– Давай, Михалыч, – сказал Соколов по ТПУ. – Забирай вправо. На холме по моей команде «Стоп». Немного осмотримся.
Мело на дороге сильно, и метров на пятьсот в обе стороны уже не различить, где дорога, а где чистое поле. Но это только поземка, она танкам не опасна. Бабенко помигал задним фонарем, подавая сигнал «командиры ко мне». Хрустя сапогами по свежему снегу, к «Зверобою» подбежали лейтенант Сайдаков, командиры танков и старшина Заболотный.
– Часа через два рассветет, – заговорил Соколов. – Метель может стихнуть, чувствуется, что мороз крепчает. За это время мы должны пересечь шоссе и подняться на небольшую возвышенность с отметкой 24,8 на карте. Там применительно к рельефу маскируемся и ведем наблюдение. До Иваново останется километров пять. Наша задача: оценить силы противника в поселке Иваново, атаковать населенный пункт, нанося противнику максимальный ущерб в живой силе и технике. В поселке определить расположение штаба первого румынского корпуса, захватить его и уничтожить. Попутно мы должны захватить документы, которые будут иметь важное значение для нашего командования. Отход и направление движения из Иванова я определю по окончании операции в населенном пункте. Порядок движения следующий: первым идет «Зверобой», затем Ковалев, Лапин и Щукарев. Потом три твоих «ханомага», старшина. Замыкают лейтенант Сайдаков и Яковлев. Вы наш арьергард, вы наше прикрытие, вы наш резерв!
– Понял, – кивнул Сайдаков.
– Рации все время на приеме на нашей волне. Общение по радио в самом крайнем случае. На связи с корпусом только моя радиостанция. Все команды жестами, флажками и фонарями. Если нет возможности разглядеть мой сигнал или сигнал своего непосредственного командира, делайте как он, решайте сами на месте, проявляйте инициативу, но помните об основной задаче. И еще. – Соколов помолчал, подбирая слова. – Я должен вам сказать об этом еще раз, а вы доведите до своих подчиненных. Напомните им, что говорилось перед отправлением группы из расположения нашей части. С июня сорок первого года я не раз участвовал в таких рейдах по тылам противника. Неизбежны потери. Кто-то может быть убит, кого-то ранят. Помощи ждать неоткуда. Группа должна выполнять основное задание, поставленный приказ. Каждый должен понимать, что он советский солдат. Плен – позор для бойца Красной Армии. Обо всех, кого мы потеряем в этом рейде, будет доложено командованию. И об обстоятельствах гибели или ранения. О других обстоятельствах, по которым мы потеряли бойца. Когда территория будет освобождена от фашистов, специальные службы будут опрашивать местное население, проводить расследования. Все погибшие будут найдены и похоронены с почестями в братских могилах. Об их подвиге будет сообщено родным и близким. Я хочу, чтобы об этом не забывали. Никто не будет забыт! И каждый должен до конца выполнить свой долг!
Соколов говорил эти слова, понимая, что он сейчас сам становится похожим на своего зануду-замполита Краснощекова. Но в то же время вспоминал события прошлого года, когда он сам со своим экипажем оказался в плену у немцев и только благодаря смелости и находчивости Омаева им удалось вырваться к своим и вернуть матчасть. Они смогли спасти свой танк, и еще несколько экипажей на других танках бежали с танкистами Соколова. Вспоминать было стыдно, хотя вины за собой и за членами своего экипажа Соколов не чувствовал. Их взяли в плен оглушенными, в бессознательном состоянии. Он помнил жуткое чувство стыда и безысходности, когда они сидели под замком и ничего не могли сделать. Чем пережить такое еще раз, лучше умереть, лучше последний патрон оставить для себя!
Заворчали двигатели, и колонна тронулась. Поземка заметала гусеничный след. Соколов вел машины по шоссе около километра, пока не появилась грунтовая заснеженная дорога, которая шла вдоль склона небольшого холма к вершине. «Зверобой» резко повернулся на одной гусенице и свернул на дорогу. Вслед за ним один за другим сворачивали танки. Еще несколько минут, и Алексей дал команду остановиться и замаскировать машины чуть ниже склона с западной стороны, в небольшом низком березняке.
– Старшина! Выставить боевое охранение. Всем отдыхать. Сайдаков, сменишь меня через два часа. Омаев, с пулеметом за мной.
На вершине холма за стволом поваленной березы Соколов со своим пулеметчиком улеглись на свернутый брезент и стали наблюдать. Дорога, местами занесенная снегом, тянулась пунктиром к видневшемуся невдалеке поселку. Сейчас разглядеть что-то в населенном пункте даже в бинокль было сложно. Соколов стал водить биноклем по сторонам, разыскивая ориентиры, которые можно использовать во время прорыва к поселку и самого боя. Вот на топографической карте в двухстах метрах от восточной окраины поселка небольшой байрачный лесочек характерной овальной формы. Вот он на местности. Мимо него вдоль оврага должна проходить грунтовая дорога. Она ведет в поля к отметке «Отд. 2 совх.». Сейчас там, в этом втором отделении совхоза, конечно, не осталось никаких временных построек, а сожженные поля занесены снегом. Южнее поселка еще одна небольшая возвышенность с отметкой 25,1 и значок геодезического пункта на ней.
Разглядывая местность, находя ориентиры в самом поселке в виде пожарной каланчи, водонапорной башни, Соколов все делал машинально, почти не задумываясь. Обычная работа командира перед боем. А мыслями он уносился назад, вспоминая глаза мирных жителей, смотревших, как уходят солдаты, оставляя поселок.
– Как у тебя дома, Руслан? – спросил Алексей.
– Ждут, – коротко ответил танкист.
– Да, ждут, – отозвался лейтенант. – Все ждут от нас. Надеются. Особенно женщины.
– Самая трудная у них участь, – добавил Омаев. – Во все века они должны были сидеть и ждать. Это очень трудно – ждать, когда ничем не можешь помочь, руками не можешь. Мы хоть можем воевать, убивать врагов, что-то делать для победы. А они?
– А они приближают победу тем, что любят нас, ждут, верят и надеются, – возразил Алексей. – Ты видел, как изменился Бочкин, когда неделю назад получил письмо от своей певицы?
– Да, он говорил. У Лизы все хорошо, она учится в своей консерватории, и нога совсем зажила. Сказал, что теперь ему проще, что не надо за Лизу беспокоиться. А раньше сердце рвалось на части.
– Светает. – Соколов поднял голову и посмотрел на поредевшие облака. Небо за ними начинало светлеть, а над горизонтом появилась еле заметная яркая полоска.
Когда совсем рассвело, стали видны дымные столбы над крышами домов в поселке. Несколько машин, бронетранспортеров, артиллерийских тягачей стояли на улицах незамаскированными. Никакой видимой системы обороны поселка Алексей не обнаружил. Видимо, румыны считали себя в глубоком тылу. А вот это напрасно! По склону, скользя по снежному насту и падая, взбирался Сайдаков. Отпустив Омаева и дождавшись, когда лейтенант уляжется рядом с ним, Соколов стал показывать на ориентиры в поле и на поселок, рассказывая, что он успел заметить и понять.
– Больших сил в поселке наверняка нет, – сделал вывод Сайдаков. – В любом случае не больше батальона.
– А вон легкая артиллерия, – добавил Соколов. – Видишь, справа на улице «передки» стоят? Значит, есть орудия и на конной тяге. Еще бы понять, где сами орудия. Надеюсь, не на окраине замаскированы, с прицелом на дорогу.
– Знаешь, мне этот большой каменный сарай напоминает мастерские машинной станции, – задумчиво сказал Сайдаков. – У нас в колхозе такие были на центральной усадьбе. И отец у меня на МТС работал. Поэтому я в танковые войска и подался.
– А ведь точно, – обрадовался Соколов. – Один или несколько артиллерийских тягачей неисправны, и их подогнали к мастерским. А пушки, как мне кажется, под деревьями в парке. Посмотри-ка! Вон туда, левее постамента от памятника. Видишь накрытый брезентом ствол? А вон еще брезентовый чехол на орудийном стволе. Что у них еще может быть в поселке? Комендантская рота охраны штаба, взвод связи, тыловая служба какая-нибудь. Часть-то пехотная. Этот батальон, который расквартирован в Иваново, наверняка драпает с фронта или целенаправленно перебрасывается куда-то. Значит, у них не может быть гаубичной артиллерии. Скорее всего, батарея или дивизион, 37-мм противотанковая пушка Pak. 35/36 или 42-мм Pak 41. Максимум это чешские 47-мм Pak36.
– «Набалдашников» на стволах нет. Значит, нам бить надо с северо-запада, чтобы румыны не успели развернуть батарею против нас. Там дома стоят не так близко друг к другу. И парк выходит к окраине.
– Со стороны дороги тоже улица широкая, – добавил Сайдаков. – И идет до самого центра. А вообще удивительно, что почти все дома целые. Видать, пронесло Иваново, не было за него сильного боя. Наши осенью его оставили. Нам бы не добавить разрушений, а то зима впереди, если мы полпоселка сожжем, людям негде будет жить.
– Смотри! – Соколов повернулся назад на далекий звук моторов. – Колонна идет.
Оба танкиста стали рассматривать дорогу, где в десятке километров севернее появилось какое-то движение. Шла какая-то пешая часть. В колонне тащились несколько грузовиков, пара десятков гужевых повозок. И самое неприятное, что удалось увидеть, это восемь пушек на конной тяге. Было понятно, что, если колонна войдет в Иваново, сила гарнизона увеличится значительно. И выбить оттуда румын будет очень и очень сложно.
– Атаковать на дороге, – резко бросил Сайдаков. – Разделимся на две части и атакуем одновременно колонну и поселок с запада. Как считаешь, командир?
– Нет, делиться не будем, чтобы не распылять и без того малые силы. Нужен еще и эффект массированности, Паша. Три танка, идущие в атаку, на психику действуют слабее, чем шесть танков. Смотри, у них в голове колонны идут пешие солдаты, потом грузовики и гужевые повозки, в конце плетется артиллерия. Подпустим колонну к окраине поселка, вон до того пруда с рогозом. Мы сосредоточимся для атаки между двумя возвышенностями: этой, где мы с тобой сейчас, и вон той, с геодезическим знаком на вершине. А потом одновременно ударим во фланг и хвост колонны. Бьем и из пушек, и из пулеметов. Проходим гусеницами и по головной дороге мчимся в поселок. Часть румынской пехоты в панике успеет добежать до окраин. По своим стрелять не будут, и мы «на плечах» врага ворвемся в Иваново. Что с двух сторон поселок атаковать, что с одной – скорость движения у нас одинаковая, а эффект разгрома колонны и прорыва шести танков сыграет свою роль. Они и так уже в подавленном состоянии, а тут еще и мы с грохотом и стрельбой появимся.