24 января 1943 года снабжение стало возможно только путем сбрасывания грузов. Этот случай был заранее предусмотрен в приказе главного командования сухопутных сил. Этот приказ предписывал, что в случае расчленения армии на отдельные группы эти последние должны драться до конца самостоятельно, поддерживая радиосвязь с группой армий и ОКХ. Соответственно, командиром северной группы был назначен генерал пехоты Штрекер, центральной – генерал артиллерии Гейтц. Южная группа осталась под моим непосредственным командованием.
Отсечение северной группы произошло 26 января, центральной – 29 января. Тем самым, согласно приказу ОКХ, прекращались мои командные полномочия в отношении северной и центральной группы. Сопротивление полностью измотанных войск прекратилось в южной группе (включая штаб армии) и в центральной группе 31 января, а северная группа продержалась до утра 2 февраля 1943 года.
Содержание предыдущих разделов I–IV я 5 августа 1945 года довел до сведения командира LI армейского корпуса, господина генерала артиллерии фон Зейдлица, а 8 сентября 1945 года – до сведения командира XI армейского корпуса господина генерал-полковника Штрекера. Оба генерала согласились с изложенным как в том, что касалось их лично, так и в оценке общего положения, насколько это соответствовало их тогдашней компетенции.
Подпись: Штрекер, 9 сентября 1945 года; подпись: фон Зейдлиц, 9 сентября 1945 года; подпись: Паулюс.
Приложение к «Основным соображениям по поводу операций 6-й армии под Сталинградом» (часть вторая)
…[546]…После неудачной попытки деблокирования и после моих многочисленных настоятельных требований дать разрешение на прорыв и улучшить снабжение армии по воздуху я получил в начале января 1943 года личное письмо фельдмаршала фон Манштейна. В нем, среди прочего, содержалось следующее[547]:
«…Я понимаю и разделяю Ваши мысли и заботы, которые одолевают Вас по поводу Вашей армии. Однако Ваши начальники более широко смотрят на положение, видят проистекающую из него необходимость и несут ответственность. Ваша задача – всеми силами выполнять отданные Вам приказы. За то, что из этого выйдет, Вы не несете никакой ответственности…»
То, что командующий группой армий до самого конца скрывал от меня приказы главного командования сухопутных сил, повлияло на мое поведение. Фельдмаршал фон Манштейн имел репутацию незаурядного, мыслящего стратега и человека, не гнувшего спину перед Гитлером.
III. Взаимодействие с подчиненными командирами
Во все время пребывания в окружении существовала тесная связь между командирами соединений и мной. Происходил постоянный обмен мнениями по поводу боевой обстановки и обсуждение насущных мероприятий, причем часто с командирами дивизий в самых горячих точках обороны. Эти обсуждения происходили во время моих приездов на командные пункты или во время приездов ко мне командиров корпусов и дивизий. Общие совещания генералов не созывались, да и в сложившихся в котле условиях они едва ли были возможны.
В том, что касалось вопроса о самостоятельном прорыве из окружения вопреки четким приказам командования группы армий и ОКХ, генералы Гейтц, Штрекер, Хубе и Енеке резко выступали против, в то время как генерал фон Зейдлиц ратовал за нарушение приказов.
Никто из подчиненных мне командиров не обращался с предложением принять предъявленный 8 января Красной армией ультиматум о капитуляции. Вопроса о прекращении сопротивления 20 января впервые коснулись генералы фон Зейдлиц и Пфеффер[548] (ставший преемником генерала Енеке на посту командира IV армейского корпуса), в то время как генералы Гейтц и Штрекер выступили за продолжение борьбы до конца, так же как и генерал Хубе вплоть до своего отлета из котла.
В то же время я сам, на основании своих наблюдений и размышлений, обсуждал с начальником моего штаба, его Ia[549] и Па[550] вопрос необходимости прекращения сопротивления. Против высказывался только Ia (штабной офицер оперативного управления Генштаба (от дивизии и выше). – Ред.). В результате я решил, что после повторного выяснения состояния войск в котле надо испросить решение вышестоящего руководства. Насколько мне помнится, о проекте этого запроса генерал фон Зейдлиц узнал, находясь на моем командном пункте. В тот момент я пытался довести до сведения моих непосредственных начальников, что страдания солдат в котле достигли своего предела. Одновременно в тесном кругу началось обсуждение мероприятий, которые надо будет провести в случае, если наше требование будет принято. Ответом стала приведенная на с. 341 телеграмма, в которой говорилось, что 6-й армии выпала историческая миссия – держаться до последнего и этим спасти фронт.
Повторное обсуждение вопроса о прекращении борьбы состоялось 25 января, когда меня на моем командном пункте, на южном берегу реки Царицы, в последний раз посетил генерал фон Зейдлиц, а затем 27 января с генералами Шлёмером и фон Даниэльсом[551], когда я был на их командном пункте в бывшей городской тюрьме. Я мог указать лишь на то, что сопротивление следует продолжать до последней возможности и не допускать добровольного прекращения борьбы.
Насколько различным было понимание обстановки у разных командиров, показывает следующий пример: даже 30 января генерал Корфес[552] с частями 295-й пехотной дивизии смелой контратакой отбил у противника потерянную половину здания казармы.
Не названные мной дивизионные командиры выступили с предложениями прекратить борьбу.
IV. Для лучшего уяснения предыдущего изложения требуется расследование следующих вопросов
I. Отлеты из котла.
При стремлении многих выбраться из котла для сохранения морального духа в войсках практика отлетов отсюда приобрела с самого начала очень важное значение. Поэтому командование армии допускало вылет только по приказам и тщательно следило за соблюдением этого правила.
Вылеты производились по следующим директивам:
А) По приказу командования армии:
1. Тяжелораненые, во вторую очередь раненые. Решение принимал находившийся на аэродроме врач. Всего из котла были самолетами эвакуированы 42 тысячи раненых.
2. В качестве курьеров армии из корпусов и дивизий отбирали офицеров и служащих, которые не участвовали в боевых действиях. Решение о разрешении на вылет в таких случаях принимал начальник штаба армии. В январе 1943 года порядок был изменен. В качестве курьеров посылали из котла только тех офицеров, которых командование группы армий или командование сухопутных сил назначало на какие-то должности за пределами котла.
3. В распоряжение командования группы армий были отправлены из котла следующие штабы разбитых и рассеянных дивизий:
а) штаб 384-й пехотной дивизии на Чире. QuAbt, отдел снабжения (3 машины), был сбит русскими.
б) штаб 94-й пехотной дивизии был переведен в Морозовск;
в) штаб 79-й пехотной дивизии стал штабом вновь сформированной 79-й дивизии в Ростове-на-Дону.
Б) По приказу главного командования сухопутных сил:
а) кандидаты на должности в Генеральном штабе;
б) командиры (полков и батальонов) танковых войск, унтер-офицеры и рядовые (техники) танковых войск;
в) генерал танковых войск Хубе, подполковник Вилуцки. Оба заняли посты в штабе снабжения Сталинграда, расположенного в Мариуполе;
г) генерал инженерных войск Енеке (IV армейский корпус, генерал-майор) в связи с ранением; тяжелораненый генерал-майор Штейнмец[553]. Полковник Зелле[554], начальник инженерной службы армии, полковник Арнольд, начальник связи армии, заболевший еще до окружения. Приказ о его замене был отдан тоже до окружения. Назначенный ОКХ преемник так и не прибыл. Замена была произведена уже после того, как кольцо замкнулось. (Арнольда заменил полковник ван Хоовен.)[555]
II. Занятие командных должностей и повышения по службе. Учитывая обстановку, командование армии посчитало целесообразным занимать освободившиеся командные должности собственными офицерами армии, присваивая им звания, соответствующие новой должности.
Командующий 6-й армией сохранил за собой полномочия повышать по службе офицеров и генералов и присваивать им звания до генерал-лейтенанта включительно после изучения рекомендаций из отдела кадров.
V. Состояние войск
Состояние войск значительно ухудшилось еще во время наступательных боев. С началом большого русского наступления на долю войск выпали нагрузки и напряжение небывалого до тех пор масштаба. Ситуации на разных участках фронта котла значительно отличались друг от друга. Расположенные на старых позициях войска находились в лучшем положении в отношении их боеспособности и питания (рядом находились созданные запасы). С самого начала чрезвычайно тяжелая нагрузка выпала на долю войск, которым пришлось ко времени завершения окружения занимать новые позиции в обледенелой степи между Волгой и Доном. У них не было строительного материала, топлива, печей, им не хватало воды и теплого зимнего обмундирования.
Соединениям XI армейского корпуса, который первоначально занимал позиции к западу от Дона, пришлось с тяжелыми боями пробиваться через Дон к Западному фронту котла, неся при этом чувствительные кровавые потери.
Осложнилось также положение со снабжением войск, которые были оторваны от своих насиженных мест на Восточном фронте котла и, следовательно, от налаженных путей снабжения и должны были образовывать новый Юго-Западный фронт после беспорядочного отступления.
Несмотря на все это, моральный и боевой дух войск был необычайно высок. Люди верили своему командованию и надеялись на деблокирование, которое они считали чем-то само собой разумеющимся: ибо, как они считали, их не могут просто так бросить в беде. В начале декабря эти надежды питало деблокирующее наступление 4-й танковой армии, после неудачи новую надежду в людях пробудили обещания со стороны ОКХ.
Только после 10 января, когда началось массированное русское наступление, настроение войск упало, и надежды на деблокирование начали рушиться. Это стало проявляться в виде апатии и постепенного упадкка дисциплины. Все больше и больше измученных и истощенных солдат искало укрытия в подвалах Сталинграда. Солдаты все громче говорили о бессмысленности дальнейшей борьбы, но так же громко звучали голоса, возражавшие против ее прекращения.
Независимо от стекавшихся ко мне рапортов и донесений, я узнавал о положении войск и условиях их жизни из ежедневных поездок в штабы и на командные пункты.
Несмотря на то что снабжение продовольствием, особенно хлебом, с самого начала окружения стало совершенно неудовлетворительным, до середины января распределение продовольствия было относительно упорядоченным[556]. С потерей последних аэродромов (24 января) снабжение ухудшилось еще больше, став невероятно низким, и практически перестало доставаться множеству солдат, отбившихся от своих частей.
Несмотря на самые строгие приказы, в некоторых частях солдаты прятали запасы, созданные в последние дни перед окружением. К концу января мы уже не могли распределять эти «черные» запасы.
С 25 января сбрасываемая с самолетов помощь стала практически бесполезной. Объем ее был ничтожным. Поиск сброшенных продуктов и их распределение стали практически невозможными. Значительная часть сброшенных грузов попадала в руки противника.
Учитывая нараставшую после возобновления русского наступления нехватку продовольствия, я после 10 января отдал приказ отвести всех русских пленных на запад, к аэродрому в Питомнике (расположение VIII армейского корпуса), и пешком отправить их к русским. Я не смог лично проследить за выполнением этого приказа, так как в это время на Западном фронте котла шли тяжелые бои. Только находясь в плену, я узнал, что передача готовых к уходу пленных не состоялась и все они вернулись назад.
Удручающим было состояние медицинского обеспечения. Хотя эвакуация раненых была поставлена неплохо, и из котла удалось вывезти немало раненых (см. раздел IV, 1, с. 348)[557], все же их число было недостаточным, а с 24 января эвакуация прекратилась полностью. Лазареты были переполнены, размещать раненых в других местах было невозможно, за отсутствием помещений. Все подвалы были переполнены, а в Сталинград продолжали прибывать все новые и новые больные и истощенные солдаты. Все сильнее сказывалась нехватка медикаментов и перевязочных материалов.
Еще одной нравственной и гигиенической трудностью стала невозможность хоронить умерших, так как обессилевшие солдаты были не в состоянии рыть могилы в замерзшей земле.
Осознание этих невообразимых страданий моих солдат и офицеров тяжким бременем ложилось на мои плечи и влияло на мои решения, которых от меня требовали ежечасно поступавшими приказами, и тогда я впервые поставил заботу о солдатах выше дисциплины и повиновения. Возложенная на 6-ю армию ответственность за восстановление южного крыла Восточного фронта влекла за собой ответственность за то, чтобы жертвенность 6-й армии позволила избежать еще больших жертв, которые были бы неизбежны, если бы армия прекратила сопротивление.
(Без подписи)
Документы, телеграммы и радиограммы[558]к «Сражению в осажденном Сталинграде» (часть вторая) «Зимняя буря» или «Удар грома»
Деблокирование, прорыв или ожидание…
Декабрь 1942 года
Радиограмма
Секретно, для командования!
22 декабря 1942 года, 7:00
Главному командованию сухопутных сил
Начальнику Генерального штаба
Адресат: начальник Генерального штаба, 4068/42, секретно, для командования
1. По состоянию на 18 декабря на довольствии состояло: 249 600 человек, включая румын (13 тысяч), вспомогательные службы (19 300) и раненых (около 6 тысяч).
2. Численность боевого состава: пехота на переднем крае – около 25 тысяч, саперы – около 3200 человек. Сюда не включены находящиеся на главной полосе обороны штабы полков и батальонов, вооруженная тяжелым оружием пехота, противотанковые части, штурмовые орудия, танки, орудия с тягачами, вспомогательные части сухопутных войск (саперы, артиллерия, строительные батальоны, мотоукладчики, пулеметные подразделения, противовоздушные подразделения и т. д.), личный состав люфтваффе и зенитных частей, румыны, Ailfswillige (так называемые хиви – «добровольные помощники» из военнопленных и т. д., прислуживавшие немцам, – таких наши солдаты обычно не щадили. – Ред.).
Данные о численности боевого состава у командования армии затребованы и будут получены в течение нескольких дней. Эта численность оценивается в 60–70 процентов от всех, находящихся на довольствии. Задержка в сообщении данных произошла оттого, что подсчет сильно затруднен, так как днем выезд на позиции невозможен, а также тем, что в штабах армии и корпусов уничтожена документация, на основании которой можно представить требуемые данные. По этим причинам командование армии пока их не представляет.
3. а) Горючее: 133 тысячи литров бензина, 12 тысяч литров дизельного топлива. В корпусах количество горючего едва ли составляет 0,1 от необходимого.
б) Продовольствие: состояние на 20 декабря: рацион был сокращен вдвое. По этим нормам продовольствия хватит:
хлеба до 24 декабря;
масла до 25 декабря;
обедов до 26 декабря;
ужинов до 26 декабря;
напитков до 27 декабря;
табачного довольствия до 28 декабря;
мясо для обедов и части ужинов – только конина.
в) Боеприпасы в процентах к необходимому… (далее цифры для орудий – от противотанковых до тяжелых полевых гаубиц – от 79 до 35 процентов…).
На армейских складах 3 тысячи выстрелов для легких полевых гаубиц, 900 – для тяжелых полевых гаубиц и 600 – для 100-мм пушек.
4. Медицинское состояние войск: питание войск неудовлетворительное или вовсе плохое. С 26 ноября личный состав получал уменьшенный вдвое рацион, а с 8 декабря только 200 граммов хлеба в сутки. Силы солдат иссякают. В настоящий момент из-за плохого питания войска не в состоянии совершать длительные переходы и атаки без чрезмерных потерь. С 21 ноября было 56 случаев смерти, которые, по мнению военных врачей, были по большой части обусловлены недоеданием. В настоящее время в войсках насчитывается 2 тысячи больных (включены в общее число санитарных потерь, см. пункт 1).
5. С 23 ноября по 18 декабря ежедневно доставлялось в среднем 85 тонн грузов. В последнее время положение улучшилось. С 19 по 21 декабря ежедневно в среднем доставлялось 225 тонн грузов.
Подпись
22 декабря
Деблокирующее наступление 4-й танковой армии[559](Недатированная записка фельдмаршала Паулюса)
Относительно замыслов ОКВ (Верховного главнокомандования вермахта) в связи с деблокирующим наступлением 4-й танковой армии командование 6-й армии было проинформировано командованием группы армий «Дон».
«6-я армия должна всеми силами удерживать Сталинград. В связи с этим перед 4-й танковой армией поставлена задача, наступая из района юго-западнее Котельникова и южнее Нижнечирской[560], соединиться с 6-й армией и восстановить прежнюю линию фронта[561]. В составе 4-й танковой армии идет большая колонна грузовиков с 2 тысячами тонн грузов для 6-й армии».
Ответ командования 6-й армии на этот замысел ОКВ был дан в конце ноября 1942 года в предложениях, направленных командованию группы армий «Дон»:
а) представляется, что у 4-й танковой армии может не хватить сил для прорыва кольца окружения. Если 4-я танковая армия не достигнет поставленной цели, то перспектива вырваться из котла для 6-й армии станет еще хуже. Длительность обороны в окружении решающим образом ограничивается возможностью снабжения, не говоря уже о соотношении сил;
б) в настоящее время не просматривается возможность стабилизации положения на прорванном фронте на Дону, поэтому даже удачное наступление 4-й танковой армии не гарантирует, что сама она не будет отсечена и окружена;
в) исходя из этого, командование 6-й армии предлагает единственное возможное решение: прорыв из котла на юго-запад, навстречу наступающей на северо-восток 4-й танковой армии, чтобы соединиться с ней на высотах в 50 километрах юго-западнее Сталинграда. Для этого, несмотря на наличие раненых, у 6-й армии в настоящее время достаточно сил.
Таким образом, 6-я армия будет спасена и сможет стать резервом для создания нового фронта.
Эти предложения были Верховным главнокомандованием вермахта отклонены. Несмотря на это, командование 6-й армии начало готовиться к прорыву из котла, как только к нему приблизится 4-я танковая армия. Командование 6-й армии надеялось, что развитие событий заставит ОКВ согласиться с предложениями 6-й армии и командования группы армий «Дон»…
…8 декабря 1942 года расположенная в районе Котельникова группа начала наступление на северо-восток…[562]
7 декабря 1942 года командование 6-й армии снова обратилось с предложением разрешить ей начать прорыв на юго-запад. Предложение снова было отклонено командованием группы армий на том основании, что до сих пор не получено разрешение от ОКВ.
4-я танковая армия в своем наступлении достигла, как и предполагалось, высот в 50 километрах юго-западнее Сталинграда. Но здесь наступление остановилось, и создалось впечатление, что армия не сможет удержать захваченные позиции. В этой ситуации командование 6-й армии еще раз обратилось с настоятельной просьбой разрешить удар навстречу 4-й танковой армии. Просьба была отклонена и на этот раз.
Потребности 6-й армии в снабжении
Телеграмма
23 декабря 1942 года
Секретно, для командования
Передавать только офицеру
Кому: начальнику Генерального штаба сухопутных сил ОКХ/Оперативный отдел
1. Продовольственное снабжение:
а) необходимое снабжение продовольствием в условиях тяжелых боев и условий жизни требует обеспечения 2500 ккал на человека в день (500 г хлеба, 90 г мясных консервов, 100 г овощей, 90 г белка, 50 г жира, 50 г сахара, 20 г пряностей и соли, 15 г спирта, 25 г табака – всего 940 г, с упаковкой ИЗО г; для 250 тысяч человек это составляет 282 т в день);
б) лошади. 7300 здоровых, 15 700 истощенных. При забое всех лошадей (пока они не издохли) командование 6-й армии рассчитывает продержаться на конине до 15 января. В течение этого срока не потребуется доставка мясных консервов, и, таким образом, суточная потребность в грузах уменьшится до 255 тонн.
Из-за этого (забоя лошадей) резко снизится маневренность пехотных дивизий, если их не поддержать грузовиками моторизованных соединений. Кроме того, необходимо сохранить 7300 войсковых лошадей, чтобы перемещать по меньшей мере тяжелую артиллерию пехотных дивизий. Это требует доставки 22 т консервированного фуража в день (по 3 кг на лошадь). Возможно, что конины хватит на меньший срок.
2. Боеприпасы для оборонительных боев (без крупных наступательных действий) – 100 т в день.
3. Горючее для подвоза продовольствия, действий танков и противотанковой артиллерии – 75 т в день.
5. Предпосылкой стойкости 6-й армии и удержания крепости является доставка в котел, в среднем 550 т грузов в день.
Командование группы армий «Дон», Ia № 0374/42 начальникам штабов
Телеграфные переговоры
Собеседники:
генерал-фельдмаршал фон Манштейн
генерал-полковник Паулюс 23 декабря 1942 года, 17:40–18:20
Добрый вечер, Паулюс. Вчера Вы доложили ОКХ, что Вам нужно горючее на пробег 20 километров. Цейцлер просит еще раз все проверить[563]. По этому поводу я хотел бы сказать следующее: против Фангора[564] противник направляет большие силы, что вынуждает Фангора в целом перейти к обороне. К тому же обстановка на левом фланге группы армий вынуждает нас ослабить Фангора[565]. Последствия для взаимодействия с Вами Вы можете оценить самостоятельно. Я прошу Вас представить доказательства того, что Вы, если не останется никакой иной возможности, в состоянии провести операцию «Удар грома», притом что в течение нескольких следующих дней снабжение армии горючим и продовольствием будет ограниченным. Должен добавить, что снабжение армии, требующее, по моему разумению, 550 тонн грузов в сутки, очень непростая задача, особенно если учесть развитие событий на левом фланге группы армий. Прошу ответить.
(Паулюс.) Осуществление «Удара грома» затрудняется тем, что противник уже в течение нескольких дней активно окапывается на юго-западе и на юге. За этими позициями, как мы считаем на основании перехваченных радиограмм, стоят 6 танковых бригад. Так как операция «Удар грома» может начаться через 6 дней, то в течение этого времени необходимо доставить и пополнить запасы горючего. Отсюда я не могу с полной уверенностью судить, возможно ли вообще деблокирование в обозримом будущем, если даже операция «Удар грома» необходима, исходя из общей обстановки. Но тогда лучше раньше, чем позже. Надо отчетливо понимать, что выполнение операции «Удар грома» будет сильно затруднено, если Гот не сможет связать крупные силы противника. Дает ли разговор с Вами мне право и полномочия на проведение операции «Удар грома»?
Затягивать с этим нельзя. Прошу ответа.
(Манштейн.) Сегодня я не могу предоставить Вам полномочий. Но надеюсь, что решение будет принято завтра. Самое главное, верите ли Вы в то, что армия пробьется к Готу даже в том случае, если долгое время будет отсутствовать снабжение. Прошу ответа.
(Паулюс.) В этом случае не остается ничего другого. У меня вопрос: происходит ли отступление с позиций, занятых Кирхнером?
(Манштейн.) Да, оно началось сегодня. Сколько, минимально, горючего и продовольствия надо доставить перед началом «Удара грома», если учесть, что развитие событий приведет к повышению потребности?
(Паулюс.) 1000 тонн горючего и 500 тонн продовольствия. Тогда можно будет задействовать все наличные машины. Что касается нашего положения, то завтра мы ждем наступления противника с запада и юго-запада.
Мне больше нечего Вам сообщить.
Мне тоже.
Желаю удачи.
Огромное спасибо. Желаю удачи и Вам. До свидания. (Паулюс.)
Телеграмма: Рождество
Телеграмма генерала Шмидта – генералу Шульцу[566]
24 декабря 1942 года, 17:05–17:15
Дорогой Шмидт, фельдмаршал и все мы особенно много думаем сегодня вечером о 6-й армии. Сегодня я не смогу сообщить Вам ничего существенно нового.
Фангор завяз в оборонительных боях. Противник, по всей видимости, стянул туда новые силы. На Чирском фронте без перемен. Ударом 11-й танковой дивизии от Морозовска на запад натиск противника пока остановлен. По поводу Вас из ОКХ пока ничего нет. Фельдмаршал говорит, что Вы можете готовиться к операции «Удар грома». Мы ждем летной погоды, чтобы снабдить Вас… (пропуск в оригинале)… потребным количеством горючего и продовольствия.
Что у Вас?
(Шмидт.)…Вылеты возможны, несмотря на угрозу Тацинской?!
(Шульц.)…Вылеты возможны, кроме того, создаются запасные аэродромы[567].
(Шмидт.)…Сможет ли Фангор удержать рубеж на Мышкове?
(Шульц.)…Мы очень на это надеемся. Правда, существует вероятность того, что ему придется несколько сузить плацдарм.
(Шмидт.)…Отвел ли Фангор танковую дивизию на западный берег Дона?
(Шульц.)…Танковую дивизию пришлось отвести через Дон на запад для защиты Морозовска. С завтрашнего дня в район Сальска с юга, по железной дороге, а затем походной колонной прибывает дивизия СС «Викинг»[568] (полностью укомплектованная моторизованная дивизия). Кроме того, мы, со стороны группы армий, снова настоятельно потребовали подкреплений. Решения ОКХ пока нет[569].
У меня все. Командующий и я сердечно поздравляем Вас с Рождеством.
Секретно, только для командования
Начальнику штаба
Передается только офицером
24 декабря 1942 года
Секретно, только для командования и штабов
Передается только офицером
Кому:
начальнику Генерального штаба
Передать немедленно
Радиограмма от 24 декабря 1942 года, 17:30
Во-первых, для начала прорыва[570] требуется, как уже было доложено, 6 дней. За это время окруженным должно быть доставлено 1000 тонн горючего и 500 тонн продовольствия, что можно и должно сделать, если будет летная погода. Никто не может сейчас сказать, увенчается ли прорыв успехом. Но нам не остается ничего другого, если 6-я армия будет в крепости предоставлена самой себе. Если мы хотим обеспечить успех, если он вообще возможен, то надо как можно скорее придать Готу (уже начавшие выдвижение) III танковый корпус[571] из 2 танковых дивизий, а в решающий момент и 16-ю моторизованную дивизию[572], с тем чтобы он мог, совместно с 1-й танковой армией перейти к маневренным боевым действиям.
Во-вторых, Паулюс сможет начать только после того, как получит указанное выше горючее и продовольствие. Шести дней подготовки хватит при хорошей погоде, так же как и для подхода III танкового корпуса. Что он (то есть Паулюс) сможет захватить с собой, зависит от соотношения сил и наличия лошадей (в дивизионной артиллерии). Придется бросить все транспортные средства, непосредственно не нужные для ведения боевых действий, так же как и тяжелое армейское имущество.
В-третьих, из донесений 6-й армии ясно, что состояние войск уже значительно ухудшилось и это ухудшение, при нынешнем снабжении, будет происходить и дальше в нарастающем темпе. Если солдаты и дальше будут терпеть такие лишения, то они не смогут прорваться из окружения. По моему разумению, крайний срок начала операции – конец месяца.
В-четвертых, я полагаю, что ни 7-ю танковую дивизию, ни дивизию СС «Викинг» нельзя перебрасывать на правый фланг группы армий, да в этом и нет нужды, так как необходимо удержать ситуацию на Северском Донце и в излучине Северский Донец – Дон – Чир. Я не говорю уже о том, что 7-я танковая дивизия придается Готу слишком поздно.
В-пятых, в этой ситуации нет никаких поводов приветствовать подчинение еще одной группы армий. Я, правда, считаю такое подчинение необходимым, но при том условии, что мне будет дана свобода оперативных действий[573]. При этом я должен подчеркнуть, что масштабные решения относительно 6-й армии, так же как относительно групп армий «А» и «Дон», принимаются с большим опозданием. Я прошу Вас подумать, как будут развиваться события, если мы хотим перевернуть следующую страницу…
Командующий группой армий «Дон»
Подпись: Манштейн, генерал-фельдмаршал Ia № 0376/42 секретно, для командования. Тема: штабы.
24 декабря 1942 года
Сражение в Сталинградском котле (часть вторая). Взгляд с воздуха
Выдержки из журнала боевых действий
4-го воздушного флота и из личного дневника командующего 4-м воздушным флотом, генерал-полковника барона фон Рихтгофена
Деблокирование: «Зимняя буря» или «Удар грома»?
12 декабря 1942 года. Хорошая ясная погода. В 4:30 утра очень слаженно началось наступление 4-й танковой армии генерал-полковника Гота. Наши авиасоединения выполняют свою задачу…
Фон Рихтгофен об обсуждении с Манштейном отсутствия должного взаимодействия и положения в целом. Он оценивает положение весьма критически[574]. Добивается от Цейцлера усиления группы армий и отвода войск с юга. Фон Рихтгофен очень напористо говорил по телефону с Йешоннеком: «Мое доверие к высшему руководству упало ниже нуля…»
13 декабря 1942 года. Густой низкий туман, сильный ветер.
Фон Рихтофен о наступлении 4-й танковой армии – LVII танкового корпуса на Семичную. Дивизии наступают с опозданием, так как ожидали русского контрнаступления, которое так и не началось. «Рывка и могучего натиска на Сталинград не чувствуется. Речь идет лишь о «местных баталиях» против сильно недооцененного противника. О тяжелом положении под Сталинградом командир корпуса[575]узнал только на краю пропасти, так и не выполнив свою задачу…»
14 декабря 1942 года. Очень плохая погода. Туман, мелкий дождь, оттепель. Полеты невозможны. В Сталинград доставлено всего 80 тонн горючего.
15 декабря 1942 года. Низкий, у самой земли, туман. Нет никакой возможности ни для боевых вылетов, ни для воздушной разведки. С большим напряжением в Сталинград доставлено 70 тонн. Русские атакуют 4-ю танковую армию со всех сторон. Армия вынуждена отойти к [Есауловскому] Аксаю. Мы не можем ничем помочь. Надежды 6-й армии продолжают таять.
16 декабря 1942 года.…Фон Рихтгофен пишет: «Сегодня утром из-под нашего командования была выведена 27-я бомбардировочная авиаэскадра, а вечером – еще и 51-я бомбардировочная эскадра. Это означает, что боевая мощь воздушного флота утром была уменьшена на целую треть. То, что мы отойдем к [Есауловскому] Аксаю, было ясно, так как до сих пор там стояли лишь слабые передовые красные части. Теперь же этот район противник рассматривает как важный и отбрасывает оттуда наши войска. Утром наступление против превосходящих сил противника возобновилось (советские войска 51-й армии даже с подходом на помощь ослабленных в предшествующих боях 13-го танкового корпуса и 4-го механизированного корпуса уступали немцам и румынам армейской группы «Гот» и в людях и в танках. – Ред.). Успех и настоящий прорыв находятся под большим вопросом. Ослабление [4-го воздушного] флота после вывода из его состава двух эскадр означает сдачу и гибель 6-й армии. Я сказал это Йешоннеку и официально снял с себя всякую ответственность. Он отделывается глупыми отговорками и не хочет слушать правду. Он утверждает, что не надо спасать 6-ю армию только из-за того, что русские разгромили итальянцев. Тщится что-то доказать мне, хотя я и сам всегда указывал на важность этого фронта (то есть фронта на Дону 8-й итальянской армии. – Ред.) и всегда говорил о необходимости его всемерной поддержки. При этом он забывает, что я всегда выступал и выступаю за то, чтобы 6-я армия отошла от Волги и вырвалась из котла, как и то, что я считал, что поддержка итальянцев нами была возможна только до начала операции деблокирования! И единодушен в этом с Манштейном. У нас такое чувство, что нас надежно заперли в сумасшедший дом…»
17 декабря 1942 года. Внезапно ударил крепкий мороз. Танки могут катиться вперед. Фон Рихтгофен снова в деле. Как он сам говорит: «Без всякого оптимизма. Но мы должны идти вперед, выполняя свой долг».
…Плохие вести об итальянцах. С фронта бежали две дивизии…
18 декабря 1942 года. Телеграммы от командования 6-й армии в адрес 4-го воздушного флота кричат о катастрофе с продовольствием. Содержание их передано в главное командование военно-воздушных сил…
«…Вечером долго беседовали с Манштейном. Тема – прорыв 6-й армии из окружения. Объем необходимых для доставки грузов просто физически невозможно доставить по воздуху. Высказывается о вялом руководстве и об общем положении. Сегодня фюреру будут докладывать о плане прорыва. Манштейн ведет себя так, как будто уже знает решение…»
19 декабря 1942 года. Манштейн отдал приказ по своей группе армий: 6-й армии готовиться к порыву на юго-запад…
Сегодня в снабжении Сталинграда участвовало 154 машины. Доставлено 289 тонн грузов…
«…Фюрер, однако, решил, что в Сталинграде надо держаться, – записал фон Рихтгофен. – От Манштейна и Цейцлера я узнал, что во время доклада рейхсмаршал [Геринг] сказал, что положение с продовольствием в Сталинграде не такое уж и плохое. Не говоря уже о том, что для его талии было бы полезно хоть немного побыть в котле, мои обращения не дошли наверх, или им просто не поверили. Раньше можно было сделать выводы, но теперь они ведут себя как глупые юнцы, которые уже не могут ничего сделать!»
Заключительное слово генерал-фельдмаршала Паулюса. Ретроспективное рассмотрение и выводы
Весь комплекс событий под Сталинградом можно разделить на три последовательных этапа.
1. Бросок к Волге.
В общих рамках войны летнее наступление 1942 года представляло собой попытку с помощью еще одного наступления решить задачу, решение которой не удалось поздней осенью 1941 года, а именно довести до победного конца Восточную кампанию – следствия внезапного нападения на Россию – в надежде победоносно завершить войну в целом.
Перед военным командованием, согласно его представлениям, на первом плане стояли чисто военные задачи. Эта основная установка командования, рассмотрение летнего наступления как последнего шанса для Германии выиграть войну, преобладала и на двух последующих этапах Сталинградской операции.
2. После начала ноябрьского русского наступления и окружения 6-й армии и части 4-й танковой армии – всего около 220 тысяч человек (уже говорилось, что эта цифра не соответствует действительности. 23 ноября Красная армия окружила около 330 тысяч человек (не считая двух румынских корпусов у Распопинской), включая и несколько десятков тысяч хиви (их участь, как и всех предателей, – виселица или пуля, а затем быть зарытым в безвестной яме). – Ред.) стало появляться – вопреки лживым заверениям и иллюзиям Верховного главнокомандования вермахта – понимание того, что вместо «победоносного похода против России» на первый план выступил совершенно иной вопрос: как можно избежать поражения на Востоке и тем самым проигрыша всей войны?
Эти мысли были очень характерны для командования и войск 6-й армии в то время, как вышестоящее командование (группа армий, начальник Генерального штаба сухопутных сил и Верховное главнокомандование вермахта) все еще верило в шансы на победу или делало вид, что верило.
Мнения относительно необходимых военных мер и решений, вытекающих из обстановки, сильно расходились. После того как вышестоящее командование, исходя из упомянутых соображений и обещания помощи, отклонило план еще возможного в тот момент прорыва, ему (командованию) оставалось только одно – не допускать самостоятельных действий подчиненных командиров, чтобы предотвратить дезорганизацию и развал всего южного крыла Восточного фронта. Если бы это случилось, то в очень скором времени вместе с исчезновением исходных надежд на победу была бы уничтожена всякая возможность избежать решающего поражения и полного развала всего Восточного фронта.
3. На третьем этапе, после провала попытки деблокирования и прекращения обещанной помощи, речь шла исключительно о выигрыше времени, необходимого для реорганизации южного крыла Восточного фронта и спасения крупных германских сил, находившихся на Северном Кавказе.
Если бы это не удалось, то, учитывая масштаб ожидавшегося поражения, оно одно могло бы привести к проигрышу всей войны.
Вышестоящее командование выдвинуло следующий аргумент: «героическая стойкость 6-й армии» позволит избежать худшего для всего фронта. Таким образом, вопрос сопротивления 6-й армии под Сталинградом был поставлен в аспекте одной проблемы: исходя из положения, каким оно мне представлялось и, более того, было мне представлено, помешать тотальному поражению могла только стойкость 6-й армии, которой надо было держаться в Сталинграде до конца. Об этом же говорили последние радиограммы – «наступает решающий час». От соседей справа мы все время слышали один и тот же вопрос: «Как долго еще продержится 6-я армия?»
После возникновения котла, но прежде всего после неудачной попытки деблокирования силами 4-й танковой армии (в конце декабря 1942 года), в вышестоящем командовании возникли серьезные разногласия.
С одной стороны, я получал строгие запрещающие приказы и призывы оценить общую обстановку. С другой стороны, были человеческие чувства, возникавшие от вида неописуемых бедствий и страданий моих солдат и побуждавшие меня к прекращению борьбы. При всем сострадании к несчастьям и страданиям вверенных мне войск, я считал, что в своих действиях должен прежде всего руководствоваться точкой зрения вышестоящего командования. 6-я армия должна была взять на себя неслыханные страдания и принести безымянные жертвы, руководствуясь твердыми убеждениями, чтобы спасти от еще больших жертв и страданий соседние армии.
Оценивая положение, сложившееся к зиме 1942/43 года, я тогда искренне считал, что наша решимость стойко держаться в Сталинграде служила интересам немецкого народа, так как мне казалось, что поражение на Восточном фронте лишит нас всяких перспектив на политический выход.
Любой мой самостоятельный выход за общепринятые рамки или осознанное невыполнение отданных мне приказов означал взятие на себя ответственности вначале – при прорыве – за судьбу соседей, а потом – при преждевременном прекращении сопротивления – за судьбу южного крыла фронта, а в конечном счете и за судьбу всего Восточного фронта. Это означало – по крайней мере, внешне – мою личную ответственность за проигрыш войны в глазах всего немецкого народа. Меня незамедлительно привлекли бы к ответственности за все оперативные последствия на Восточном фронте.
Да и какие убедительные и обоснованные аргументы – при неуверенности в реальном конечном исходе – могли быть у командующего 6-й армией, чтобы не выполнять приказы перед лицом врага? Является ли угрожающая или субъективно осознаваемая безнадежность положения достаточным основанием для командующего отказаться от выполнения приказов? В случае Сталинграда, если отвлечься от последних дней обороны, положение вовсе не казалось абсолютно безнадежным и даже с субъективной точки зрения не выглядело однозначно. От какого подчиненного мог бы я потом в подобной – по его мнению – тяжелой ситуации требовать повиновения?
Освобождает ли перспектива собственной смерти, гибели или пленения армии от ответственного долга солдатской дисциплины?
Сегодня на этот вопрос можно дать ответ себе и своей совести.
В то время вооруженные силы и народ не поняли бы такого поступка с моей стороны. По своему эффекту это был бы революционный политический акт, направленный против Гитлера. Вопрос в том, что оставлением позиций в Сталинграде я мог дать в руки Гитлера еще один повод пригвоздить трусливых и непослушных генералов к позорному столбу и возложить на них ответственность за неминуемо приближавшееся военное поражение.
Я бы подготовил почву для рождения новой легенды, легенды об ударе ножом в спину, о нанесении вреда немецкому народу и искажении истинного знания о войне.
У меня не было тогда никаких намерений сознательно довести дело до поражения, чтобы тем самым вызвать падение Гитлера и нацистской политической системы и закончить войну. Мне не приходила в голову даже мысль о том, чтобы сделать это в подчиненных мне войсках.
Эти мысли находились тогда за пределами моих рассуждений. Мало того, они находились за пределами склада моей личности. Я был солдатом и верил, что повиновением и дисциплиной служу своему народу.
Что же касается ответственности подчиненных мне командиров, то, с тактической точки зрения, они были вынуждены в тяжелой ситуации выполнять мои приказы, так же как и я – в рамках общей оперативной обстановки – был вынужден выполнять приказы, отданные моим вышестоящим начальством.
Перед солдатами и командирами 6-й армии, перед немецким народом я несу ответственность за то, что выполнял приказы высшего командования до самой катастрофы.
Фридрих Паулюс, генерал-фельдмаршал бывшей германской армии
Послесловие