. Новым было осуждение на самом деле весьма неквалифицированной критики КПСС, предпринятой в т. 1 группой авторов с позиций новоявленного российского антимарксизма. Однако главным итогом этих обсуждений было подтверждение худших опасений. 10-томник, как и 12-томник, носил сугубо ведомственный характер, участие в нем ряда сотрудников из других учреждений ничуть не меняло дела. Делами вершили военные консерваторы, они стремились сохранить старые легенды о войне, общенародной победой в войне оправдать сталинизм или, по крайней мере, притупить его критику.
О ГРК нужно судить и по содержанию «Военно-исторического журнала» 1989–1991 гг. (природа их одинакова), по проведенной МО СССР 19–20 апреля 1990 г. Всесоюзной научной конференции, посвященной 45-летию Победы. Ряд сообщений молодых историков был отмечен поиском истины. В целом же в залах ЦДСА царил дух охранительства. Многие авторы исходили из старого представления о том, что лишь положительные примеры могут быть «фактором воспитания и обучения». Как и аналогичные собрания 1975–1985 гг., конференция не внесла сколько-нибудь существенного вклада в науку, обошла молчанием главную проблему «сталинизм и война» и вопреки своему названию не отличалась новизной. ГРК должна принять на себя ответственность за недемократический характер всей работы над 10-томником. ИВИ пытался представить, что при обсуждении на его собраниях будущего издания будто бы «расцветают сто цветов». Однако в какой мере носители иных мнений могли влиять на формирование 10-томника? Как обеспечивались их авторские права? Почему так бедны публикации в прессе авторов 10-томника?
Совсем другое мы наблюдаем в ФРГ. В 1990 г. там была издана специальная книга «Вторая мировая война. Анализ. Принципы. Итоги исследования». Она содержит свыше 50 статей по различным темам, преимущественно политикоидеологическим, социально-этническим, военно-техническим, юридическим. В статьях отражены различные подходы и концепции. Одной из задач книги является «познакомить широкую общественность с результатами деятельности и позицией» авторского коллектива 10-томного издания «Германская империя и вторая мировая война» (Т. 1–6. 1979–1988), способствовать совершенствованию еще не изданных томов[182].
О руководстве советского 10-томника красноречиво говорят интервью и статьи С. Ахромеева, М. Моисеева, И. Шка-дова и других военных деятелей. Как правило, они выдержаны в консервативном стиле, категоричны, подчас грубы. Правда, по мнению Ахромеева, это не грубость, а резкость. Но Шкадов любые попытки разобраться в фальсификациях назвал «диверсиями». Ахромеев вложил в уста своих оппонентов то, что они никогда не произносили. Авторы интервью смело судили о вещах, далеких от их компетенции. Ахромеев вслед за «кратким курсом» писал о «построении основ социализма» в предвоенном СССР. Он отмечал «два течения» в советском обществе, однако, как они взаимодействовали, показать не сумел. Автору не удалось воспользоваться научными достижениями в оценке как раз этого периода истории. Он непрофессионально подходил к источникам. Эти авторы обнаружили слабое знакомство с новейшей советской и тем более зарубежной литературой о сталинизме, его сущности и конкретных проявлениях.
Об уровне руководства изданием нового многотомника говорит и то обстоятельство, что все критические выступления в прессе[183], на телевидении и радио прошли мимо ГРК. Ни один из доводов не был подвергнут анализу. Разумеется, нельзя полагать, что все члены ГРК, все военные историки сплошь дисквалифицированы «школой» трапезниковых-жилиных. Серьезным предупреждением организаторам «нового» многотомника должно послужить выступление руководителя редколлегии «Советской военной энциклопедии» Ю. Кирши-на. Он осудил «спешку», допущенную при ее подготовке, чем он объяснил «недостаточно научный уровень» ряда статей энциклопедии. В ГРК «по должности» были представлены директора ряда институтов АН СССР. Можно предположить, что они видели бесперспективность издания и собственную неспособность изменить что-либо. Однако по извечному оппортунизму нашей АН они оставались в ГРК. Лишь в августе 1991 г. заявил о своем выходе из нее Арбатов, хотя он задолго до того прекрасно понимал двусмысленность своего положения в этой комиссии. В прессе широко отражено отстранение Волкогонова от руководства ИВИ. На первый план выдвигаются его идейно-политические позиции. Естественно, без четких позиций в политике и методологии нет историка. Но в этом случае более правомерно говорить о некоем потребительском отношении к науке. План 10-томника еще 17 сентября 1987 г. был подвергнут резкой критике в отделении истории АН. Уже в 1988 г. новый начальник ИВИ признал в нескольких своих выступлениях в прессе и необоснованность сроков издания, и отсутствие необходимых кадров, документов. В 1990 г., готовясь стать членом АН СССР, хотя и с некоторыми оговорками, он признал справедливым письмо трех историков о несостоятельности 10-томника. И тем не менее продолжал «состоять в должности». Впрочем, дело здесь не в том или ином начальнике ИВИ. 10-томник был обречен, не успев родиться.
Савушкин заметил, что 10-томник «опережал» советское обществоведение и вынужден «опираться на недостаточно проверенные гипотезы». Но он наивно считал уже «вложенные средства аргументом за продолжение работы» над многотом-ником. В беседе с одним из авторов этих строк в марте 1991 г. Д. Язов в защиту идеи 10-томника сослался лишь на авторитет политбюро ЦК КПСС, даже не пытаясь привести какие-либо доказательства. В науке давно апробирована такая последовательность: монографии, очерки, популярные работы по наименее изученным темам, публикация документов, воспоминаний, разработка концепции и проспекта многотомной истории. И лишь потом — ее издание. Волкогонов же обещал в фантастически сжатые сроки произвести огромный труд по одному из сложнейших разделов науки, фактически не имея ни должного научного руководства, ни достаточно подготовленных исследователей, на ходу разыскивая необходимые документы и осваивая их, создавая концепцию, анализируя громадную зарубежную литературу. И все это в условиях далеко еще не преодоленной авторитарности мышления и руководителей, и исполнителей. Что касается народа, имя которого вынесено в заглавие издания, то ему нужно не ретушированное переиздание провалившегося 12-томника, а хорошие честные книги небольшого объема по самым актуальным темам.
Впрочем, слышны и другие голоса. Э. П. Бройде-Треппер писал о «вылазках неофашистов, сталинских реваншистов», «зарезавших правдивую историю войны», написанную под руководством Волкогонова. Речь шла о рукописи первых томов 10-томника. Ее, однако, критиковали не только с консервативных, но и научных позиций. Один из соавторов нашего коллективного письма в «Известия» (19 ноября 1990) — мы предлагали начать дело не с 10-томника, а с очерков, — В. Кулиш ныне пересмотрел свои взгляды. Создатели упомянутой рукописи, по его мнению, будто бы «сумели подняться до научного анализа». На Кулиша, очевидно, произвел впечатление тот факт, что группу Волкогонова секретари ЦК и маршалы обвинили в «антипартийности, клевете на коммунистов… приукрашивании немецкого вермахта, непатриотиз-ме». Но этого факта слишком мало, чтобы объявить «обвиняемого» специалистом[184].
Многотомник не состоялся. Лишь в конце 1995 г. взамен его Министерство обороны и РАН издали первую (из намеченных четырех) книгу очерков. Ее нельзя оценить однозначно. Конечно, официальные историки сделали шаг вперед. Однако очерки — это скорее пересказ упомянутого выше 12-томника, особенно в том, что касается разделов об экономике и дипломатии СССР.
Авторы обещали новые документы, выводы. На деле же они привлекли лишь некоторые, но далеко не все достижения отечественных и зарубежных ученых. Они отказались от дискуссии по давно решенному вопросу о характере фашистской войны против СССР; воздержались от мифа о «первом полководце» и даже продолжили критику действий и суждений Жукова; приняли наши замечания о сборнике «Гриф секретности снят» (о потерях РККА); поддержали тезис о том, что многие акции противника были неожиданными для советского руководства и после 1941 г.; привели дополнительные доводы против суждения ряда маршалов о том, что многие поражения армии произошли по экономическим причинам; повторили известные выводы о неспособности РККА 22 июня и наступать, и обороняться, о Московской битве как начале перелома в ходе мировой войны; подтвердили мнение о том, что приказ № 227 не вносил ничего принципиально нового по сравнению с приказом № 270 (заградотряды, расстрелы без суда и следствия применялись и в 1941 г.). Но, заявив, что они «опираются на плечи предшественников», авторы не назвали ни одного из них, фактически посягнули на их приоритет.
Очерки отличаются противоречивостью суждений. Так, в одном из них говорится об исключительной власти Сталина, «единолично управлявшего всеми Вооруженными Силами страны», в другом — о власти «нескольких лиц», «номенклатуры» и даже «партии». Пишут о преимуществах авторитаризма и приводят многие факты, свидетельствующие о его вреде. Довольно часто признают пороки сталинистского руководства войной, пишут даже о преступлениях Сталина, но воздерживаются от общего научного, критического анализа проявлений сталинизма в военных вопросах. Авторы вскользь отмечают «неспособность и неготовность маршалов и генералов противостоять диктаторскому авторитету Сталина», приводят вопиющие факты их безответственности, и в то же время выдвигают на первый план вину именно политиков.
Не освободились авторы и от попыток смягчить пороки сталинского руководства. Так, явный провал сталинской дипломатии и стратегии в 1941 г. назван неким «структурным кризисом военно-политической системы СССР», откровенный авантюризм часто выступает под видом «излишне оптимистической» оценки обстановки, «самонадеянности», «переоценки возможностей». Порой авторы даже открыто оправдывают жестокость, противоправные приказы Сталина и его порученцев, находят нечто положительное в сталинских «чистках». Противоречива периодизация истории войны. Основу ее составляет тезис Сталина о «коренном переломе». Историки, однако, по-разному трактуют его временные границы. Некоторые даже относят захват стратегической инициативы лишь к 1945 г. По-разному оценивается значение наступательной фазы Московской битвы. Противоречивы суждения о роли ленд-лиза в достижении общей победы.