Этот факт, думается, уже сам по себе может служить свидетельством того, в каком заблуждении пребывал противник относительно направлений готовившихся с нашей стороны ударов. Ввести опытного врага в такое заблуждение — немалая военная удача. Вероятно, наряду со многим другим, что оставалось вне моего поля зрения, на это могли «сработать» и латошинский десант, и та контратака, которую командование фронта организовало с рубежей Северной группы 11 ноября.
Возвращаюсь, однако, к вечеру 18-го. Что касается дивизии Людникова, то ее положение, оставаясь тяжелым, стало, по крайней мере, ясным. А бывало за минувшие дни и гак, что штаб армии не имел о ней никаких конкретных сведений. Телефонный кабель гитлеровцы перерезали, рация штадива выходить в эфир перестала — сели батареи.
В ночь на 16 ноября политрук Михаил Зуев из редакции дивизионной многотиражки, хороший спортсмен, доплыл, расталкивая шугу, до острова Зайцевский (ни одной лодки в расположении 138-й дивизии не оказалось) и передал оттуда по телефону донесение комдива. Полковник Людников докладывал: дивизия продолжает отбивать атаки превосходящих сил противника на прежних рубежах. Но из грузов, которые сбрасывали ей прилетавшие из-за Волги У-2, мало что попадало по назначению: слишком узка была полоска берега, где держались наши бойцы, а спуститься пониже самолетам не давал вражеский огонь. За первую ночь их работы дивизии досталось всего четыре пакета с продовольствием и четыре с боеприпасами, остальные попали к немцам или в Волгу.
Комдив резко сократил дневной паек. Но особенно нужны были патроны и гранаты. Часть бойцов ужо воевала трофейным оружием, боеприпасов к которому тоже было в обрез. Не хватало медикаментов, перевязочных материалов — число невывезенных раненых доходило до четырехсот.
Требовались срочные меры. Решили попытаться доставить самое необходимое на гребных лодках с острова Зайцевский. Собрали десятка два рыбацких лодок, снабдили их баграми и шестами — расталкивать лед. Гребцами пошли добровольцы из саперно-понтонной роты инженерного батальона, те же отважные и сноровистые ребята, которые обслуживали штабную переправу (уже не действовавшую с тех пор, как усилился ледоход).
В том, что лодки смогут преодолеть забитую шугой Денежную Воложку, особых сомнений не было. Артиллерийское прикрытие им организовали и с острова, и с нашего берега. Однако эта транспортная операция прошла не слишком удачно. Лодки попали под очень сильный огонь противника, несколько из них было разбито, на других убиты или ранены гребцы, и их понесло течением вместе со льдом. Где-то за Бекетовкой их вылавливали бойцы 64-й армии.
Но шесть лодок все же прорвались к «острову Людникова», доставив хоть немного боеприпасов. Были доставлены и батареи для радиопередатчика. Связь с отрезанной дивизией восстановилась.
К тому времени гитлеровцы, по-видимому, уже поняли, что дивизия закрепилась прочно, как ни мал участок берега, оставшийся за нею. (Потом Иван Ильич Людников говорил: «Немцы потому и не смогли нас уничтожить, что «пятачок» был такой маленький. Ни авиация, ни тяжелая артиллерия против нас не годились — неизбежно попадало бы и им самим».) Во всяком случае, противник изменил тактику. Не предпринимая больше крупных атак, он подолгу, целыми часами, бил прямой наводкой по какой-нибудь группе строений на переднем крае Людникова, а затем старался захватить их развалины, оторвав от плацдарма дивизии хоть несколько десятков квадратных метров.
Из расположения основных сил армии не прекращались попытки соединиться с Людниковым и восстановить по берегу сплошной фронт, оттеснив врага от Волги в районе Мезенской улицы. Не раз казалось, что это вот-вот удастся. Правофланговые подразделения 95-й дивизии Горишного закрепились наконец на участке с бензобаками, их отделяли от «острова Людникова» всего несколько сотен метров. Но оттуда, с «острова», продвигаться навстречу не могли, не хватало сил.
В тот вечер полковнику Горишному была вновь подтверждена задача восстановить локтевую связь с правым соседом. Решение командующего армией на 19 ноября, уже занесенное в журнал боевых действий, гласило: «…Частью сил контратаковать противника и соединиться с 138 сд».
«Часть сил», имевшаяся в виду (и включавшая решительно все, что могло участвовать в дальнейших контратаках на этом участке), была, правда, невелика. За последние сутки дивизия Горишного потеряла убитыми и ранеными до четырехсот человек. К исходу дня три ее стрелковых полка насчитывали 212, 91 и 330 штыков, а приданный батальон 92-й бригады — 44. Немногим больше людей было в сводном полку, оставшемся от дивизии Смехотворова. Все эти части, естественно, могли действовать лишь мелкими боевыми группами, на что и делался упор.
Как всегда, мы старались дать малочисленной пехоте максимальную поддержку артиллерией. Существовал особый, изо дня в день корректируемый, план артиллерийского обеспечения действий 95-й дивизии по соединению со 138-й.
Совещание у командарма заканчивалось, когда позвонили из штаба фронта. Кто-то из оперативного управления предупреждал, что скоро будет передан телеграфом важный приказ.
Мы посмотрели друг на друга, и, наверное, с минуту все молчали. Таких предупреждений раньше не бывало. О чем мог быть приказ? Думаю, каждый из нас об этом уже догадывался, только не решался высказать свою догадку вслух: слишком горько было бы обмануться…
Молчание нарушил Кузьма Акимович Гуров. Взволнованно поднявшись с места, он сказал, что это должен быть приказ о переходе наших войск в контрнаступление.
Горячая убежденность члена Военного совета передалась и нам. Догадки превращались в уверенность. Я почувствовал, что тоже уже нисколько не сомневаюсь — важный приказ будет об этом, ни о чем другом!
Возбужденные, охваченные нетерпением, мы все перешли в соседний блиндаж узла связи. Около полуночи застучал наконец аппарат. Василий Иванович Чуйков стал читать прямо с ленты приказ командующего фронтом.
Не обмануло Гурова доброе предчувствие, оправдались наши надежды!
…В контрнаступление переходили три фронта: недавно вновь образованный Юго-Западный и Донской (пока своим правым крылом) — утром 19 ноября, а на следующий день — также и Сталинградский. Войска его левого крыла соединения 57-й и 51-й армий — наносили удар из района Сарпинских озер и должны были при поддержке 64-й армии двигаться оттуда, с юго-востока, на Калач, на соединение с войсками, наступающими с северо-запада, от Серафимовича, Иловлинской, Клетской. Замысел операции предусматривал прорыв и разгром флангов противника за Доном и между Доном и Волгой, окружение и расчленение неприятельских сил, притянутых к Сталинграду.
Не все это мы узнали сразу, в ту незабываемую ночь. Но и того, что узнали, было достаточно, чтобы понять: начинается нечто грандиозное, вряд ли сравнимое по масштабам, размаху, поставленным задачам с какими-либо другими операциями Красной Армии за почти полтора года войны. Вот что оно значило «праздник на нашей улице»!
То, чему предстояло теперь свершиться, как бы заново подводило итог сталинградским боям с самого их начала. Защитники Сталинграда всегда сознавали, что отстаивают не просто город, а тот последний, крайний рубеж, отойти с которого немыслимо. Это и давало людям силы держаться на поливаемой огнем, рассеченной на куски узкой полоске волжского берега. Эта сталинградская стойкость позволила Верховному Главнокомандованию собрать могучие силы дл разгрома зарвавшегося врага.
Мы всегда верили — придет в конце концов срок оттеснить, отбросить его от Волги. Теперь же практической боевой задачей советских войск становилось большее: не просто очистить волжские берега от фашистских захватчиков, а здесь и покончить с 6-й армией Паулюса, ликвидировать на месте всю группировку гитлеровского вермахта, проникшую в глубь России.
Позади было много ночей, когда никто на нашем КП не смыкал глаз, потому что с ходу вводилась в бой переправлявшаяся дивизия, назревал где-нибудь прорыв противника или оказывалась в критическом положении вся оборона. А в эту ночь стало не до сна от радостного волнения, от одной той мысли, что близится час, когда можно будет сказать: «Все-таки выстояли!» Армейские штабисты и политотдельцы спешно расходились по соединениям и частям.
Утро 19 ноября выдалось туманное. И берег, присыпанный уже снежком, и Волгу, на которой продолжала шуршать густая шуга, заволокло белесой мглой.
Нелетная погода обычно приносила сталинградцам облегчение, защищая от вражеских ударов с воздуха. Но сейчас она была некстати: наверняка мешала подняться в воздух нашим бомбардировщикам, которые должны были расчищать путь переходящим в наступление войскам. Да и для управления артподготовкой нужна хорошая видимость.
Туман не рассеивался почти до полудня. И все время думалось: а как там, на соседних фронтах? Смогли ли начать?.. Артподготовки мы не услышали. В ней участвовало небывалое количество орудий и минометов — около трех с половиной тысяч стволов, и длилась она целых 80 минут, но это происходило за десятки километров, а у нас отнюдь не царила тишина.
Только в 16 часов полковник Горохов сообщил, что у них в Спартановке слышен далекий орудийный гул на северо-западе. В воздухе давно уже прояснилось, нёбо было чистым, однако над Сталинградом фашистские самолеты не появлялись.
В остальном все пока шло как обычно. Четвертая с утра атака противника отражалась на «Баррикадах», у Людникова. Гитлеровцы пытались, но безуспешно, потеснить нас также на других участках. После новых ожесточенных схваток в районе береговых бензобаков положение там не изменилось: занимаемые позиции удерживались, а продвинуться дальше на соединение с Людниковым опять не удалось. К исходу дня в дивизии Горишного вместе с приданными ей частями насчитывалось 708 человек.
Ледоход совсем парализовал основную армейскую переправу. Только группе Горохова были доставлены ночью — впервые после значительного перерыва — 20 тонн боеприпасов и 12 тонн продовольствия. На «остров Людникова» попало из сброшенного самолетами 10 тысяч патронов.