Наступал ноябрь. Резко похолодали ночи. В этих степных краях сильные морозы приходят внезапно, и никто не мог точно предсказать, когда они начнут сковывать Волгу. Уроженцы здешних мест предупреждали лишь, что никакой мороз не может справиться с ней сразу, ледостав обычно затягивается, и в иной год Волгу долго нельзя ни переплыть, ни перейти. Да я и сам знал об этом с юности.
Надо было заранее думать, конечно, и о том, как изменится положение армии, когда река окончательно станет, какие, например, понадобятся меры, чтобы не допустить обхода противником наших флангов по льду, но прежде всего — о том, как обеспечить нужды обороны во время самого ледостава, когда сообщение с левым берегом, и без того трудное, может прерваться и армия будет на неопределенный срок отрезана от баз снабжения. Чтобы чувствовать себя увереннее, нужно было накопить побольше боеприпасов и постараться создать хоть какой-то людской резерв. Что и как можно для этого сделать, не раз обсуждалось на Военном совете.
Мы рассчитывали, что кроме дивизии Горишного скоро вернется на правый берег доукомплектованная 92-я бригада. Прибыл к нам — вторично, с новой материальной частью — 502-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк майора Бабаева. Переправа его далась нелегко, а еще труднее было протащить на огневые позиции в районе «Красного Октября», по косогорам и через развалины, можно сказать — пронести на руках, 76-миллиметровые орудия. В прошлый раз, почти два месяца назад, когда Бабаев представлялся мне на Мамаевом кургане, боевую технику полка еще могли передвигать по Сталинграду тягачи…
Каждое утро, получив сведения о доставленных ночью снарядах, минах, гранатах и данные о расходе их за истекшие сутки, подсчитывали, насколько увеличился наш запас. Завозилось, понятно, и продовольствие, но боеприпасы в наипервейшую очередь: на все сразу перевозочных средств не хватало. В октябре от бомбежек и артобстрела погибло несколько пароходов, паромов, буксиров.
Часть судов военной флотилии ушла на ремонт в Астрахань.
Почти все наши дивизии обзавелись собственными лодочными «флотилиями». Сейчас они особенно пригодились. Сотни тонн разных грузов перевезли для себя на лодках гвардейцы Родимцева. С эвакуацией раненых они справлялись сами полностью. Свою лодочную переправу сразу же организовали и в артиллерийском полку Бабаева.
С 26 октября действовал лодочный отряд при штабе инженерных войск армии — «отряд особого назначения», как стали называть его. Он предназначался для срочных нужд штарма, на случай, когда не окажется бронекатера, но перевозил также и боеприпасы и раненых. Отряд делился на несколько групп. Сохранился список их командиров: лейтенанты Борисов, Чабан, Хубеев, старшина Воробьев… На день часть лодок оставляли на острове Зайцевский или на левом берегу, часть зарывали в песок на правом.
Какими незаменимыми окажутся эти простейшие средства переправы, какую службу способны они сослужить, мы по-настоящему оценили неделю-полторы спустя.
В первых числах ноября завершилась перегруппировка наших войск в заводском районе, начатая с прибытием дивизии Соколова. За счет этой дивизии общий боевой состав стрелковых частей армии увеличился почти в полтора раза. Отсюда уже ясно, насколько поредело большинство других соединений.
Читатель, вероятно, помнит, как рота из батальона охраны штарма посылалась выручать осаждаемый гитлеровцами командный пункт генерал-майора Гурьева. Эта рота так и осталась в 39-й гвардейской дивизии. А к ночи на 2 ноября Гурьеву снова потребовалась помощь.
Позволю себе привести документ, подписанный мною по поручению командующего, — он отражает всю тогдашнюю обстановку:
«Боевое распоряжение № 229. 2.Х1.01.05.
Батальон охраны штарма со 2.11.42 расформировать. Весь личный состав, а также все вооружение и имущество батальона передать на доукомплектование частей 39-й гвардейской сд…
Крылов».
Батальон этот, оставшийся от бывшего учебного полка, долгое время являлся последним и единственным резервом командарма.
В ту самую ночь с левого берега переправлялся первый из доукомплектованных полков Горишного, но ему уже был назначен ответственный участок обороны. Словом, без батальона охраны на переднем крае было не обойтись.
Тогда же в 39-ю гвардейскую дивизию начальником ее штаба был назначен один из лучших работников штаба армии — заместитель начальника оперативного отдела Петр Иосифович Зализюк. Это был не единственный случай, когда мы укрепляли штадивы армейскими штабистами. В оперативном отделе Зализюка заменил подполковник И. М. Кеда, взятый из фронтового резерва.
193-я дивизия Смехотворова передала свои прежние позиции между «Баррикадами» и «Красным Октябрем» 45-й стрелковой, однако ее остатки еще могли быть использованы для прикрытия непосредственных подступов к «переправе-62», и командарм приказал Смехотворову занять оборону на набережной имени Бакинских комиссаров.
37-я гвардейская дивизия Жолудева уже не была в состоянии выполнять и такую задачу. Она выводилась в резерв, но за Волгу убывали только ее командование, штадив и штаб одного полка. Остальные люди вливались в 118-й гвардейский стрелковый полк, еще раньше подчиненный Людникову.
В дивизию Людникова переходили также бойцы, сержанты и средний комсостав 308-й стрелковой Гуртьева. Артполк дивизии, зарекомендовавший себя отменной точностью огня, оставался на своих позициях на левом берегу (а его командир подполковник Фугенфиров — на наблюдательном пункте на правом) и переключался на поддержку дивизии Горишного.
Лишь месяц находились дивизии Жолудева и Гуртьева в Сталинграде. Но это был месяц, когда выстоять было особенно трудно и в то же время все сильнее чувствовалось, что каждый день, который мы продержались, готовит почву для завтрашней победы.
О любом комдиве или комбриге судили тогда в 62-й армии в огромной мере по тому, насколько понимал он специфику сложившейся обстановки, целесообразность и прямую необходимость действовать зачастую совсем иначе, чем в полевых условиях, смело отходя от привычных представлений и норм. Как Жолудев, так и Гуртьев принадлежали к командирам, умевшим творчески применять тактику городского боя.
В 37-й гвардейской, например, с первых боев на подступах к Тракторному стали создавать в батальонах, а также и в ротах, пока те еще были не слишком малочисленны, резервные подвижные группы. И это позволяло в одном случае вовремя поддержать частную контратаку, в другом — быстро превратить в действующий опорный пункт то или иное здание, где не хватало людей на постоянный гарнизон.
А разве смогла бы 308-я дивизия, сократившись до двух совершенно условных полков, удерживать свои рубежи у «Баррикад» и на самом заводе, если бы эти полки не состояли к тому времени из небольших боевых групп, способных обороняться не только упорно, по и чрезвычайно активно и гибко управляемых?
В разгар октябрьских боев был день, когда участок 347-го стрелкового полка удерживали немногим больше полусотни бойцов. Командовал ими — после того как был убит третий за два месяца командир полка — политработник В. Г. Белугин.
Об этих бойцах, о том, как они смогли выстоять, он потом сказал:
— Люди знали цену не только метру земли, но и вершку. И почти каждый мог быть стрелком и пулеметчиком, бронебойщиком и минометчиком, а также и снайпером. Выручало еще то, что научились пристально следить за противником. Огнем из всех видов оружия старались упредить любую перегруппировку в его боевых порядках, любую попытку сосредоточить солдат в каком-нибудь доме или за углом дома, пресекали всякое выдвижение их вперед. Реагировали даже на перебежку единичных гитлеровцев, на каждый замеченный в расположении врага сигнал, немедленно принимая необходимые решения и меры…
Добавлю к этому несколько слов о самом Василии Георгиевиче Белугине. Он был комиссаром еще в гражданскую войну, имел орден Красного Знамени за участие в ликвидации антоновских банд. Находясь на руководящей работе в Наркомтяжпроме, мобилизации не подлежал, однако в сорок втором добился через Московский комитет партии направления в армию. В дивизию Гуртьева, комплектовавшуюся в Сибири, прибыл вместе с дочерью: та пошла на вокзал провожать отца и самовольно села в поезд… А в Сталинград Белугин попал, только что поправившись после ранения под Котлубанью, где с поля боя его вынесла родная дочь, ставшая санинструктором.
Ныне, когда война ушла в далекое прошлое, кое-кому, наверное, думается, что так бывает только в романах или фильмах о ней. Нет, так было в жизни.
От 308-й дивизии, отвоевавшей свое на сталинградском плацдарме (после нового укомплектования она сюда уже не вернулась), осталась тут память о ее героях. Таких, как лейтенант Борис Шонин — о нем я рассказывал. Таких, как красноармеец-связист Матвей Путилов. Смертельно раненный, он дополз до того места, где был перебит телефонный провод, и, не сумев соединить концы его раздробленной рукой, последним усилием воли зажал их зубами и восстановил связь. Не забыли на рубежах Сталинграда и песню 308-й стрелковой, которую знали и пели не только в этой дивизии.
После того как штабы выводимых в резерв соединений, передав соседям свои позиции и оставшихся в строю бойцов, убыли за Волгу, после законченной к утру 4 ноября перегруппировки оборону на основных рубежах армии держали (от правого фланга к левому): 138-я дивизия И. И. Людникова, 95-я В. А. Горишного в составе двух полков (третий еще находился на том берегу), 45-я В. П. Соколова, 39-я гвардейская С. С. Гурьева, 284-я Н. Ф. Батюка, 13-я гвардейская А. И. Родимцева. Сводный полк 193-й дивизии Ф. Н. Смехотворова, находясь во втором эшелоне, прикрывал район переправы.
В приказе командарма, отданном в связи с перегруппировкой, повторялась и подчеркивалась первейшая задача каждой дивизии — не допустить на своем участке выхода противника к Волге, надежно обеспечивать стык с левым соседом. Вместе с тем все командиры ориентировались на то, чтобы частными операциями последовательно расширять обороняемый плацдарм, стремиться изо дня в день выдвигать свой передний край на запад, прочно закрепляя всякое, пусть самое незначительное, продвижение вперед.